Доктор Смерть - Дьякова Виктория Борисовна - Страница 37

— Да, это так, — согласилась Маренн. — И мы можем спросить у свидетеля, зачем Бруннер это сделал? Софи, — обратилась она к бывшей заключенной, дремавшей в кресле напротив, — вы знаете, для чего доктор Бруннер держал открытым сейф и кто знал об этом?

— Сейф? — женщина встрепенулась. — Он мне сказал, что к нему должен приехать кто-то, какой-то доктор из Берлина, а он будет в это время занят с делегацией, я должна была дать этому доктору лекарство.

— Значит, Бруннер ждал не только нас, — Маренн наклонилась вперед. — И даже не столько нас.

— Да, этот доктор приезжает к нему раз в месяц и берет какие-то коробки с ампулами и таблетками. Я не знаю, что это за лекарство, но оно никогда не применялось в лагере. Это лекарство для доктора из Берлина.

— А как фамилия этого доктора?

— Я не знаю, — Софи пожала плечами. — Мне он никогда не представлялся.

— Но если бы вы увидели его, то узнали бы?

— Да, конечно, — женщина кивнула. — У него запоминающаяся внешность.

— Военный?

— Нет, носит не форму, а самый обычный костюм.

— Очень любопытно, — Маренн повернулась к Фелькерзаму. — Значит, наша поездка не бесплодна. Ну, кроме того, что мы познакомились с альбиноской и пережили несколько волнительных моментов. Видимо, это и есть то лекарство, которым Бруннер, так сказать, лечит пациентов от нервного расстройства, доводя их до сумасшествия. И у него есть сообщник, какой-то доктор из Берлина. И мы со временем можем даже узнать, кто он таков. Жаль, что инцидент с альбиноской помешал нам довести дело до конца и заполучить это лекарство.

— У меня есть две таблетки, — тихо сказала Софи. — Я их украла, уже давно. Однажды ассистентка доктора уронила лоток, на котором они лежали. Это лекарство доктор делал сам, ему никто не помогал, он же потом тщательно рассчитывал дозы и раскладывал для упаковки. Я не знала, отчего оно, но думала, что если принять большую дозу, то можно отравиться. Больше не хотела жить, но Бруннер внимательно следил за мной. Он ни в коем случае не допустил бы, чтобы я умерла. Однажды случай представился. Ассистентка поскользнулась и задела лоток. Таблетки рассыпались, мы начали их собирать. Доктор страшно ругался. Мне удалось украсть две таблетки. Их недосчитались, но меня никто не заподозрил. Я спрятала их под швом костюма, они ведь маленькие, я всегда сама чистила его, к тому же его запрещалось выносить за пределы лаборатории, да я и сама никогда из нее не выходила. Двух таблеток мне казалось мало, я ждала случая, чтобы заполучить еще. А сегодня, когда меня повели переодеваться, то оставили одну, и я смогла распороть шов и достать таблетки. Вот они, — она протянула руку, разжала пальцы.

На ладони Маренн увидела две желтоватых таблетки величиной с горошину.

— Хорошо, что вы их не приняли, судя по всему это лекарство весьма опасно, — сказала она женщине. — Оно бы не убило вас, но сделало бы безвольной рабой Бруннера. И вы уже никогда не смогли бы от него освободиться.

Она взяла таблетки с руки Софи. Расстегнув свой медицинский саквояж, достала небольшой стеклянный контейнер, положила в него таблетки и плотно закрыла.

— Что ж, теперь уж совершенно точно мы съездили не зря. Во всяком случае, незаконной деятельности Бруннера по лечению душевных недугов, вполне вероятно, будет положен конец. Я исследую эти таблетки в лаборатории. Вы даже не понимаете, дорогая, какую услугу вы оказали многим людям, которые еще не попали в лапы этого чудовища, — она наклонилась к Софи и провела рукой по ее щеке. — Сами того не подозревая. Да и тем, кто уже впал в зависимость от него. Теперь мы будем знать, как бороться с этим. Не беспокойтесь, вы с ним больше никогда не встретитесь. Это я вам обещаю.

За окном снова шумел дождь. Желтый лист прилип к стеклу, его края едва заметно шевелились от ветра. Она наклонилась над столом, тонкий профиль отразился на стене, обрисованный тенью на фоне желтого круга от света настольной лампы.

— Как показала экспертиза, Вальтер, — Маренн убрала упавший на лоб волнистый каштановый локон, — вещество, из которого сделаны таблетки, весьма опасная штука. Разработки по нему велись в Америке, но, оказывается, оно получено и у нас. Видимо, в той самой лаборатории АМТ-8, где до недавнего времени работал Бруннер. Это мощный антидепрессант, который при определенной дозировке может производить совершенно противоположное действие. Он получен на основе синтеза нескольких веществ, и, как объяснили мне наши химики, формула его такова, что, вступая во взаимодействие с организмом человека, он может вызывать самые неожиданные реакции, вплоть до сератонинового шока. У пациента, как правило, происходит быстрое привыкание к этому веществу, и с каждым разом доза увеличивается. Это наподобие наркотической зависимости. Результаты плачевные — повышенная нервозность, истеричность, маниакальные реакции, спутанность сознания. Это с точки зрения психики. И, конечно, физические недомогания. Дрожь, тахикардия, рвота, головокружения, судороги — вплоть до эпилептического статуса. Полная дисфункция печени. В общем, картина малоприятная. И трудно поддающаяся лечению. В запущенных случаях — гарантированный летальный исход. Насколько мне известно, американцы разрабатывали это вещество, как вариант психотропного оружия. Очевидно, Мюллеру удалось добыть его секрет через свою агентуру, и Бруннер, один или в группе, синтезировал его, и вполне успешно.

— То, что делается в Четвертом Управлении на благо интересов рейха, никоим образом не должно испытываться на его гражданах, — Шелленберг встал из-за стола и прошелся по комнате, заложив руки за спину.

Потом остановился у окна.

— Я не говорю о том, что вся деятельность Мюллера, особенно в том, что касается лагерей, значительно осложняет для нас саму вероятность договориться с Западом и хоть как-то облегчить наше положение. Эксперименты этого Бруннера, если о них станет известно в Лондоне и Вашингтоне, просто подводят черту под нашим выживанием. Как государства, а может быть, и нации. Мне стоило таких трудов хотя бы немного склонить рейхсфюрера на свою сторону, убедить его в необходимости искать компромиссы. И вот — пожалуйста. В Аушвице люди без волос, без кожи, еле живые скелеты. Что мы ответим на это? Что это называется научный эксперимент? Нигде в мире, кроме как у Мюллера, такие эксперименты не проводятся на людях. Это противоречит этике Запада. И не только Запада.

— Если войска Сталина не сегодня завтра захватят Ауш-виц, все эти «творческие» потуги Бруннера станут широко известны, — Маренн сокрушенно покачала головой. — Советы постараются, чтобы огласка стала широкой.

— И тогда многое, на что мы рассчитываем сегодня, обратится в прах. Ты знаешь, я пока даже не ставлю в известность рейхсфюрера, — Шелленберг вернулся к столу и опустился в кресло, постукивая пальцами по подлокотнику. — Но я предпринял некоторые шаги. По своей инициативе обратился к генералу военно-воздушных сил США Ванаману, мы когда-то были знакомы, он занимал пост военного атташе в Берлине. Сейчас находится у нас в плену, но мне удалось вырвать его из лап Мюллера, якобы для наших, разведывательных целей. По моей задумке Ванаман должен тайно выехать в США и лично встретиться с президентом Рузвельтом. Я полагаю, что поводом должно послужить обеспечение мер по улучшению снабжения и жизненных условий американских военнопленных, находящихся у нас. Кроме того, Ванаман должен прощупать возможность налаживания переговорного процесса, возможно ли завершить войну на Западе мирным соглашением, чтобы мы могли продолжить ее на Востоке с удвоенной силой. Я вообще думаю о том, чтобы освободить всех наиболее влиятельных английских и американских военнопленных, чтобы они могли способствовать налаживанию отношений между США и Германией. Пока я лишь осторожно пытаюсь внушить эту мысль Гиммлеру, боюсь перегнуть палку. Он вызовет Мюллера. Тот сразу поднимет шум, мол, опять влезают не в свои дела, военнопленные — его епархия. И все пропало.