Раз и навсегда - Макнот Джудит - Страница 81

По-кошачьи мягким движением он переместил голову вверх, к ее лицу, и с ненасытностью поцеловал ее в губы.

– Да, – шепнул он. – О да… – Его рука снова скользнула вниз, нежно поглаживая, уговаривая и щекоча до тех пор, пока ее тело не обмякло и не отдало себя полностью в его власть, поддавшись его ласке и настойчивости. Джейсон почти утратил самообладание. Страсть, которой пылало это невинное существо, отдавая себя ему целиком, без остатка, будила в нем восторженное изумление и удесятеряла неистовство желания. Горящим взором, возвышаясь над ней, он обводил эти прелестные черты, эти золотые локоны… А ее тело тем временем нежно изгибалось под его рукой.

Ее сердце екнуло от безумного наслаждения и кошмарного страха, когда она почувствовала настойчивый жар его плоти. Но вместо того чтобы войти в нее, Джейсон лишь крепче прижал ее к себе. Исчезли последние слезы страха, и ее желание достигло изумительных, запредельных высот.

– Не бойся, – хрипло простонал он. – Не бойся ничего.

Виктория медленно открыла глаза и посмотрела в его лицо. Оно было суровым и, казалось, еще потемнело от страсти, сильные, мускулистые плечи и руки напряжены… Он, словно ее подарок – фигурка пантеры, застыл на излете движения, готовый в любую минуту совершить этот последний, отчаянный прыжок. С восторженной нежностью она притронулась кончиками пальцев к его горячим чувственным губам, понимая, как отчаянно он желал ее и сколько самообладания ему требовалось, чтобы удержаться от последнего порыва.

– Ты такой нежный, – не в силах больше сдержать себя, шепнула она, – такой нежный…

Тихий стон вырвался из груди Джейсона, и его сдержанность оказалась под угрозой. Забыв обо всем, он погрузился в ее чудесное тело. Ее голова металась по подушке, когда она, дрожа от неутоленного желания, стремилась еще больше, еще полнее, совсем раствориться в нем. Он услышал ее жалобный тихий стон.

– Сейчас, сейчас, Тори, – хрипло пообещал он. Сильнейшая дрожь охватила все ее тело, волны наслаждения стали накатывать одна за другой, пока все не кончилось… Взрыв! Белый свет померк в ее глазах, и из горла вырвался счастливый крик. Джейсон наклонился к жене и запечатлел на ее лбу нежный поцелуй.

Избавляя ее от своей тяжести, он повернулся на бок, все так же крепко прижимая жену к себе. Отдышавшись, он снова поцеловал ее и откинул с ее лба спутавшиеся пряди атласных волос.

– Как ты себя чувствуешь? – нежно спросил он. Бледные веки дрогнули, и он встретил изумленный, полный истомы и покоя взгляд бездонных глаз, подобных глубоким синим озерам.

– Я чувствую себя как жена, – прошептала Виктория. Он издал хриплый смешок и провел пальцем по крутому изгибу ее скулы. Она снова прильнула к нему.

– Джейсон, – сказала она все еще дрожащим от возбуждения голосом и подняла на него глаза. – Я хочу тебе что-то сказать.

– Что? – нежно улыбаясь, спросил он.

Просто и не ощущая никакой неловкости, она сказала:

– Я люблю тебя. Его улыбка погасла.

– Да, я люб…

Он прижал палец к ее губам, заставив ее замолчать, и покачал головой.

– Нет, это не правда, – со спокойной, неумолимой твердостью сказал он. – Да это от тебя и не требуется. Ты не должна давать мне больше того, что действительно чувствуешь, Тори.

Виктория отвела от него глаза и промолчала, но его слова обидели ее до слез. И теперь, когда она лежала в его объятиях, в ее памяти возникло: ..Мне не нужна твоя любовь. Я не нуждаюсь в ней.

А в это время Франклин прошел в холл и постучал к лорду, намереваясь узнать, не нужно ли помочь упаковаться. Не получив ответа, он решил, что хозяин отлучился в другую комнату, и, как обычно, смело вошел в спальню.

Когда он сделал еще шаг и начал что-либо различать в слабо освещенной комнате, его изумленный взгляд остановился на тесно сплетенных обнаженных телах в огромной кровати под балдахином, затем в смятении – на одежде, которую Джейсон достал из гардероба и которая теперь бесформенной кучей валялась на полу возле кровати. Усердный камердинер закусил губу, ощутив непреодолимый порыв подойти на цыпочках и убрать на место изумительно сшитый вечерний костюм лорда, валявшийся на штанах из оленьей кожи. Но, одумавшись, Франклин попятился и выскочил из комнаты, захлопнув с мягким щелчком дверь.

Когда он оказался в коридоре, его недовольство беспорядком сменилось запоздалой радостью по поводу другого увиденного зрелища. Повернувшись, он помчался через холл и выскочил на внутреннюю галерею.

– Мистер Нортроп! – громко шепнул он, перегнувшись через перила и неистово делая знаки дворецкому, стоявшему у парадного. – Мистер Нортроп, у меня потрясающие новости! Подойдите ближе, чтобы нас не подслушали…

Слева от Франклина, в холле, две взволнованные горничные выскочили из комнат, где они производили уборку, столкнулись друг с другом и застыли в предвкушении тех самых новостей. А справа, невидимый камердинеру, неожиданно материализовался лакей, начавший с неподдельным энтузиазмом полировать зеркало пчелиным воском и лимонным маслом.

– Это свершилось! – коротко прошипел Франклин Нортропу, чтобы ни одна душа, даже что-то услыхав, не могла понять, о чем идет речь.

– А ты уверен?

– Еще бы, – обиженно ответил камердинер. Мгновенная улыбка смягчила будто навек застывшие черты старого дворецкого, но он тут же взял себя в руки, и на его лице вновь появилось обычное выражение невозмутимости и даже некоторой надменности.

– Благодарю вас, мистер Франклин. В таком случае я прикажу вернуть карету на место.

С этими словами Нортроп повернулся и проследовал к парадному входу. Открыв дверь, он вышел во двор, где уже темнело и у подъезда ожидала роскошная темно-бордовая карета с золотым гербом Уэйкфилда на дверце. Четыре великолепных лоснящихся гнедых переступали копытами, потряхивая тяжелыми гривами, звеня упряжью и порываясь поскорее пуститься вскачь. Поскольку кучера в ливреях не заметили его, Нортроп спустился по ступенькам на дорожку.

– Его милости, – сказал он кучерам самым холодным, самым властным тоном, – сегодня не потребуются ваши услуги. Можете вернуть экипаж на место, а лошадей в конюшню.

– Ему не потребуется карета? – поражение выдохнул кучер по имени Джон. – Но всего час назад он сам велел мне запрячь лошадей, да побыстрее!

– Его планы, – непреклонно заявил Нортроп, – изменились.

Джон раздраженно вздохнул и сердито посмотрел на необщительного дворецкого.

– Говорю вам, это какая-то ошибка. Он намерен ехать в Лондон.

– Идиот! Он намеревался ехать в Лондон. Но теперь вместо этого лег спать.

– В половине восьмого вече…

Однако Нортроп уже не слушал, он повернулся и величественно проследовал в дом. И тогда на лице кучера появилась широкая улыбка, означавшая, что наконец-то ему все стало ясно. Ткнув товарища под ребро, кучер хитро усмехнулся и многозначительно сказал:

– Кажись, леди Филдинг выведет брюнеток из моды! После этого мудрого заявления он пустил лошадей вскачь по направлению к конюшне, чтобы поскорее поделиться новостью с грумами.

Нортроп направился прямо в столовую, где О'Мэлли бодро, но почти неслышно насвистывал мотив ирландской песенки и убирал на место хрупкую фарфоровую посуду, приготовленную им для одинокой трапезы леди Виктории, когда он узнал о неожиданном намерении хозяина уехать в Лондон.

– Произошли изменения, О'Мэлли, – сказал Нор-троп.

– Угу, мистер Нортроп, – весело согласился нахальный лакей, – безусловно.

– Можете убрать посуду.

– Угу, я это уже сделал.

– Однако лорд и леди Филдинг, возможно, пожелают поужинать позднее.

– Наверху, – с храброй ухмылкой предсказал О'Мэлли. Нортроп посуровел и, до предела выпрямив спину, пошел к выходу.

– Чертов наглый ирландец! – в бешенстве пробормотал он.

– Напыщенное чучело! – бросил тот в спину дворецкому.

Глава 27

– Доброе утро, миледи, – проворковала Рут с сияющей улыбкой.

Виктория повернулась в огромной кровати Джейсона, сонно улыбаясь.