Охота на героя - Аренев Владимир - Страница 3

Больше всего Граттон опасался шторма. Как он однажды признался Эльтдону, сильный шторм просто швырнет насекомое с пассажирами в волны, а уж там-то найдутся охотники полакомиться диковинным угощением. Астролог промолчал, но на ум ему внезапно пришла эльфийская поговорка: «Не говори „лихо“, а то отзовется».

Горизонт на востоке очертился слабой серой полосой. Эльф молча тронул гнома за локоть и указал рукой туда, где появилась эта полоска. Летун посмотрел, рывком обернулся и проорал, перекрикивая гул ветра: «Сколько нам еще до земли по твоим подсчетам?»

Каждую ночь астролог всматривался в звездные огоньки на черном бархате неба и пытался определить расстояние до Срединного континента. Вчера ему показалось, что послезавтра, то бишь уже завтра, они будут у берегов. Дай-то Создатель!

Серая полоса расширялась, наливаясь грозной силой.

— Полдня! — прокричал эльф. — Что это?

— Шторм, — не оборачиваясь ответил Граттон.

— Уйдем?

— Не знаю, — махнул рукой гном. — Всяко может статься.

Он начал заворачивать стрекозу, и теперь полоска виднелась за их спинами, а Эльтдону приходилось оборачиваться, чтобы рассмотреть ее. Он и оборачивался, пока края этой мрачной ленты не разрослись, появившись с обоих боков и перекрашивая небо в серый цвет.

Когда весь небосвод из бело-голубого стал пепельным, а потом — черным, эльф понял, что от бури им не уйти. Просто не успеют они долететь до желанного берега, бесстрастно ждущего где-то недалеко, примерно в часе лета

— в часе, которого у путешественников уже не оставалось.

Злорадным смехом пророкотал гром, роняя первые капли дождя. Стрекоза вздрогнула и, повинуясь инстинкту, начала снижаться к воде.

Еще минут пятнадцать она пыталась удерживать высоту, но все новые и новые капли нещадно молотили по перепончатым крыльям. Граттон, стараясь максимально уменьшить вес груза, принялся сбрасывать за борт почти все, что у них было. Тюки с продовольствием, лекарствами, одеждой падали в бушующие, налившиеся злобной тьмой волны; один развязался, и книжка тэнгаров поплыла белым мотыльком, чтобы вскорости пойти ко дну. Меганеврер проводил ее взглядом и отчаянно выругался, продолжая сбрасывать вещи.

Это помогло, но ненадолго. Тогда Граттон обернулся к эльфу и прокричал сквозь усиливающийся шум ветра:

— Ты помнишь, как ее посадить?

— Да, — ответил Эльтдон. — А что?..

Гном сунул тарр ему в руки, выхватил нож, полоснул по веревкам, привязывавшим Граттона к насекомому, и спрыгнул в воду:

— Встретимся на берегу!

Астролог дернулся, чтобы остановить стрекозу, повернуть назад и подобрать летуна, но та, внезапно освободившись от лишнего груза, почти восстановила прежние высоту и скорость. Возвращаться было поздно. Только в ушах эхом, волнами билось: «…на берегу, берегу, берегу…»

На сей раз меганевра держалась долго, но непогода оказалась сильней.

Намного. Мощный порыв ветра швырнул насекомое в волны, и оно распласталось на поверхности, раскинув полупрозрачные крылья и бесцельно ударяя ими по воде. Эльтдону очень не хотелось покидать меганевру и плыть дальше самому, но он понимал, что каждое движение стрекозы лишь привлекает все больше внимания со стороны морских хищников, встречи с которыми эльф отнюдь не жаждал.

Он разрезал веревки, стянул с себя одежду, оставив только нижнее белье, нож и тарр, достаточно легкий и острый, чтобы им можно было при необходимости отбиваться от каких-нибудь тварей… если от этих тварей вообще возможно будет отбиться.

Эльтдон уже успел отплыть довольно далеко, когда стрекоза сзади заплескалась особенно сильно — астролог обернулся. Рассекая волны спинным плавником, к насекомому приближалась громадная акула. Если бы она раскрыла пасть, то самый высокий эльф смог бы встать там в полный рост и острые зубы рыбины даже не задели бы его волос. Тварь влажно поблескивала темной, как грозовое небо, шкурой и неспешно подбиралась к жертве. Потом вдруг акула рванула вперед, буквально пролетев оставшееся до стрекозы расстояние, и, перевернувшись на спину, просто проглотила меганевру. И — нырнула, взметнув к небесам остроконечный серп хвостового плавника.

Волна, пущенная рыбиной, медленно вздыбилась и ринулась к Эльтдону. Его накрыло полупрозрачной зеленоватой крышкой морского сундука и рвануло куда-то вниз, потом вверх, потом — снова вниз и так швыряло, пока он не потерял сознание.

В голове зажглись и погасли звезды.

«Вот так вот, — с горечью подумал Одмассэн. — И верь после этого мудрецам, пусть даже и всезнающим. Как же, „двадцать лет“! Держи карман шире! Слава Создателю, хоть один ткарн таки не появлялись. Эх, да лучше б им и вовсе не пропадать, тварям поганым, чем пропасть и возникнуть сейчас такими».

Вот уже ткарн, как льдистые змеи снова, вопреки обещаниям усопшего Ворнхольда, появились у селения. Но теперь они стали вдвое свирепей, чем раньше.

А недавно выяснилось, что это не единственное их отличие от прежних тварей.

Горяне всегда ждали Теплыня как избавления, как отдушины. Ждали они его и в этот ткарн. Дождались.

Змеи и не думали отправляться наверх и залегать в спячку. Их не пугала жара, пресмыкающиеся просто перелиняли и продолжали преспокойно охотиться на альвов. Вот так-то! Вот и верь после этого мудрецам…

Уже смеркалось, и Одинокий, как обычно, обходил входы, проверяя, все ли в порядке у стражников. Около одной из дверей Одмассэн повстречал девушку ткарнов двадцати, которая оживленно переговаривалась с пожилой седой женщиной, судя по всему — ее матерью: тот же курносый нос, большие темные глаза, тонкогубый рот и ямочки на щеках.

— Что стряслось? — спросил вэйлорн, подозвав к себе стражника.

— Беда, — ответил тот. — Сын этой женщины, брат девушки ушел днем из селения. И до сих пор не вернулся.

Женщина, видимо, была в чем-то не согласна с дочерью. Оттолкнув ее, она направилась к дверце выхода, уже запертой воинами на два мощных засова.

— Стой! — окликнул Одмассэн. — Как тебя зовут?

— Кирра. Кирра меня зовут. А с тех пор, как два ткарна назад ты увел моего мужа бороться со змеями, посуливши вечное от них избавление, — она окинула вэйлорна взглядом, полным злости и отчаяния, — с тех пор к моему имени прибавилось еще одно. Теперь я Кирра Вдовая.

— Как зовут мальчика? — Одмассэн знал, что в его голосе она не услышит ничего из накопившегося в душе вэйлорна. Просто потому что, как казалось Одинокому, там уже давно пусто.

— Хилгод, — с вызовом ответила женщина. — Как отца.

— Хорошее имя, — кивнул вэйлорн. — Иди спать и уведи с собой дочь. Завтра я отправлюсь на поиски — мальчик, вероятно, заблудился.

— Завтра? — прошипела она. — А ты не боишься, что завтра может оказаться слишком поздно?

— Боюсь, — признался Одмассэн. — Но сейчас его все равно не сыскать. Иди домой и успокой дочь. Она-то у тебя здесь, и ты нужна ей.

— Надолго ли? — с горечью спросила Вдовая, обнимая девушку. — Когда-нибудь ты захочешь и ее отобрать у меня, не так ли, вэйлорн? Молчишь? Молчи. И знай — ее я тебе никогда не отдам. Слышишь?! Никогда!

Девушка обняла мать за плечи и увела ее, водночасье присмиревшую и постаревшую.

Одинокий подошел к решетке, закрывавшей вход, и прислонился лбом к холодному металлу. Снаружи метался ветер, в своем величественном безумии хаотично швыряя и кружа снежную пыль. Где-то там был неизвестный Хилгод, где-то там, среди темных сугробов и острых камней, где-то…

Вдруг вдали вспыхнул и замигал кроваво-красный огонек, как будто там билось чье-то сердце и он вспыхивал в такт биению.

Одмассэн молча стал снимать засовы с ворот.

Он был.

Осознание этого пришло к нему неожиданно. Как… удар беспощадной секиры, отсекшей его от самого себя, а потом убившей его большую часть.

Но теперь он был не просто он. Теперь в нем находился кто-то еще (или он находился в ком-то еще — все зависело от того, кем именно он был).