Корсары. Легенда о Черном Капитане - Лещенко Владимир - Страница 4

– Так точно, есть! – довольно ответил Уильям. Неподалеку – квартала два – «Веселая русалка» – неплохое местечко…

– Ну тогда пойдемте – посмотрим что за русалка! Угощение за мой счет!

– Сейчас, – почему-то просиял Билл, – – только вахтенного назначу…

Через пять минут они уже шагали по улицам Ист-Энда, оставив порт позади. Окружающее погружалось в тьму надвигающейся ночи.

Скособоченные домики, шаткие мостки с прорастающим сквозь них чертополохом, сады с их глухими оградами, горы рассохшихся бочек возле пакгаузов.

Тернер и Блейк неторопливо прошли вперед, а потом, свернув в другой переулок, вышли на улицу Полумесяца и вошли в таверну.

Вход украшала вывеска: особа женского пола с пышными формами и рыбьим хвостом с пивной кружкой в руке. Обычное лондонское злачное местечко, где смазливая рыжая девка нальет гостю полную кружку пива и подаст кусок жареной баранины.Они заняли угловой столик справа от двери, в ожидании выпивки.

Клубы табачного дыма, запах дешевого вина и пива, беседы, трезвые и полупьяные, толчея, шум… Между крепкими столами сновали разносчики… Писк скрипок, пьяный смех и вой за столиками, женский визг; крепкие «морские» термины, чей-то залихватский свист – все сливалось в ровный гул…Посетителями таверны были большей частью матросы – жилистые, выносливые парни, загоревшие под тропическим солнцем и покрытые многочисленными шрамами. В таверне можно было встретить женщин в безвкусных, кричащих нарядах, подмастерьев и мелких фермеров, которые с раскрытыми ртами прислушивались к фантастическим рассказам бывалых людей. Время от времени посетители бросали взгляды туда, где расположились капитан и боцман, но ни один не стал нарушать их уединение.

Вдруг кто-то стукнул кулаком по столу и завопил:

– Пусть чертов хозяин шлепнется пьяный в канаву, пусть вспучит ему брюхо дохлыми лягушками, пусть вползет ему в глотку гнилая жаба и пойдет он мертвым ко дну с семипудовым камнем на шее!~

– Проглотили бы черти собственный хвост! – поддержал его кто-то. До чего надоела мне эта морда. Вот морда!

За большим столом шла игра.

– Прикупаю!

– Вздор!

– Битая карта!.

– А ты, морячок, видал, как мертвецы плавают? Вот!

– Разрази меня гром, это была моя последняя надежда!

– Простись с ней весело, Рик: я-то не хныкал, когда ты меня стриг как барашка…»

Раздался грохот падающих стульев, шум борьбы, рычание: «Я вырву ее у тебя из глотки, старая макака!»

Но скандалистов успокоили.

В углу кто-то затянул старую балладу:

…Позже Питер не раз вспоминал тот вечер и ту минуту, думая что именно тогда всеи началось, тогда изменилась его судьба, судьба многих людей, а то – как знать – судьба мира??

…Дверь трактира распахнулась, и в таверну, сопровождаемый порывом ветра и брызгами дождя, вошел высокий мужчина в зеленой бархатной накидке, шелковых бриджах и украшенном вышивкой камзоле.

Сдвинув шляпу на затылок, незнакомец сбил песок со своих украшенных серебряными пряжками ботинок и захлопнул дверь. Сразу было понятно что перед ними человек небедный. Об этом без слов говорили отложной кружевной воротник, дорогая шелковая рубашка, расшитые лентами и золотым галуном штаны… Его щегольской камзол фиолетового сукна был отделан серебряным кружевом, рукоять шпаги поблескивала золотом.

Чулки из белого шелка, туфли из черной лакированной кожи, такой же, как на поясе, с тяжелыми серебряными пряжками. Шляпу украшали страусовые перья.

Лицо трудно было трудно разглядеть, но во всем облике незнакомца чувствовалось нечто высокомерное, можно даже сказать – презрительное.

И вдруг Питеру стало так не по себе, как будто не неведомому Ричарду а ему в глотку залезла «гнилая жаба».

Он спустился в зал. Парика он не носил, а в ниспадавшей на плечи густой черной шевелюре не было ни единого седого волоска. Подтянутый и худощавый, он был словно высечен из цельного куска железного дерева. Коротко подстриженные тонкие усики и бородка казались нарисованными на его оливково-смуглом лице.

Он шел, обводя собравшихся сверху вниз своими угольно-черными глазами – такими темными, что зрачков не было видно. Гибкие, длинные пальцы были унизаны более чем полудюжиной перстней с крупными рубинами и изумрудами. А на отвороте камзола болталось странное украшение-аграф. То ли застежка то ли большая брошь из зеленоватого золота с рубинами – каждый величиной с ноготь. Переливаясь на свету тысячью граней, они походили на застывшие кровавые слезы.

Егo сопровождал слуга или телохранитель – а может просто приятель – смуглый крепко сбитый бородач с коротким кривым клинком у пояса тип в грязном бархатном кафтане, таких же бархатных штанах и измазанных дегтем морских сапогах.

Оба гостя огляделись – лучшие места были уже заняты… Приличия и обычаи морского люда предписывали в таком случае либо тихо уйти, либо вежливо попросить разрешения сесть за чей-нибудь стол.

Но странная парочка поступила по-другому.

Направившись прямо к Питеру, человек в шляпе развязно осведомился.

– Сударь, вы не пересядете?

– Простите, сэр, не имею чести вас знать, – пробормотал Питер подавляя в себе непонятную робость смешанную с каким-то еще более непонятным испугом – ведь голос чужака не был угрожающим и на вид он не походил на грабителя или убийцу.

– Простите, – повторил он, – но я пришел сюда первым… Соблаговолите поискать другое место… И на всякий случай придвинул правую ладонь поближе к эфесу шпаги.

Дальнейшее выглядело если не странным, то во всяком случае – непонятным.

Чуть усмехнувшись неприятным смешком пришелец отступил на пару шагов. Зато засаленный бородатый головорез подошел, шатаясь, к Тернеру и свирепо взглянул на сидящего перед ним боцмана.

– Поднимайся, ты, драный петух! Уступи место джентльмену, который в сто раз важней тебя!

Все сидящие за соседними столами повернулись к камину. Питер нащупал эфес, а боцман продолжал так же молча, неподвижно сидеть, только бросил пристальный взгляд на задиру Затем спокойно сунул руку в карман, достал набитую трубку и приготовился закурить. Сунув трубку в рот он словно вспомнил о чем-то и внимательно посмотрел на побагровевшего от ярости неряху.

– Странно, – промолвил он, – вроде бы тебе приятель солнцем голову напекло – но сейчас осень? Да и солнца нет – ночь кажется? Хотя… говорят на безумцев Луна тоже действует… Как раз полнолуние сегодня!

– Насчет Луны ты не беспокойся, – процедил тот в замешательстве. Про нее говорить не будем! Ты Луну не трогай – а я не трону тебя.

– Ну и славно! Ступай-ка братец, – Билл был сама доброжелательность.

Для напарника щеголя такое поведение явилось большим сюрпризом. В первый момент он изумился, затем, изрыгая брань, вырвал трубку изо рта Тернера и вдребезги разбил ее об пол. Боцман неторопливо поднялся на ноги. Ростом он был немногим больше шести футов, – так что его темноволосая голова слегка задела почерневшие от дыма балки потолка, – а ширина плеч под фиолетовым камзолом могла вызвать у задиры тревогу, если бы он имел время подумать. Мозолистая смуглая рука, потянулась, и как будто тиски сомкнулись на шее буяна, так что он покачнулся, а другая рука крепко схватила его за штаны. Тернер приподнял нападавшего и с грохотом швырнул в угол, на шаткий столик, сломавшийся от удара, как лучинка.

В наступившей тишине Уильям спокойно уселся на место и подозвал служанку, которая смотрела на эту сцену разинув рот.

– Вот! – сказал Уилл и бросил ей пару шиллингов. – Это плата за беспорядок который мне пришлось тут организовать…

Ворочаясь среди черепков здоровяк пытался подняться. Вот он встал, наконец, потряхивая головой. Оглянулся на своего хозяина, и угрюмо взрыкнув, двинулся на Тернера…