Рай. Том 1 - Макнот Джудит - Страница 75

Один из мужчин сказал что-то шутливое, и блеск неожиданной улыбки Мэтта заставил сердце Мередит сжаться. Она постаралась прислушаться к спору. Очевидно, Мэтт намеревался слить два отдела «Интеркорпа»в один, и теперь мужчины пытались выработать лучший способ это сделать.

Мередит с возрастающим профессиональным интересом отметила, что здесь метод ведения совещаний разительно отличается от того, что происходило в их фирме. Отец лишь отдавал приказы и приходил в бешенство, если кто-то пытался противоречить. Мэтт, однако, предпочитал оживленную дискуссию и свободное выражение мнений. Он слушал, спокойно оценивая преимущества каждой идеи, и вместо того чтобы унижать служащих, силой заставляя их подчиниться, использовал их таланты и приобретенный опыт. Такой подход казался Мередит куда более разумным и продуктивным.

Она, не скрываясь, подслушивала, и в сердце укоренилось и начало расти крохотное семя восхищения. Мередит подняла руку, чтобы отложить журнал, и это движение, по-видимому, привлекло внимание Мэтта. Он поднял голову и в упор посмотрел на Мередит.

Она замерла, забыв о журнале, не в силах отвести взгляда от этих серых глаз. Но тут Мэтт резко отвернулся и обратился к сидевшим за столом мужчинам:

— Сейчас позднее, чем я думал. Возобновим дискуссию после обеда.

Через несколько секунд кабинет и приемная опустели, и горло Мередит пересохло при виде Мэтта, шагнувшего к ней.

— Спокойная, тактичная, деловая, — нервно повторяла она, вынуждая себя поднять голову и взглянуть в эти полуприкрытые веками глаза. — Никаких упреков. Не вываливай на его голову сразу все проблемы… Постепенно…

Мэтт наблюдал, как она встает, заговорил голосом таким же бесстрастным и безразличным, как и его чувства к ней.

— Давно не виделись, — объявил он, намеренно показывая, что забыл о короткой неприятной встрече в опере: Мередит извинилась по телефону, доказала желание помириться, придя сюда, и он был готов встретить ее на полдороге. В конце концов все это случилось много лет назад, глупо дуться из-за чего-то и кого-то, не имевшего для него ни малейшего значения.

Ободренная очевидным отсутствием неприязни, Мередит протянула руку в черной перчатке и постаралась не показать, как нервничает.

— Здравствуй Мэтт, — выговорила она с самообладанием, которого вовсе не испытывала.

Его пожатие было коротким и деловым:

— Зайдем на минуту в кабинет, нужно позвонить до ухода.

— Ухода? — повторила она, шагнув в огромный кабинет с серебристыми коврами и потрясающим видом на панораму города. — Что ты имеешь в виду?

Мэтт поднял трубку.

— Прибыли картины для офиса, и сейчас их начнут развешивать. Кроме того, мне казалось, что лучше обсудить дела за обедом.

— Где? — охнула Мередит, лихорадочно пытаясь придумать, как отделаться от приглашения.

— Только не говори, что уже успела поесть, потому что я все равно не поверю, — покачал головой Мэтт, набирая номер. — Ты всегда считала, что неприлично обедать до полудня.

Мередит вспомнила, как сказала нечто подобное, когда жила на ферме. Какой же самонадеянной маленькой идиоткой она была в восемнадцать лет! Сейчас она вообще не брала перерыв на обед и обычно довольствовалась бутербродами, съеденными прямо за столом… если, конечно, у нее находилось на это время. Только сейчас она сообразила, что обед в ресторане — не настолько уж плохая идея, по крайней мере, он не посмеет кричать и ругаться или устраивать сцены, когда она расскажет, в чем дело. И вместо того чтобы стоять в ожидании, пока Мэтт говорит по телефону, Мередит решила осмотреть его коллекцию современного искусства. В дальнем конце комнаты она увидела и узнала единственную вещь, которая ей нравилась, — большой автомобиль Колдера. Рядом на стене висела огромная картина в пятнах и спиралях желтого, голубого и розово-фиолетового цветов, и Мередит отступила, пытаясь понять, что люди находят в подобных вещах. Ей это казалось рыбьими глазами, плавающими в виноградном желе. Рядом висела еще одна, на которой было изображено нечто, напоминавшее аллею в Нью-Йорке…

Мередит наклонила голову набок, молча изучая пейзаж. Нет, не аллея… возможно, монастырь, а скорее всего перевернутые вершинами вниз горы с деревней, ручьем, текущим по диагонали через весь холст, и жестянками из-под консервов.

Стоя за столом, Мэтт исподтишка наблюдал за Мередит. С безразличным интересом ценителя искусства он изучал красивую женщину, закутанную в норковое манто. На шее блестело золотое колье. Она выглядела элегантной, роскошно одетой и избалованной, что разительно отличалось от мадонноподобной чистоты ее профиля, сверкающего в огне ламп расплавленного золота волос. Несмотря на возраст, Мередит по-прежнему излучала ауру безыскусной утонченности, изысканности и бессознательной чувственности.

Без сомнения, именно это по большей части и привлекло его тогда, сардонически думал Мэтт, ее ослепительная красота в сочетании с поверхностной, но убедительной аурой царственной отрешенности, доброты и порядочности. Даже сейчас, став на десять лет старше и мудрее, Мэтт мог бы найти ее неотразимой, не знай он, как она в действительности бессердечна и эгоистична.

Повесив трубку, Мэтт подошел к Мередит, безмолвно ожидая ее замечаний.

— Думаю… думаю, это замечательно, — солгала она.

— В самом деле? И что же тебе в ней нравится?

— О… все. Цвета… буйство красок… эмоции, которые она передает… образность.

— Образность? — словно не веря своим ушам, переспросил он. — И что же ты видишь, когда смотришь на нее?

— Возможно, горы… или башни шпилями вниз, или…

На этом ее воображение истощилось, и Мередит беспомощно смолкла.

— А ты что видишь, когда смотришь на нее? — с деланным оживлением осведомилась она.

— Я вижу четвертьмиллионное вложение, — сухо пояснил он, — которое возросло теперь в цене до полумиллиона.

Прежде чем Мередит успела скрыть свои чувства, на ее лице отразился ужас:

— За это?!

— За это, — ответил он, и Мередит почти показалось, что она видит ответные искорки юмора в его глазах.

— Я не то хотела сказать, — сокрушенно пробормотала она, напоминая себе о своем плане: спокойная, тактичная… — Я почти ничего не знаю о современном искусстве.

Он, безразлично пожав плечами, сменил тему:

— Так мы идем?

Когда он подошел к шкафу, чтобы достать пальто, Мередит заметила на столе фотографию в рамке. Со снимка улыбалась хорошенькая молодая женщина, сидевшая с прижатыми к груди коленями на поваленном дереве. Волосы растрепал ветер, глаза радостно сияли. Мередит решила, что она либо профессиональная модель, либо, если судить по этой улыбке, влюблена в фотографа.

— Кто сделал снимок? — спросила она, когда Мэтт обернулся.

— Я, а в чем дело?

— Просто так.

Девушка явно не была одной из кинозвезд или светских дам, с которыми Мэтт обычно фотографировался. Ее красота была свежей и неиспорченной.

— Не узнаю ее.

— Она не вращается в ваших кругах, — язвительно процедил он, натягивая пиджак и пальто. — Просто девушка, которая работает химиком в научно-исследовательском институте в Индиане.

— И любит тебя, — докончила Мередит, с изумлением распознав плохо скрытый сарказм в его голосе. Мэтт тоже посмотрел на снимок сестры.

— И любит меня.

Мередит инстинктивно почувствовала, что девушка играет большую роль в его жизни, и если это правда… Если он, возможно, подумывает о том, чтобы жениться на ней, значит, так же как и Мередит, будет стремиться поскорее получить развод. А это намного облегчит ее задачу.

Проходя мимо офиса секретарши, Мэтт остановился и сказал седоволосой женщине:

— Том Эндерсон сейчас находится на слушаниях Саутвилльской комиссии по районированию. Если он приедет до моего возвращения, пусть позвонит в ресторан по этому номеру.

Глава 27

Серебристый лимузин уже дожидался у обочины. Рядом стоял приземистый здоровяк шофер со сломанным носом и фигурой бизона, успевший распахнуть заднюю дверь для Мередит. Обычно она любила ездить в лимузине, поскольку, как правило, отдыхала за дорогу, но на этот раз в неприятном удивлении схватилась за подлокотники сиденья. И хотя ей удалось скрыть тревогу, пока водитель швырял лимузин с одной улицы на другую, но когда он нагло проехал на красный свет и обогнал автобус Карибской туристической ассоциации, она нервно взглянула на Мэтта. Но тот лишь философски пожал плечами: