Первый и последний. Немецкие истребители на западном фронте 1941-1945 - Галланд Адольф "Dolfo, Keffer" - Страница 14

В те дни мы видели не так уж мною британских летчиков. Случайно нам повстречалось несколько самолетов "бленхейм". Бельгийцы же большей частью летали на устаревших "харрикейнах", на которых даже более опытные летчики могли совершить очень немногое против наших новых "Ме-109Е". Мы превосходили их в скорости, скороподъемности, вооружении и, кроме того, в летном мастерстве и уровне подготовки.

Поэтому не было ничего героического в том бою, когда примерно в пяти милях к западу от Льежа я со своим напарником резко спикировал с высоты более 3, 5 км на восемь "харрикейнов", летевших на 1 км ниже нас. План атаки отрабатывался нами много раз. К тому же "харрикейны" нас даже не заметили. Я не был возбужден и не ощущал никакого охотничьего азарта. "Давайте! Защищайтесь!" — подымал я как только увидел в прицеле одного из этой восьмерки. Я подлетал к ним все ближе и ближе, по-прежнему никем не замеченный, и вдруг подумал: "Надо предупредить их!". Что могло быть глупее этой мысли, которая пронеслась в моей голове в тот момент? Я дал по ним первую очередь с расстояния, которое, учитывая ситуацию было еще слишком велико. Я уже находился перед мишенью, когда бедняга заметил происходившее. Он неуклюже уклонился от сближения, но при этом попал прямо под огонь моего напарника. Другие семь "харрикейнов" даже не попытались прийти на помощь своему товарищу, а разлетелись в разные стороны. После второй атаки мой противник упал по спирали вниз, на полностью неуправляемом самолете с частично отлетевшими крыльями. Дальнейшая стрельба была бы пустой тратой боеприпасов, поэтому я стал преследовать другой "харрикейн". Он попытался ускользнуть резко спикировав вниз, но скоро я уже висел у него на хвосте на расстоянии 100 метров. Бельгиец сделал разворот и исчез в дыре между облаками. Однако я не потерял его след и снова атаковал его с очень близкого расстояния. Самолет на мгновение резко поднялся, завис и качнем упал вниз с высоты всего лишь 500 метров. В тот же день во время патрульного вылета я сбил свой третий самолет, летевший в составе пяти "харрикейнов" вблизи от Тирльема.

Все это я воспринял вполне естественно, как само собой разумеющееся, ибо здесь не было ничего особенного. Я не ощущал возбуждения, даже не был в особенно приподнятом настроении от своего успеха; это чувство пришло намного позже, когда мы были вынуждены иметь дело с гораздо более сильным и жестким противником, когда в каждом безжалостном воздушном бою вставал вопрос: "Ты или он?". Однако в тот день я испытывал нечто похожее на угрызения совести, а поздравления начальства и товарищей оставили странный осадок в глубине моей души. Превосходное оружие и везение — все было на моей стороне. Для того, чтобы быть удачливым, летчику-истребителю просто необходимы два этих фактора.

Два дня спустя капитулировала армия Дании, бельгийская армия продержалась на 14 дней дольше. Бельгийские укрепления, хорошо известные еще со времен Первой мировой войны как крепкий орешек, о который можно сломать зубы, были взяты через несколько дней благодаря широкой поддержке люфтваффе, применению пикирующих бомбардировщиков "Штука" и выбросу десанта под огневым прикрытием.

Взятие форта Эбен-Эмаль германскими парашютно-десантными войсками произвело буквально сенсацию став классическим примером проведения парашютно-десантной операции. Данная акция, прикрываемая с воздуха нашим соединением, может послужить иллюстрацией оригинальной тактики, примененной этими войсками. Место, где их должны были выбросить, лежало глубоко внутри Бельгии, да и сама акция, насколько это нам известно, никак не могла быть согласована с общим планом германских наступательных операций. С транспортных самолетов сбросили имитирующие устройства в которые, после приземления запускался сложный механизм, издававший звуки происходящего сражения. Тем самым бельгийцы были введены в заблуждение и стянули значительные силы в предполагаемый опасный район. Их отсутствие на важных оборонительных рубежах послужило большим преимуществом для наступавших немцев.

И снова, как в Польше, секретом этого невероятно ускоренного продвижения вперед стали согласованные действия между быстро передвигавшейся армией и люфтваффе, где каждое перемещение было тщательно спланировано и в-точности осуществлено.

Вскоре мы уже в спешном порядке продвигались к Шарлевиллю. Наш аэродром удобно расположился у подножия Арденнских гор — очень удобная площадка для обороны и маскировки. Однако наше скрытое месторасположение в долине однажды чуть не стало фатальным для меня и моего напарника. 19 мая когда уже темнело, я сбил прямо над землей неприятельский самолет "потез". Это случилось во время так называемой операции "Вечерня", когда французские истребители использовали сумеречное время суток для того, чтобы обстреливать наши передовые позиции.

Ключ к успеху французской кампании находился в Седане. Идея прорыва сквозь Арденны с помощью ударных механизированных бронетанковых колонн была наиболее смелой и революционной, а потому успешной идеей немецких военачальников во время Второй мировой войны. Своим происхождением идея обязана Манштейну, но была отвергнута Браухичем и Гальдером. Тем не менее Гитлер признал ее блестящей и утвердил вопреки всем возражениям. А воплощать ее пришлось Гудериану. Быстрота, с которой осуществлялись эти операции, служила определяющим фактором. По этой причине армии требовались энергичные контрмеры против налетов французской авиации.

В соответствии с моим предложением, наша эскадрилья в целом вместо всей ширины фронта прочесывала в ночное время только узкую область для намеченною прорыва, но, к сожалению, безрезультатно, пока я, наконец, не заметил один из французских штурмовиков. Началась дикая погоня на высоте всего лишь нескольких метров. Вслед за нашими самолетами над полями поднималась пыль; француз летел очень умело, искусно используя все складки местности, и, хотя я уже несколько раздавал по нему очередь и даже отстрелил часть хвоста у самолета, он делал все от него зависящее чтобы избавиться от меня. Я напряженно всматривался вдаль потому что видимость с каждым моментом становилась все хуже и хуже, но в 9.45 мы внезапно оказались над самой высокой точкой деревни (я мог еще различить церковь с высокой колокольней, не очень ясно вырисовывавшееся впереди меня). Как только француз завис над этой церковью, я достал его и он упал на дальней стороне деревни. Теперь было пора домой. Становилось очень темно, к тому же топливо было на исходе, но все же где мы были? Острие Удара на Седан имело форму узкого клина. Находились ли мы над нашими собственными позициями? Принимая во внимание противовоздушный огонь, это вполне могла быть вражеская территория, но вовсе не обязательно. Наше собственное зенитное заграждение относилось подозрительно к любому низко летевшему самолету. "Я собираюсь забронировать себе место", — донесся по радио до меня голос моего напарника. Он снизился над небольшой железнодорожной станцией. Ничего не поделаешь! Нас снова встретил зенитный огонь. "Густав, — сказал я — мы в окружении" — "Я сажусь, — пришло в ответ — Я без горючего". Холмистая местность под нами, казалось, делала посадку совершенно невозможной. Я заметил, что мой напарник выбрал для приземления луг, к несчастью огороженный изгородью, к тому же сам склон круто поднимался вверх. И только я подумал: "Он никогда не сделает этого!" — как он произнес: "Иду на посадку" — и выпустил шасси. Элегантным прыжком он смел с пути изгородь, выпрямил самолет и остановил его носом к гребню холма. "Первый класс!" — раздался его голос. Волосы у меня встали дыбом, но времени для раздумий не было. Итак, я перелетел изгородь и вполне удачно приземлился. Я не мог взять в толк где нахожусь, потому что склон поля был крутым. Внезапно земля ушла вниз, а впереди показалось речное дно. Я нажал на тормоза как сумасшедший. Мрачная тень накрыла меня. Но наконец-то мой самолет остановился. Когда я открыл крышку своей кабины, то понял, что могу с крыла самолета взобраться прямо на дерево.