Помнишь ли ты... - Макнот Джудит - Страница 37

— Зачем вам прятаться? Почему бы не намекнуть им, что вам нет никакого дела до Пенворта и что вы увлечены мною, а не им?

— Мы не проведем ни одного из моих знакомых! — воскликнула Диана, едва не заламывая руки. Его лицо окаменело.

— Вы правы. Как глупо с моей стороны! Я забыл, что это сборище богатых бездельников ни за что на свете не поверит, что вы способны променять одного из них на самого заурядного, обычного человека…

Диана смущенно вспыхнула, ошеломленно глядя на него:

— О чем вы говорите! В вас нет ничего заурядного. Она и в самом деле так считает, понял Коул с удивлением, которое тут же уступило место презрению к собственному нелепому взрыву.

— Спасибо, — произнес он с улыбкой, вглядываясь в ее разрумянившееся лицо. — По крайней мере от гнева ваши глаза снова заблестели. Жаль, что мой поцелуй не рассердил вас.

Диана допустила ошибку, взглянув на его губы, а затем была вынуждена отвернуться, чтобы сосредоточиться на его словах.

— Я не привыкла целоваться с почти незнакомыми людьми, особенно когда за мной кто-то наблюдает.

— А вы стали слишком разборчивы, — пошутил он. — Прежде вы целовали всех бродячих котят и бездомных собак.

Сравнение было настолько абсурдным, что Диана рассмеялась.

— Да, но только когда считала, что вы на меня не смотрите. Тут до них донеслись вежливые аплодисменты, возвестившие о завершении вступительной речи. Коул открыл тяжелую дверь, взял Диану под руку и потянул за собой. Ропот пронесся по залу, пока тысяча изумленных людей наблюдала неожиданный выход почетного гостя — известного и неуловимого миллиардера, недавно включенного журналом «Космополитен»в список пятидесяти самых достойных холостяков мира, который невозмутимо прошел мимо, по-хозяйски прижимая к себе локоть Дианы Фостер — недавно брошенной невесты Дэниэла Пенворта.

Коул подвел Диану к ее столику в третьем ряду и посадил на свободное место между Спенсом и бабушкой. Вежливо кивнув всем сидящим за столом, он подмигнул Кори, дружески улыбнулся Диане и еле заметно коснулся ее плеча, а затем направился на свое место.

С минуту Диана следила за ним, удивляясь и восхищаясь его высокомерным пренебрежением к вспышке жадного любопытства, которую вызвало их появление. Сохраняя на лице любезное и невозмутимое выражение, она взглянула на Дуга и его подругу Эми Лиленд — те сидели напротив нее, слева, а затем перевела взгляд на мать и бабушку с дедушкой. Кори отделяло всего лишь одно место, между Спенсом и Дутом, и хотя у нее в глазах читался вопрос, она безукоризненно владела собой.

Все они сгорают от нетерпения, догадалась Диана, но хорошо помнят первое правило выживания в обществе: всегда сохраняй на лице маску спокойствия и сосредоточенности. Выполняя это правило, Спенс, Кори и Дуг улыбались Диане так, словно не было ничего из ряда вон выходящего в ее появлении в зале с подозрительным опозданием и под руку с человеком, которого они не видели десять лет.

Мать, бабушка и дедушка понятия не имели, кто был спутником Дианы, но неукоснительно следовали правилам приличия.

Впрочем, бабушка Дианы, которая начала игнорировать этикет приблизительно лет в семьдесят, решила пренебречь еще одним из правил. Нахмурившись, она уставилась в спину Коулу Гаррисону, а затем склонилась над столом и потребовала у Дианы ответа громким сценическим шепотом, который привлек внимание людей, сидящих за соседним столиком:

— Кто это такой, Диана?

Стараясь избежать беседы, которую могли бы подслушать посторонние, Диана торопливо отозвалась:

— Это Коул Гаррисон, бабушка, — тот самый, который пожертвовал для аукциона скульптуру Клайнмана. Помнишь, ты недавно восхищалась ею.

Это замечание ошеломило Розу Бриттон, более того, в преклонные годы у нее развилась опасная привычка бороться за истину независимо от последствий.

— Я ею не восхищалась, — возразила она негодующим шепотом, к которому прислушались еще двое за соседним столиком. — Я сказала, — уточнила бабушка, — что эта скульптура чудовищна!

Она оглядела остальных, с невинным видом предлагая обсудить достоинства скульптуры или недостаток таковых, но соседи в качестве отвлекающего маневра избрали разговор ни о чем.

— Да, да, — подтвердила бабушка, едва Диана взглянула на нее. — Она чем-то напоминает пылесос!

Диане хотелось напомнить ей, что этот Гаррисон — тот самый Коул, который работал у Хэйуордов, когда Диана была еще подростком, однако она не стала вдаваться в подробности из опасения, что престарелая дама ударится в воспоминания о том, как она посылала Коулу еду, а кто-нибудь подслушает… Сегодня вечером Коул галантно пришел Диане на помощь, и она решила в ответ позаботиться о защите его гордости и частной жизни.

Глава 22

К несказанному облегчению Дианы, суматоха, вызванная их опозданием и совместным прибытием, вскоре улеглась. Официанты принялись разносить первые блюда ужина, стоимость которого — тысяча долларов — была включена в цену билета на бал, и все события прошедшего часа постепенно стали забываться.

Диане с трудом верилось, что властный, утонченный мужчина в элегантном черном смокинге, который материализовался перед ней из теней на балконе, — тот самый юноша, который беседовал с ней, одновременно ухаживая за лошадьми Хэйуордов… поддразнивал ее, пока они играли в карты… радостно набрасывался на привезенную Дианой еду.

Она машинально потянулась за хрустящим рогаликом, и вдруг рука ее застыла в воздухе. «Прежде Коула всегда мучил голод», — с умилением вспомнила Диана, и улыбка тронула ее губы — судя по мускулистому телу повзрослевшего Коула, несомненно, в юности он часто голодал потому, что продолжал расти и крепнуть.

Вежливый, но настойчивый голос над ухом что-то произнес, а затем откуда-то сверху спустились две бутылки превосходного вина.

— Какое вино предпочитаете, мисс, — белое или красное?

— Да, — рассеянно отозвалась она.

Официант в замешательстве подождал более точного ответа, беспомощно взглянул на Диану, а затем на Спенса, сидящего слева. Тот пришел ему на помощь.

— Вероятно, и то и другое, — предположил Спенс.

Следующий официант поставил перед женщиной тарелку супа с креветками; оживленные возгласы и взрывы смеха слышались со всех сторон, смешиваясь с нежным позвякиванием приборов о китайский фарфор, но Диана ничего не замечала. Коул разительно переменился, решила она, рассеянно намазывая рогалик маслом, а затем отложила его на тарелку, ни разу не откусив, и потянулась за бокалом вина. Она взяла первый попавший под руку — в нем было выдержанное, прохладное шардонне с изысканным букетом, «Годы не смягчили Коула, — с легкой грустью подумала она, — совсем напротив». В юности он излучал упорство и силу, но казался покладистым, иногда даже добрым. А теперь у него в голосе слышались циничные нотки, а глаза стали ледяными — все это Диана подметила, входя с ним в бальный зал. Он закалился и огрубел в непрестанной борьбе. Однако не утратил доброты, напомнила себе Диана. И этот случай с фотографом на балконе тому доказательство…

Дрожащей рукой Диана снова потянулась за бокалом и торопливо отпила еще глоток. Напрасно она отважилась на такое! Какой глупый, совершенно несвойственный ей порыв! А сам поцелуй! Нежный вначале… позволяющий привыкнуть к неожиданному прикосновению ног, груди и губ незнакомца, потом настойчивый… и требовательный. Он приподнял голову, завершив поцелуй, взглянул ей в глаза… и снова поцеловал — почти нехотя, а затем… словно утоляя жажду.

Диана зарделась от смущения и допила вино, стараясь успокоиться. Ей не следовало бы доводить дело до второго поцелуя. Женщине положено кокетливо ускользать, а не бросаться в объятия первого попавшегося мужчины, который проявил к ней сочувствие.

А может, именно так они и делают?

Размышляя, Диана постепенно убеждалась в правильности своего предположения.

Но чем больше она задумывалась, тем лучше понимала, что излишне бурно реагирует на происходящее и придает слишком большое значение простому дружескому поцелую, рассчитанному исключительно на репортера-шпиона. Коул, вероятно, давно уже забыл о пустяковом случае. Насколько было ей известно, Гаррисон прибыл на бал в сопровождении женщины, сейчас сидящей рядом с ним. Так или иначе, он не испытывал недостатка внимания со стороны соседей по столу и, видимо, развлекался от души.