Помнишь ли ты... - Макнот Джудит - Страница 83

Судья дважды перебивал Коула, и это раздражало Диану. Сенатор вновь сжал ее руку.

В заключение своей речи Коул упомянул, что Кушманы фальсифицировали записи испытаний чипа. Судья счел это заявление таким нелепым, что Диана показалось, будто он вот-вот разразится хохотом.

— Давайте выясним, правильно ли я вас понял, мистер Гаррисон, — произнес он, постукивая карандашом по блокноту. — Вы хотите сказать, что Кушманам было известно о недостатках чипа?

Коул подтвердил его предположение. Судья ухватился за высказывание, которое счел явным промахом:

— Тогда не могли бы вы объяснить, почему бывшие владельцы и акционеры «Кушман электроникс» возбудили официальный иск, стремясь вернуть себе права на этот чип? И почему вы не хотите отдать его?

Коул ответил, что чип не представляет интереса ни для него, ни для Кушманов, — при этих словах гул в зале усилился.

Судья нетерпеливо насупился:

— Тогда на что же вы рассчитывали, приобретая «Кушман электроникс»?

— На два патента, — сообщил Коул.

После этого адвокаты Коула привели к присяге Уилларда Бретлинга. Ученый подтвердил все сказанное Коулом. Он обвинил Кушманов в фальсификации результатов проведенных им испытаний и, не сдерживая гнева, подчеркнул связь между неудачными испытаниями и собственным незаконным увольнением. Бретлинг объяснил, как представил мистеру Гаррисону свои превосходные рекомендации и предупредил, что чип Кушманов никуда не годится, прежде чем мистер Гаррисон купил его. Диана сжалась, услышав, какую реакцию вызвала его тирада у слушателей. Бедняга Уиллард казался присутствующим мстительным бывшим служащим, который теперь готов на все, лишь бы поддержать нового хозяина.

Юристы Коула прервали заседание, напомнив судье, что содержание патентов открыто для широкой публики и, следовательно, не представляет секретной информации.

Судья отмахнулся от этого замечания и спросил Уилларда, почему мистер Гаррисон использовал эти патенты, которые «недальновидно» проглядели Кушманы.

Диане захотелось зааплодировать, когда раздраженный гений принялся ему втолковывать терпеливо, словно ребенку:

— Создавать нечто новое — то же, что собирать мозаику. У мистера Гаррисона оказался полный набор деталей. Недоставало только двух кусочков — моих патентов.

— Позвольте спросить, для чего?

— Сейчас покажу.

С бесконечной осторожностью и гордостью Уиллард подошел к демонстрационному столу и, точно фокусник, который сейчас выудит кролика из шляпы, снял чехол с плоского квадратного предмета. Зрители подались вперед, но судья разглядел коробку первым.

— Вы хотите убедить суд, что сделали пиццу из патентов стоимостью сто пятьдесят миллионов долларов?

Взрыв хохота сотряс стены, и потому никто не услышал звуки, доносившиеся из коробки, которую медленно открыл Уиллард. Вынув из нее еще один плоский предмет, он поставил его на ребро и повернул к публике — и тотчас смех оборвался как по команде.

Изображение на экране восьмифунтового телевизора поражало яркостью и безупречной четкостью. Размер экрана по диагонали достигал двадцати шести дюймов, высота — двадцати одного.

И при этом его толщина не превышала пяти дюймов.

Двадцать рядов мужчин и женщин одновременно привстали с мест, затаив дыхание.

Судья с трудом сдерживался:

— Сверхтонкий телевизор! Чудо техники!

— Телевизор «Мицубиси» не сравнить с нашим, — согласился Уиллард. — К тому же японским аппаратам необходимо питание.

— Значит, это автономный телевизор на батареях? — догадался судья. — И на какое время работы они рассчитаны?

— На пять дней.

Мужчина в ряду перед Дианой медленно встал, потом поднялся его сосед. Следующий ряд тоже быстро вскочил с мест. Почему-то это зрелище напомнило Диане спешку прихожан, стремящихся покинуть церковные скамьи в определенном порядке. Не прошло и нескольких минут, как три четверти зала обратились в бегство. Оставшаяся четверть придвинулась поближе, не сводя глаз с шоу Опры на экране.

Сенатор Байере прислонился к стене, скрестил руки на груди и негромко рассмеялся, не спуская восхищенного взгляда с Коула, который негромко беседовал с юристами.

— Диана, — заявил Сэм Байере, — ваш муж — умнейший человек. И беспощадный.

Диану гораздо больше интересовала темная сторона человеческой натуры, которая заставила людей собраться на процесс, обещавший стать скандальным, и покинуть зал, как только они почувствовали, что кровопролитие не состоится. Об этом она и сказала Сэму Байерсу:

— Как только они поняли, что крови им не дождаться, то поспешили вернуться к работе.

Хихиканье Сэма Байерса быстро перешло в рокочущий смех.

— Они бросились вовсе не на работу, Диана! Они спешат найти телефоны и позвонить своим брокерам — чтобы приказать им скупать акции «Объединенных предприятий»!

— Понятно…

— А по-моему, вы не совсем поняли: Коул только что создал серьезную нравственную проблему, из-за которой наверняка поссорится не менее сотни политиков, выдвигая обвинения и контробвинения в адрес КЦБ — которая теоретически подотчетна им.

— Каким образом?

— В сущности, процесс был объявлен закрытым; присутствовать на нем разрешено лишь членам конгресса и КЦБ. Так что в эту минуту большинство людей, впопыхах покупающих акции «Объединенных предприятий», составляют конгрессмены — действующие на основании того, что можно считать «секретной информацией». — Он покачал головой. — Это мастерский удар!

Эпилог

Четвертое июля

Небо расцвело фонтанами танцующих огней и вертящихся комет, взмывающих друг за другом и падающих каскадами ослепительных разноцветных брызг.

Положив голову на плечо мужа, Диана любовалась фейерверком, вспыхивающим над озером и лужайкой в парке на территории «Объединенных предприятий». Коул и Диана выбрали уединенное место и теперь были предоставлены самим себе.

— Как думаешь, Кэл видит это?

— Да.

— И радуется? Коул усмехнулся:

— Вряд ли. Он рвался сюда, к нам.

— Надо было взять его с собой.

— Ну уж нет! — возразил Коул, целуя ее в висок. — Это ни к чему. Ты забыла, как он хотел заполучить наследника любой ценой?

— Помню, помню.

— И он добился своего. Вот и пусть теперь смотрит на фейерверк из дома вместе с няней Коннера и заодно помогает возиться с малышом.

— Но ведь…

Коул прервал возражение Дианы поцелуем и опрокинул ее на спину.

— Помнишь, когда-то ты говорила, что в юности мне многого недоставало?

Диана подняла руку и медленно провела кончиками пальцев по его щеке.

— Помню, — прошептала она, пока фейерверки взрывались ливнем звуков и огней.

— Знаешь самое главное, что я упустил?

— Нет. Что?

— Мне всегда хотелось заниматься любовью с женщиной, которая смотрит на фейерверк из-за моего плеча.

Диана улыбнулась. Она вспоминала, как три месяца назад Коул впервые взял своего сына на руки. Он пронес его по больничной палате, не сводя восторженных глаз с крошечного личика, а затем повернул ребенка к окну. «Коннер, — взволнованно обратился он к сыну, — это город Даллас. Папа дарит его тебе».

Коул изучал ее улыбку:

— О чем ты думаешь?

— Я вспоминаю, — прошептала она.

— Ты хотела бы вспомнить что-нибудь еще? — предложил он с приглушенным смешком.

Диана перевела взгляд с пестрых огней в небе на его лицо.

— Да, и очень многое.

— Помнишь ли ты…