Красный реванш - Максимушкин Андрей Владимирович - Страница 51

Вечером тщательно выбритый и переодевшийся Стас ужинал в небольшом уютном ресторанчике невдалеке от Старой Крепости. Уютный зал, настоящие восковые свечи в тяжелой бронзовой люстре, хорошая кухня, самое лучшее место, чтоб спокойно насладиться ароматной нежной бараниной под кислым соусом, запивая ее легким местным вином. Ресторанчик, видимо, жил за счет туристов, центр города, заметная вывеска, вежливый расторопный персонал, правда, и цены рассчитаны на туристов, но Стас мог себе позволить изредка здесь ужинать. Зима, эмбарго, туристический бизнес переживает не лучшие времена. Наверное, раньше ресторанчик не жаловался на недостаток посетителей, но сегодня людей было мало. За соседним столиком расположилась группа французов. Чуть подальше, через два столика, у окна сидела парочка студентов, разговаривавшая по-немецки. Вот и все. Остальные посетители были местными.

Утолив голод, Стас, медленно потягивая янтарное вино из высокого хрустального бокала, откинулся на спинку стула. Хорошо. Главное, тихо, спокойно, в воздухе витает непередаваемая волнующая атмосфера старого Белграда. Большого, шумного, но в то же время такого домашнего и уютного города. По сравнению с Москвой Белград выигрывал. Главное, он спокойнее, медленнее, благороднее, нет вечной спешки, постоянной гонки за временем. На улицах меньше машин, меньше рекламы и навязчивого неона.

Только сейчас Стас понял, что он любит Сербию. Прекрасную страну, где зимой мало снега, где люди доброжелательны и в то же время горды и независимы, где время течет спокойно, но, с другой стороны, не теряется связь со стремительным энергичным XX веком. Это не бурно развивающийся, стремящийся в пятилетку обогнать весь мир Советский Союз, и не застывшая в вечной бессмысленности противоборства Инь и Янь Азия. Это нормальная европейская страна. Белград нормальный европейский город вроде Петербурга или Ревеля. Просто здесь немного по-другому относятся к времени – не человек для часов, но часы для человека. Может, люди живут здесь не так хорошо, как в СССР, но и не особо бедствуют. В бывшем соцлагере живут гораздо хуже.

Глава 17

Сигнал атаки. 1991 г.

За окном шумела вечерняя московская улица. Светили фарами машины, по тротуарам двигались люди, на углу кучковались подростки. Обычный августовский вечер, словно и не шумел в паре километров отсюда стихийный митинг у здания Верховного Совета РСФСР, словно в Москву не вводились войска, словно на страну не свалилось, словно снег на голову, неизвестно откуда взявшееся ГКЧП. Павел Шумилов резко задернул занавеску и повернулся к товарищам.

– Что скажете, Павел Николаевич? – обратился к нему хозяин квартиры, полковник Дмитрий Иннокентьевич Тихомиров. Занимавший значительный пост в Министерстве обороны Тихомиров почти с самого начала активно участвовал в заговоре. Сегодня, ближе к вечеру, Бугров, Строгов и Шумилов перебрались из гостиницы к нему. Благо, полковник, не дожидаясь событий, отправил свою семью на дачу. Днем заговорщики носились по городу, пытались прощупать обстановку, выяснить реальное положение вещей, а сейчас собрались вместе.

– Черт его знает! – коротко откликнулся Шумилов и нервно провел ладонью по подбородку. Владимир Строгов на мгновенье отвлекся от томика Виктора Конецкого и с интересом посмотрел на Тихомирова.

– Вы же в министерстве не последний человек, должны знать.

– Увы. Никто ничего не знает, никто ничего не понимает. Сегодня утром Лещев собрал командующих и посоветовал проявлять спокойствие. И больше ни слова. Какая моча им в голову ударила?

– Что с армией? – тихим успокаивающим тоном поинтересовался Шумилов.

– Разброд, – понизил тон Дмитрий Иннокентьевич, – вроде Положение объявили, а никаких распоряжений, никаких команд. Секретные пакеты никто не вскрывал, солдаты в казармах. И самое интересное, есть негласное распоряжение не предпринимать активных действий и не поддаваться на провокации.

– Хренотень полнейшая, – пробасил из стоявшего в углу кресла Бугров, – так не делается. Так не бывает.

– Думаешь, провокация? – с надеждой в голосе поинтересовался Строгов.

– Может быть. А скорее всего обычная тупость. Там же одни старые придурки. Твои-то что говорят?

– А с моими не так просто. Отмечается сильная активность «наших друзей» из списков. Наружка Докладывает о постоянных контактах с иностранцами. Некоторые зарубежные коллеги в гражданском не вылезают из штабов наших «борцов против тоталитаризма».

– Плохо, – констатировал Тихомиров. Остальные молча согласились с этим коротким и емким словом. Уже все было готово к перехвату власти из рук Горбункова. Все задействованные в перевороте люди получили четкие инструкции и находились в нужных местах. Витебская дивизия КГБ была готова занять Ленинград. 232-я мотострелковая дивизия, правдами и неправдами застрявшая в Подмосковье, могла в считаные часы развернуться и двинуться в столицу. В КГБ и МВД молодые и не очень, но энергичные офицеры-патриоты были готовы нейтрализовать своих неблагонадежных коллег, изолировать опасных агентов влияния. По основному плану сегодня вечером в эфире должны были прозвучать два слова: «Зеленый свисток». А завтра утром, 20 августа 1991 года, Советский Союз проснулся бы с новым правительством. Но накануне ночью буквально из ничего возник ГКЧП с вице-президентом во главе. То, чего заговорщики не предусмотрели.

– А Моссовет перешел на сторону Ельцова, – заметил Строгов, – в Ленинграде очередная революция, Собакевич и Ленсовет «Аврору» заряжают.

– В регионах полный бордель, – поддержал его Тихомиров, – и красные, и белые, и голубые с зелеными. Только в Литве армия пытается порядок наводить.

– А наши путчисты и не чешутся, – продолжил Шумилов.

– Паша, где ты такое выражение нашел? – поинтересовался Бугров.

– В какой-то листовке встретил. Ельцов так их называет. Он же вроде объявил себя президентом, а кто против – тот путчист.

– Понятно, – протянул генерал и задумчиво уставился в потолок. В комнате повисла тяжелая гнетущая тишина. Слышно было, как трещит лампочка в люстре и как жужжит муха на оконном стекле. Минуты убегали одна за другой. Уже был вечер, а решение еще не принято. Владимир Строгов крутил в руках сигарету, Арсений изучал потолок, никто не мог сказать, что делать дальше? Тишину разорвал звонок телефона, Дмитрий Иннокентьевич рванулся к аппарату.

– Алло, слушаю. Ну, все, – наконец объявил он во всеуслышание, положив трубку, – у Дома советов появились солдаты с приказом охранять митинг и объект.

– Кто?! – в один голос кинулись на него все заговорщики.

– Десантники. Сразу два приказа от Галкина и от Коршуна. Правда, демонстранты их за баррикады пока не пропустили. Боятся провокации.

– Солдаты с контрреволюционерами. Мать твою! Гражданская война начинается, – Шумилов грохнул кулаком по подоконнику.

– Нет, ничего не начинается. Все нормально, – весело, с блеском в глазах, заявил Строгов. – Это же просто разведка боем.

– Ты думаешь? – с надеждой в голосе спросил Бугров, повернувшись к Володе.

– Да. Именно так. Нас так учили недовольных в Африке выявлять. Слышали, сегодня Жигулевского с митинга на Манежной выгнали?

– Точно! Ну заразы! Уроды недоношенные! – с чувством выругался Шумилов. Он начал понимать, к чему клонит Володя.

– Так что, товарищи, свистим? – медленно, пробуя слова на вкус, произнес Арсений Бугров.

– Действуем. И против Кремля, и против Дома советов. – С этими словами Тихомиров поднялся с дивана и извлек из шифоньера обычную армейскую рацию. Минут пять ушло на включение и настройку. Наконец Тихомиров надел наушники и, оглянувшись на стоящих рядом товарищей, выдал в эфир короткий сигнал: «Зеленый свисток». Затем продублировал его на двух других частотах. Строгов, в свою очередь, снял трубку телефона и набрал номер.

– Алло. Добрый вечер. Примите зеленый свисток, пожалуйста. Спасибо. – Затем нажал на рычаг и набрал новый номер: – Сигнал к атаке – зеленый свисток.