9 1/2 недель - Макнейл Элизабет - Страница 19

– Дай мне вазелин, который ты принесла, – говорит он женщине, – и держи крепко ее руки.

Он раздвигает мне ягодицы, глубоко засовывает палец в мой задний проход, а другой – между половыми губами; вторая его рука по-прежнему скользит между моими ногами. У меня напрягаются все мышцы. Перед закрытыми глазами вертятся желтые спирали; я стараюсь сосредоточиться на них. Скриплю зубами, вонзаю ногти в ладони; я в большем отчаянии, чем была тогда, когда он побил меня в первый раз.

– Я больше не могу, прошу тебя, не…

А мое тело начинает медленно двигаться в такт движениям его пальцев. Я выгибаюсь, дрожу.

– Ты думаешь, что знаешь, что хочешь, лапочка, – говорит он шепотом прямо мне в ухо, – а на самом деле ты делаешь то, что хочет твоя п…да.

Еще один сильный толчок. Я кричу.

– Заставь ее замолчать, – говорит он женщине, и своей надушенной ладонью она зажимает мне рот. Я изо всех сил кусаю ее, и она заталкивает шарф мне в рот. Потом рот мне освобождают, и его руки ласкают меня, пока я снова не кончаю, в этот раз намного быстрее.

– Умоляю тебя, я больше не могу, дай мне кончить…

Он входит в меня все глубже, и я больше не могу говорить, но продолжаю повторять:

– Умоляю тебя…

Я рухнула на постель и рыдаю под подушкой; рыдания глухие, будто доносящиеся издали. Язык у меня между ляжками. Подушку снимают. Его тело над моим, но язык по-прежнему там, между моими ногами, и он заставляет меня стонать.

Моя голова у него на плече, он лежит рядом со мной, крепко обнимая меня; его пальцы у меня во рту, она сидит на нем верхом. Когда он кончает, наши глаза – ее и мои – на мгновение встречаются.

Я еду в метро. Два месяца. Чуть больше девяти недель. Два месяца тому назад я потеряла всякий контроль над собой. Напротив меня сидит мальчик; кудри падают ему на лоб, рубашка расстегнута. В руках – раскрытая книга. Я смотрю на него долгим взглядом. Все тело мое расслаблено. Он отвечает на мой взгляд, пытается раза два улыбнуться. Я скрестила руки на коленях. Я не улыбаюсь. Я осознаю свою новую власть, и мальчик, я полагаю, тоже. Впрочем, должно быть дело идет не о новой власти, а о старой, о существовании которой я не догадывалась.

Я схожу на 4-й Западной улице. Мальчик вытягивает шею, чтобы на меня посмотреть, открывает рот, когда я смотрю на него, и неловко поднимается, чтобы тоже выйти, но двери закрываются.

Этот мальчик почувствовал, что во мне происходит. Это сочится из всех моих пор. За эти месяцы я узнала о себе кучу вещей, и узнаю что-то новое каждый вечер. «Что-то новое», – шепчет голос в моем мозгу. Осознанная новая власть: уязвимость, извращенная при этом, потому что это полная уязвимость и такая же естественная, как трава в лугах или асфальт в Нью-Йорке. Покорность. Возьми меня. Все что хочешь делай со мной, неважно что, возьми меня, если хочешь, убей. Но прежде всего, стань моим господином. Посмотри на меня, посмотри на меня: глаза мои закрыты, влажные волосы раскинуты по подушке, твои пальцы лежат на моей щеке. Даже больше того: скажи мне тихо, что ты будешь меня бить, что ты посадишь меня на цепь у ночного столика и будешь кормить, как рабыню. Заставь меня есть тебя, пить тебя между куском жареной рыбы и картофелем, поднеси стакан вина к моим губам, пока жидкость не потечет мне в горло. Я закрыла глаза, это ты должен знать, как подносить стакан к моим губам, а не я. Вино течет по подбородку, и его некому вытереть; синяки, крик, приглушенный на первый раз. Видеть, как ты проводишь пальцем по моим ссадинам, с закрытыми глазами чувствовать, как снова твердеет твой член.

Прошли недели, и я уже не могу заглушать крик. Может быть кровь, если бы брызнула кровь… Что бывает, если тебя выпорют до крови? Трудно представить себе то, чего не пережил. Если вы никогда не выли от боли, потеряв всякую власть над собой, вы не можете себе представить, что это такое. Теперь я знаю, что это: это похоже на оргазм, на то, как в тебе поднимается оргазм. Сначала крик, где-то далеко, внутри меня, у него есть что-то общее со мной и вместе с тем нет ничего общего со мной. Я не отвечаю за этот крик. Вовсе нет.

Мое тело уступает, открывается, разрывается. Нет границ, нет преград. Чужие, далекие крики. Нет, я за них не отвечаю.

Позади годы бесконечного трюкачества. Возвышающая меня власть над собой и умение изобразить экстаз, которое она доставляет. «Ах, дорогой мой, дорогой мой». «Динамит в постели», – сказал один мужчина своему другу в ту минуту, когда я входила в гостиную, всего несколько лет назад. Я ни разу не кончила с ним, ни одного раза за десять месяцев беспрерывных кривляний, а ведь мои реакции ему нравились. Я смотрела, как он, лежа на мне, кончает: глаза его были закрыты, лицо искажено. Я сохраняла власть над собой. Кончено. Он, он сумел взять меня, увести за пределы меня самое, он сумел, он может это – о, сколь желанно для меня его явление!

За всеми пределами – это название порнографического фильма, который идет на Бродвее и на 44-й улице.

За всеми пределами – прекрасное название. Он обещал мне, что мы пойдем на этот фильм.

– Мы посмотрим кучу фильмов, – сказал он, – когда пройдем ту фазу, в которой мы сейчас живем.

Он прав. Такую фазу, как нынешняя, нужно прожить до конца. Он ведет меня шаг за шагом, он не пьян, он не в эйфории. Перейдем этот предел, потом следующий, потом еще один. Вот уже три дня я перешла все свои пределы. Вот уже два месяца я потеряла всякую власть над собой. Уже давно я не могу сказать, сколько раз я кончала, сколько раз сказала: «Я прошу тебя, не надо, прошу тебя, не надо». Я умоляю его каждый вечер, – о, какое счастье умолять! «Я прошу тебя что?» – говорил он тихо, заставляя меня кончить еще раз. Мой голос, такой далекий. Это больше не мой голос. Я умоляю его каждый вечер, в горле у меня пересохло, по животу течет пот, ляжки горят и стали липкими. Я полностью потеряла власть над собой.

Послушай, Пресвятая Дева Мария: я стала теперь совсем, как ты. Мне не нужно контролировать себя, он все взял на себя, и так будет до тех пор, пока он меня не убьет. Но нет, я надеюсь, он меня не убьет, для этого мы оба слишком эгоистичны. Ведь есть столько способов продвигаться вперед всю жизнь. Сначала синяки, заглушенные крики – это первый раз. Я с ним всего девять недель, но уже давно я прошла через заглушенные крики. Ведь то, что люди делают до того, как их должны убить, неисчислимо. Для первого раза, брызнувшая кровь: это нечто непредставимое. А впрочем: если бы ты убил меня, тебе нужно было бы найти кого-то другого, а разве это так просто, найти такую женщину, как я?

Этой ночью кровь брызнула и испачкала простыни. Он обмакнул в нее палец, попробовал ее, потом намазал ей мне губы. Гладя меня по волосам, мокрым от пота, он смотрел, как кровь сохнет у меня на губах.

– Я вижу, ты действительно этого хотела, – сказал он. – Ты безумна, как и я. Иногда днем я спрашиваю себя, до чего мы можем дойти?

Он отколупнул большим пальцем корки, засохшие вокруг моего рта.

– Иногда мне становится страшно, – он рассмеялся. – Ей-ей, там должен остаться паштет от обеда. Съедим и идем спать, уже два часа. Ты, когда не выспишься, утром просто невыносима.

Наутро, когда я после завтрака чистила зубы, я начала плакать. Он позвал меня:

– Ты готова? Идем, лапочка, уже почти половина девятого.

Через несколько минут он вошел в ванную и поставил портфель на биде. Он вынул у меня из рук зубную щетку и вытер мне лицо.

– У тебя свидание в половине десятого, ты помнишь? Да что стряслось? – он поцеловал меня в обе щеки, повесил сумку мне на плечо и взял меня за руку. Он закрыл дверь квартиры на ключ. Я продолжала плакать. Он спросил:

– У тебя есть темные очки? – Потом вынул их из наружного кармана сумки. Я позволила их надеть на себя, не говоря ни слова.

Когда мы вышли из вагона метро, я все еще плакала. Я плакала, поднимаясь по лестнице. За несколько шагов до выхода, он снова спустился вместе со мной в метро, и мы вернулись домой. Он толкнул меня на диван в гостиной и закричал: