Корабль Древних - Макоули Пол Дж. - Страница 23

Луп не стал сразу отвечать на вопрос. Вместо этого он сделал знак своим помощницам. Одна из девушек, присев рядом, вновь наполнила пиалу чаем, другая поднесла сосуд к его губам. Старик выпил весь чай, вытер ладонью накрашенные губы и произнес:

— Наш народ всегда находился в услужении, господин. Мы пришли в мир, чтобы служить другим и доставлять радость. И пусть наша раса относится к низшему порядку, природа наших занятий взывает к самому высокому. И пусть нас можно считать побирушками, которые за несколько жалких монет пляшут, кривляются и продают свою любовь, но наша награда — не деньги, а то удовольствие, которое получает клиент. Мы — люди простые, и нам не нужны деньги, разве только на ткань, проволоку и дешевые побрякушки для наших костюмов. Твой друг разглядывает все это барахло и удивляется, что я называю себя бедняком среди подобных богатств. — (Элифас поднял тронутую плесенью шляпу, сплошь покрытую серебряной вышивкой, и скорчил гримасу). — Но все эти ценности, — продолжал Луп, — подношения благодарных клиентов. Мы храним их из сентиментальных побуждений, а не из скупости. Мы — люди простые, и все же нам удается выживать дольше, чем любой другой расе. Возможно, мы слишком примитивны и просто не можем понять, как надо меняться. Но мы помним. В этом еще одно наше достоинство. Мы помним людей твоей расы, господин. Помним их величие и доброту. Они ушли уже очень давно, но мы их не забыли.

Йама подался вперед, впившись взглядом в лицо мрачного слепца.

— И люди моей расы все еще здесь, в этом мире? — с трепетом спросил он.

— Во Дворце их нет, господин. Потому-то мы всегда полагали, что и в мире их уже не осталось. А как же иначе? Они же были Строителями, и тут их дом. В свое время отсюда они повелевали миром. И если теперь их здесь нет, значит, нет нигде.

— Может быть, теперь не их время? Может быть, они выродились?

Луп покачал головой:

— Ах, господин, как ты меня мучаешь! Ты же понимаешь, я не могу рассуждать о таких вещах. Мы знаем Дворец, немножко знаем Из, но мир — это нечто совсем нам чуждое.

— Значит, они не в Изе, — заключил Йама. Он и раньше об этом догадывался, просто все еще не хотел верить. — Ты думаешь, они могут вернуться?

Луп начал рассказывать:

— Семнадцать лет назад ко мне явился отшельник и сообщил, что ты будешь искать помощи у людей моей расы. И вот ты здесь. Значит, можно сказать, что ваш народ вернулся.

Семнадцать лет назад Йаму нашли на реке. Младенец лежал на груди мертвой женщины в белой лодке. На мгновение Йаму охватил такой трепет, что от волнения он не мог произнести ни слова. Он коснулся монеты, висящей на ремешке у него под рубашкой. В самом начале своих приключений он получил ее от отшельника в Эолисе. Дирив сказала, что тот человек принадлежал к его собственной расе.

Наконец он спросил:

— Как он выглядел? Немой и все лицо в шрамах?

— У него был низкий, но мягкий голос. А как он выглядел, не мне судить, господин. Я и тогда был так же слеп, как сейчас. Стояла глубокая ночь, и все наши, кто не работал, спали. Он мне сказал, что однажды, незадолго до конца света, к нам придет Строитель и будет искать помощи у людей моей расы. Он сообщил мне, когда и откуда ты придешь. Мои люди уже сто дней наблюдают за доками. Я думал, что ты так и не появишься. Но ты здесь.

— Я пришел по дороге, а не по реке.

— Но все же ты — Дитя Реки, и конец света уже совсем близко. С тех пор как власть ушла из рук иерархов, департаменты постоянно воюют друг с другом, а теперь один из них угрожает уничтожением остальным во имя победы над еретиками. Если он победит, то воцарится тирания, этот Департамент будет держать в кулаке весь мир, утверждая, что правит во имя Хранителей, но на самом деле соблюдая лишь собственные интересы. Я очень давно этого опасался, господин, но теперь уверен. Теперь я уверен! Я счастлив, что эти ужасные времена будут последними!

Затянутые туманной дымкой глаза налились слезами. Магон тихонько поднялся с кровати и умелыми длинными пальцами вытер слезы, бегущие по нарумяненным щекам учителя.

— Это правда, — сказал игрок, в упор глядя на Йаму. — Все, что говорит Луп, — правда. Он помнит больше, чем кто-либо другой. Потому-то он — наш властелин.

Луп овладел собой и произнес:

— Я плачу от радости, господин. От радости, что ты наконец вернулся. Теперь мы придумаем новые песни и танцы об этой чудесной минуте.

— Я понимаю, — пробормотал Йама, хотя на самом деле ему казалось, что он влез в самую серцевину какого-то мифа. Рассказ Лупа вызвал сотни вопросов, которые вихрем проносились в его голове. Кто был этот отшельник? Тот ли, который дал ему древнюю монету? И в первую очередь: почему младенцем его отправили плыть по реке?

— Я благодарю тебя за гостеприимство, — сказал Йама. — И за помощь. Но ты ведь понимаешь, я не могу здесь остаться.

Тут вмешался Магон:

— Луп, у них проблемы с одним из этих увядающих цветов. Я уже говорил им, что нечего об этом беспокоиться.

— Прости моего слугу, — смиренно проговорил Луп. — Он молод и полон энтузиазма. Но он действует из лучших побуждений. Если у тебя дело, которое требует твоего вмешательства, значит, надо идти. Мой слуга отведет тебя, куда скажешь.

— То есть вы нас отпустите? — изумился Элифас.

— В каком бы месте Дворца вы ни оказались, — сказал Луп, — мы с вами. Но прежде чем уйти, пройдемте вместе со мной. Пусть мои люди увидят, что вы мои друзья, а значит, друзья всей нашей расы.

Луп провел Йаму и Элифаса по своему подземному царству. Сотня пестро разодетых клоунов, уличных танцоров, и проституток сопровождала их на почтительном расстоянии, а Луп с торжественным видом представлял своих гостей каждому из старейшин, которые стояли в ветхом великолепии своих одежд у ярко размалеванных хижин.

Йама задавал множество вопросов, и Луп отвечал на каждый, частенько весьма пространно, тем не менее Йаме так и не удалось узнать ничего нового, он лишь осознал, что является средоточием множества ожиданий и надежд. Луп был слишком вежлив, а может быть, слишком хитер, чтобы высказаться определенно и объяснить, в чем состоят эти надежды, но постепенно Йама понял: существует лишь одна вещь, которой могут желать эти люди. Ибо они были дикарями — туземцами, в отличие от всех преображенных и непреображенных рас их вовсе не коснулось животворящее дыхание Хранителей. Это были создания, позаимствовавшие человеческую форму, вероятно, и интеллект тоже был перенят. Все это — просто трюк, который они освоили наравне с акробатикой, шпагоглотанием и цирковыми фокусами. Все, чем они владели, пришло к ним из чужих рук, и они принимали дары без разбора. Баснословные ценности были свалены вместе со всякой рванью, заполняя покои Лупа беспорядочными кучами; прекрасный юноша, выносящий нечистоты в сад на самом краю пещер, мог быть наряженным в сказочно дорогой камзол; танцовщица с изысканным, как у дорогой куртизанки, макияжем могла быть одета в сверкающее драгоценными камнями платье, которое на поверку оказывалось искусно раскрашенной мешковиной с ворохом алюминиевых и пластиковых безделушек.

Единственное, что им действительно принадлежало, — это искусство имитации, и они простодушно им пользовались для удовлетворения своих клиентов. Присмотревшись внимательней, Йама заметил, что три девушки, прислуживавшие Лупу, вовсе не были так уж красивы, точнее, их красота складывалась из осанки, мимики, выражения лиц, за которыми девушки, очевидно, все время следили. Эти люди могли создать вполне удовлетворительное подобие практически любой расы, имитируя и выпячивая две-три наиболее характерные черты, которыми один народ отличается от другого. Плюс грим. С красотой — то же самое. Обычное, увеличив и подчеркнув, можно сделать прекрасным, как это делает, например, трансвестит, выставляя напоказ черты, которые более всего привлекательны в женщине. Народ Лупа творил красоту посредством бурлеска. Эти создания могли представиться всем, что пожелает душа клиента.