Сказка о принце. Книга вторая (СИ) - Чинючина Алина - Страница 15

Знал ли вообще этот малыш, думал порой Лестин, что он – король? Может, и знал – по-детски, как в сказке, где «жили-были король с королевой, и не было у них детей…» Вот, оказывается, чем оборачивается для страны это «нет детей» - смутой и безвластием, паникой и угрозой быть растерзанными соседями. Кто бы мог подумать, как мудры старые сказки.

Минул месяц, самый тяжелый после смерти близкого человека и самый трудный в междувластии. Коронация Гайцберга – нет, уже Густава Первого – состоится в ноябре; уже разосланы приглашения королям Версаны, Элалии и Залесья. Лестин взирал на суету во дворце с полнейшим равнодушием – его это все равно не касалось. Лорд Марч, по слухам, был выслан в свое поместье в провинции Тарской; поразительно, думал Лестин, отчего не тюремное заключение, отчего не казнь – всего лишь ссылка, за связь с опасным государственным преступником – слишком легкое наказание. Не иначе, Густав на радостях смягчился.

Воскресное это утро ничем не отличалось от прочих. Как обычно, лорд Лестин смог уснуть уже на исходе ночи; как обычно, утром долго валялся в постели – теперь торопиться было совсем некуда. С грустью подумал лорд, что тревога и опасность имеют свои плюсы: они держат нас в напряжении и не позволяют расслабиться, но при этом не дают расхандриться окончательно. Сейчас, будь жив Патрик, ему бы наверняка пришлось мчаться куда-нибудь с утра пораньше, да еще и с оглядкой, да еще и придумывая тысячи причин для своего отсутствия. Минуло время подвигов, вздохнул Лестин, осталась нам, старикам, только мягкая кровать да старые, гудящие на непогоду кости. Кости, кстати, и правда ломило – видно, к дождю. Осень в Леррене еще не наступила, но октябрь – уже не лето, до затяжных дождей осталось не так уж много.

Только к полудню Лестин встал, наконец, с постели, кряхтя, облачился в халат и спустился в столовую. Он уже допивал кофе, когда на пороге вырос слуга и сообщил, что там в передней лорда спрашивают.

- Кто спрашивает? – удивился Лестин. – Из дворца?

- Нет, ваша милость, не из дворца, а от кого-то неизвестный посыльный. Изволите принять?

Лестин подумал.

- Зови сюда. Или нет, подожди – сам к нему выйду.

Кому бы это быть? Наверное, графиня Экташ просит вечером в карты: третьего дня Лестин с удивлением обнаружил в старой даме, приехавшей во дворец просить за внука, истинную ценительницу такой простонародной, многими дворянами презираемой, а им, Лестином, любимой игры в дурака. Настроение вмиг поднялось – старую графиню лорд уважал, как мало кого – была она резка, решительна и умна, и действовала, не оглядываясь на мнение «общества», как оглядывались многие дамы ее круга.

Солнце заливало лучами неширокий холл, и посыльный – коротко стриженый коренастый мужик лет чуть за тридцать – обливался потом, мялся на пороге, комкая в руках шапку. Одного взгляда на нескладную, нелепую фигуру Лестину хватило, чтобы понять: перед ним переодетый солдат. Оттого и нелепым казался он, что не привык носить штатское, что не знал, куда девать руки, если они не вытянуты по швам. Круглое лицо мужика обильно усыпали бисеринки пота.

Это было уже странно: ни у графини Экташ, ни у кого-то другого из знакомых Лестину дворян переодетых солдат в слугах не водилось. Привычной настороженностью откликнулось сердце. Лестин еще не осознал, откуда она, а уже тревога толкнулась в душе.

- Чего тебе? – спросил он, останавливаясь в дверях.

Мужик вздрогнул, обернулся. Сделал шаг навстречу.

- Вы лорд Лестин? – голос его звучал умоляюще. – Велено лично вам передать…

- Я. Кем велено? Что передать?

Мужик придвинулся совсем близко, обдав его запахом терпкого пота, оглянулся. Отер ладонью губы.

- Велено передать… - совсем тихо сказал он. - Халкин опять понес.

- Что? – не понял Лестин. – Какой Халкин? Куда….

Сердце пропустило положенный удар и застучало, как сумасшедшее. Халкин. Понес. Понес Халкин.

Понес Халкин!

…Это случилось лет, кажется, девять назад. Лорд Лестин и наследный принц поехали, помнится, кататься верхом и уехали довольно далеко от города. Под Патриком был тогда недавно объезженный, довольно своенравный молодой жеребец Халкин, подарок королевы Версанской; принц им страшно гордился и впервые умолил отца отпустить его на верховую прогулку на новом коне. Как уж так случилось, что они заехали так далеко в лес, Лестин не помнил; забыл также и то, что напугало непривычного к лесным запахам и звукам жеребца. Халкин понес. У двенадцатилетнего Патрика хватило храбрости и умения спустя несколько миль остановить и успокоить коня, но что пережил за эти минуты Лестин, знал только он сам. Когда примчавшийся вдогонку воспитатель обнаружил принца не только живым, но и целым, хоть и изрядно перепуганным и растрепанным, у него не просто камень с души свалился - он понял, что заново родился на свет. Халкин, тяжело дышащий, в мыле и пене, выглядел страшно довольным собой, а мальчишка, увидев смертельно бледного воспитателя, сполз с коня и начал вдруг икать и хохотать, как сумасшедший. Его Величество остался, конечно, в счастливом неведении относительно этой истории. А для Патрика и Лестина с тех пор это стало чем-то вроде кода, просьбы о помощи, в которой нельзя было отказать. Так просил принц о разговоре наедине, когда впервые влюбился в отцовскую горничную в четырнадцать лет и мучился целый месяц, не понимая, что с ним происходит. Так он пришел к Лестину после единственной и очень тяжелой ссоры с Изабель, и тогда лорду пришлось мирить детей, никогда прежде не ссорившихся и жизни друг без друга не мыслящих. Такие слова передал Патрик, когда его арестовали. И вот – теперь…

Но это значит, что он – жив?!

Лестин поднял ошарашенный взгляд на посыльного. Попятился в гостиную, поманил обалделого солдата за собой, плотно прикрыл дверь. Шепотом крикнул:

- Где он?!

- У тетки моей, - так же шепотом ответил солдат. – В слободе. Я расскажу, где.

- Как давно?

- С месяц, что ли…

- Живой?!

- Живой, но не очень. Раненые они…

Лестин тихо выдохнул.

- На словах что просил передать?

- Вот – про Халкина. И еще что жив. И прийти просил.

- Где живет эта твоя тетка?

- Я сейчас расскажу. Только, ваша милость… - Жан запнулся, но глаза его глядели умоляюще и строго. – Вы либо сегодня до вечера придите, либо через неделю только. У меня увольнительная… чтоб я дома был. Я вас в лицо знаю, а тетка – нет… вдруг кто чужой увяжется или еще что. Мне за них быть спокойным надо. Обещаете?

Лестин, помедлив, кивнул.

- Я приду сегодня же…

- Не позже вечера только, хорошо? У меня ж увольнение до полуночи. А найти нас просто – дом на самой окраине…

* * *

День обещал быть теплым и солнечным, и никого в доме не удивило, что лорд после обеда собрался на воскресную прогулку. Он отказался от кареты, заметив, что еще не так стар, чтобы не усидеть на лошади, и не взял никого из слуг. При этом оделся как можно проще и сапоги натянул старые, разношенные, удобные на ноге. Надевая плащ, Лестин мимоходом обронил, что отыскал на окраине города чудную оружейную лавку, где встречаются кинжалы и шпаги, привозимые Бог весть откуда. Нынче воскресенье, и Ворота закроют позже, так что если он задержится к ужину – не беда, только аппетит нагуляет.

Он ехал неторопливо, отпустив поводья, и смотрел по сторонам, изредка потирая левую сторону груди. Непривычно сильно болело сердце. После недели дождей улицы казались промытыми и, несмотря на жидкую грязь под ногами, почти праздничными. Вот только лица прохожих, несмотря на воскресенье, казались по-будничному озабоченными.

Мимоходом лорд подумал, что слишком часто встречает теперь такую вот печать озабоченности и – что греха таить – настороженности на лицах встречных. И неважно, во дворце или на улице – словно прислушиваются люди, словно недоумевают, что же дальше будет и как жить. А может быть, мелькнула мысль, это ему лишь кажется – у самого на душе тяжело, вот и видит в других все, что у самого болит. На воре шапка горит, усмехнулся старый лорд.