Живые и прочие (41 лучший рассказ 2009 года) - Касьян Елена "Pristalnaya" - Страница 27

— Говорят, там хорошо, где нас нет…

— А вот в Китае на этот счет иначе говорят. У нас притча такая есть. Однажды Бог решил попутешествовать и отправился в Корею. Там люди на улице поймали его, приняв за обычного ангела, зажарили и съели. И Бога не стало. А когда он родился вновь, вместе с ним родилась заповедь: «Не спеши туда, где тебя нет. Подумай, вдруг тебя там действительно нет?»

— Глубокого смысла не понял, — улыбнулся Михаил, — но вывод ясен: у всех свои проблемы.

— Так вы как раз и поняли самый глубокий смысл! — обрадовался китаец. — Здесь у всех постоянно проблемы. Соответственно, в этой жизни нет никаких гарантий. Хотя, с другой стороны, и цена этой жизни… Да, в общем, проблемы — известный глюк этого мира.

— Глюк?

— Ну, в смысле баг. Короче говоря, здесь проблемы — это норма. А проблемы — постоянно, так что мир нормальный.

— Да уж, нормальный… — вздохнул Михаил. — Чем такой нормальный, лучше бы какой-нибудь оригинальный, где проблем нет.

— Да, в оригинальном так, — согласился китаец. — Оригинал без проблем работает… Эй, что с вами?

Михаил застыл, уставившись на последний монитор. На нем было видно, как у входа на терминал стоит, изучая расписание электричек, он же, Михаил! В этой же одежде. Со звездой на щеке. В руке коробка с изображением подводной лодки.

— Это… С камеры? — пробормотал Михаил.

— С камеры, с камеры, — засуетился китаец, нажал какую-то кнопку под столом, и изображение погасло. — Только искажения сильные. Я же говорю, дрянь техника! Делаем понемногу, доводим до ума, но пока — дрянь. Ну, если больше ничего покупать не будете, разрешите пожелать вам счастья в Новом году! А мне, с вашего позволения, работать надо. Всего хорошего!

Михаил ушел. Китаец некоторое время посидел в задумчивости, а потом проворчал себе под нос:

— Оригинальный мир… Оригинальный мир… Делаем мало-мало. Сделаем и оригинальный…

Одна из досок в стене халабуды слегка отодвинулась в сторону, и в помещение заглянула собачья морда.

Хозяин лавки почесал в затылке.

— Сделаем и получше, чем у оригинального производителя…

Пес строго тявкнул.

Китаец вздрогнул, обернулся.

— Ну, это чисто для внутреннего рынка! — поспешно добавил он.

Саёшка Тикики

НИГДЕТСТВО

Гриб прилип, отлип, стоп

Отбиваешь от груди мячик: тебя зовут — Юра! Коля! Миша! Придурок! Лёша! Валера! Сабжа! — на слове «сабжа» все вздрагивают. Мячик отбит на автомате. Теперь тебе выберут имя пообиднее.

Московские прятки от обычных отличаются тем, что ты поворачиваешься ко всем спиной, и тебя по ней кто-нибудь бьет. Теперь ты должен угадать, кто это сделал. «Я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я!» — кричат наперебой и тычут в себя большими пальцами. Кто-нибудь, например, помалкивает. Ты давно уже знаешь, что это для отвода глаз: скорее всего, не он. Ты делаешь предположение. Оказалось, как раз таки он: положите вещь, которую хотите спрятать, на видное место. Теперь тебе нужно бежать вокруг дома — чем быстрее его обежишь, тем меньше времени останется им, чтобы спрятаться. Идешь шагом. Можно схалтурить — подглянуть из-за угла. Но если тебя слишком долго не будет, это вызовет подозрения. За домом грядки, объеденные вишни, аккуратно, не споткнись о водосточную трубу.

Из подвала пахнет сырой каменной пылью. Там сидит дядя Молодя, у него солидол и паяльник, у него водка в граненом стакане, тельняшка и голые девушки на стенах. Дядя давно уже дедушка, такая вот вечная володость. Он называет всех «суткин ты кот», для связки слов использует оборот «забодай тебя комар» и запрещает обносить виноградники.

Ты монах в синих штанах, на лбу шишка, и мертвая мышь в кармане гниет, теперь никто никого не найдет, тебя послали по синей дорожке на одной ножке, ибо тебе позарез нужен цвет, которого нет в ассортименте, и ты прыгаешь нелепым циркулем, раздумывая о том, что вокруг юго-север.

Пока девчонки разрывают стебли одуванчиков на волокна и делают что-то вроде шиньонов, опуская их в дождевую воду и наблюдая, как они скручиваются в тугие спирали, ты с помощью увеличительного стекла фокусируешь солнечные лучи на муравейнике. Я, мы — ямы. Без номеров. Бездна миров.

Ты сидишь на орешнике, выведенный из игры в выбивалу. Выше земли, я в домике. Христик толкает Нельку, скорее всего, не нарочно, она падает с качелей, и те догоняют ее сзади. Море волнуется три, рекламная фигура на месте замри. Разбойников в наших краях больше нет, всех извели: казачья станица как-никак. Хозяин голубятни умер, и она опустела, — а ведь раньше он частенько показывал через сетку белого голубя или снесенное им яичко. И говорил, что корочки от болячек очень вкусны, если насобирать много и зажарить в масле. Как, играя в «крокодила», показать жестами загаданный тебе «график»? Надо просто очертить воротник, горделиво выпрямившись, и икнуть. Тили-тили-тесто, скандируют друзья, и оркестр играет «Yesterday», поздравьте друг друга, мама торжественно крепится, ты движешься невпопад, и расписываешься неловко, и любимую целуешь как-то вскользь.

Гриб прилип, отлип, стоп.

Сердце двора

— Поца, приколитесь, Котя сёдня трубу ебал. Котя, покажи как!

— Пошел ты.

— Ну покажи-и-и, покажи!

— Да вот так и ебал! — Рома вскочил с лавочки, схватился обеими руками за столб и подвигал тазом в его сторону. — Ах, ах, ах.

— Котя голубой, — засмеялась Снежана. — Он когда вырастет, женится на мужике и заставит его рожать.

Котька вспыхнул, губы его задергались, и, чтобы не разреветься, он плюнул в Снежану. Попал ей прямо на кроссовку.

— Дурак! — закричала Снежана и побежала к дому.

Котя долго смотрел, как ее желтая футболка мелькает в окошках подъезда. Третий этаж, четвертый… Сейчас приведет бабушку, и та начнет ругаться, объяснять, что Снежана девочка и ее нельзя обижать. И не поверит, если рассказать, что эта самая девочка только что наговорила тут.

Рома, Надя и Лёша, притихнув, болтали ногами и переглядывались улыбками.

— Вот тебе попадет сейчас, Котя, — сказала Надя. — Снежанкина бабушка такая злая.

— Давайте смотаемся?

— Давайте.

Когда заплаканная Снежана появилась с бабушкой, на синей лавочке, усыпанной лепестками облетающей вишни, никого уже не было.

— Вчера Галаголь опять выходила. Прикиньте, мы закричали ей: «Дважды два!», она повернулась и, как обычно, стала крестить воздух, а потом вдруг заорала: «Будьте прокляты, кто вас высрал!», а Денис испугался, заплакал и убежал домой.

— Вообще-е-е. И чё, она теперь кричит: «Будьте прокляты»?

— Да, всем кричит. Совсем с ума сошла.

— Почему Галаголь?

— У нее фамилия такая. В первом подъезде живет. И в списке есть.

— Пойдемте посмотрим?

— Попёрли.

Список жильцов очень старый. Фамилии выведены краской кирпичного цвета. Напротив квартиры шесть написано: «Галаголь О. Ф.». Она тут живет давно. Тощая старуха, волосы бубликом. Написала заявление управдому, вокруг мусорников раскидали куски отравленного мяса, и почти все собаки подохли. И Чара, и Альфа, и даже Трахунья. Трахунью хоть и не любили (ее погладишь, а она тут же лапы на плечи кладет и трахать начинает, Котька трубу точно так же), все равно было жалко. А Тяпу мы сами выходили. И щенков ее выходили — кормили, в коробке держали, старые вещи из дома выносили, чтобы щенкам спать было удобно. Галаголь видели только издалека и очень редко, она почти не выходила из квартиры. Близко подходить было страшно.

— У нее, говорят, такой почерк красивый. Тетя Зоя видела заявление. И не скажешь, что она сумасшедшая.

— Тихо! Кто-то идет!

По лестнице спускалась сама Галаголь, безглазая смерть.

— Пошли вон отсюда! — злобно рявкнула она.

Мы вылетели из подъезда и побежали кто куда, забыв прокричать «дважды два».

Сердце двора бешено колотилось.