Горец I - Макнамара Кристофер Лоуренс - Страница 30

— Герда!

— Я иду к тебе, Конан!

Ты так же прекрасна, как в тот день, когда мы с тобой в первый раз встретились. И опять у тебя на руках крошечный ягненок, и ты идешь навстречу мне по горной тропинке, а я не знаю — стоять ли мне на месте и любоваться тобой, или лететь навстречу.

— Я иду к тебе, Конан!

Ты, как всегда, отвечаешь мне и, подойдя, целуешь. А я всегда беру тебя на руки и несу в дом к теплу очага и красноватым отсветам на полу и стенах.

— Мой прекрасный повелитель!..

— Я не повелитель. Я — твой муж.

— Мой муж…

— И останусь им навсегда.

Сегодня такой же кроваво-красный закат, как много-много лет тому назад. Ты приподняла голову с подушки и протянула мне руку. Я прижал ее к своей щеке.

— Зачем ты вернулся сегодня?

— Потому что я люблю тебя так же, как и в тот день, когда мы познакомились.

— Я не хочу умирать… Ты останешься здесь навсегда?

— Не знаю. Если это поможет чем-то этому миру…

— А если нет?

— А если нет…

— Обещай, что тогда ты вспомнишь обо мне.

— Обещаю. Тогда я приду к тебе и буду с тобой. Вечно.

— Жаль только, что у нас с тобой так никогда и не было детей.

— Прости меня…

— О, Конан, зачем ты вернулся сегодня? Зачем ты не дал мне умереть тихо и спокойно?

— Прости меня, Герда.

— Спасибо.

— Я тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю.

— Пока мы живы, больше ничего не важно. Мы любим друг друга. Что еще имеет значение?

Солнце светит, но почему-то холодно. Я тебя укрою оленьей шкурой. Согрейся. На тебе твоя овечья накидка и сапожки, которые я тебе сам сделал. Согрейся.

Спокойной ночи, любовь моя!

Твой сон будут охранять мой меч и вечные горы. Могила на склоне завалена камнями, и крест клейморы сверкает в лучах заходящего солнца.

До свидания, любовь моя!

Небо на закате гаснет, покрываясь темным пеплом сгоревшего солнца. Пылает наш дом, засыпая в серых сумерках небесного пожарища. В туче оранжевых искр возносится к небу его душа и тает за сонными облаками.

Спи спокойно, любовь моя!.."

Рассел проснулся со странным чувством, о котором никогда не мог забыть. В груди огромной жабой сидела неповоротливая боль. И взгляд… Откуда-то сверху в Нэша целился тот взгляд, повинуясь которому, надо было идти в бой.

Солнце только что выкатилось из-за горизонта, окрашивая свинцовые воды Гудзона ядовитой желтизной. Никогда не засыпающий Нью-Йорк протирал сонные окна небоскребов. Магазины и лавки уже подняли тяжелые веки витринных жалюзи.

Оставив машину на стоянке, Рассел пошел прогуляться по еще не успевшим заполниться отдыхающими людьми аллеям центрального парка. Взгляд сверху становился все пристальнее. Собственные шаги отдавались в голове глухим топотом. И вдруг все стихло.

Шелест листвы и птичье пение… Ноги сами вынесли Рассела на горбатый изящный мостик, переброшенный через озеро в самом центре парка. Туман в голове рассеялся.

На середине мостика, облокотившись о перила, стоял высокий чернокожий человек, одетый в странные одежды мавританских вельмож прошлого века. Широкое полотно, раскрашенное золотом и охрой, окутывало мощное тело, придавая и без того крупной фигуре угрожающий вид. Склонив голову, он любовался проплывающими по зеркальной глади белыми лебедями.

Рассел остановился и понял, что достиг цели. Человек, стоящий на мосту, мог быть только…

— Датворт?! — выкрикнул Нэш, приближаясь к нему.

Негр вздрогнул и медленно повернул голову.

— Мак-Лауд?! — мохнатые черные брови сползлись к переносице, закладывая на лбу глубокие морщины.

Нэш спрятал правую руку под плащ, нащупывая теплую кость драконьей головы на рукоятке катаны.

Нервное напряжение сковало обоих. Правая рука Датворта была спрятана за пазуху в складки странного одеяния. Он сделал шаг навстречу Расселу, который, резко выхватив из-за пазухи в приветствии пустую руку, показал негру ладонь с растопыренными пальцами. Датворт в ту же секунду отбросил широкий рукав. В его черной руке блеснула серебром плоская маленькая фляжка.

— Ты, как всегда, в своем репертуаре, — расхохотался Рассел, бросаясь в распахнутые объятия старинного друга.

— Рад снова тебя видеть, — ответил Датворт. — Похоже, сто лет прошло? Или нет?

— Ровно сто, — Рассел кивнул. — Сто лет со дня нашей последней встречи. Как твои дела?

— Вот так, — негр широко улыбнулся, протягивая Расселу фляжку.

Тот взял ее и, отвинтив от узкого горлышка маленькую пробочку, поднес сосуд к носу.

— Что это? — Рассел недоверчиво посмотрел на Датворта.

— Это? — хохотнул он. — Бум-бум.

— Опять этот страшный напиток?

— Такой сильный человек, как ты, не должен бояться такого чистого маленького бум-бума. Или, может быть, ты думаешь, что я хочу тебя отравить?

Улыбка не сходила с его черного лица. Датворт погладил ладонью усы и аккуратную бородку, потом, забрав флягу, сделал из нее большой вдохновенный глоток. Крякнув, он с чувством произнес:

— Ты ничего не понимаешь в отраве. Придется травиться самому.

— Я думаю, что ты просто сумасшедший сукин сын, — Рассел постучал по виску указательным пальцем.

Датворт снова стал серьезным:

— Так, значит, это не ты меня вызывал?

— И, как я вижу, меня тоже звал не ты, — кивнул Рассел.

— Значит, здесь есть кто-то еще, — негр стукнул кулаком о перила мостика.

— Есть, — подтвердил Рассел. — Я даже знаю, кто.

— Черт с ним! Главное, что все соберутся здесь и исполнится предначертанное.

— По-моему, уже собрались.

— Все равно, черт с ними всеми! Меня сейчас интересует совсем другое.

— Что же?

— Я считаю, что нам срочно нужно повеселиться, — снова улыбнулся Датворт.

Расхохотавшись, он ухватил Рассела за плечи и тихонько произнес ему на ухо:

— Ты знаешь, надо пойти куда-нибудь выпить, а то мне опять кажется, что время чуть не поймало нас…

— Пойдем. Правда, когда в последний раз тебе это казалось, мы действительно…

…Ледяное крошево, срываемое мощными порывами ветра с темного неба, в кровь резало веки и лоб. Толстая шерстяная повязка, закрывавшая нос и щеки, спасала лишь первые десять минут. Учащенное дыхание пропитывало шерсть влагой, которая мгновенно застывала и превращалась в непробиваемую ледяную корку, примерзающую к коже.

Темнело. Ночь неслышно, как охотящаяся кошка, подкрадывалась к ползущим по тропе людям, поджидая, когда подвернется удобный момент, чтобы схватить их в свои мягкие смертоносные лапы. Разбивать лагерь и устраиваться на отдых было бессмысленно. До привала, за которым лежала вожделенная долина, оставалось всего полторы мили.

Сделав еще несколько шагов, Датворт опустился в сугроб и сбросил с плеч брезентовые лямки большого рюкзака. Глухой рык вместе с облаком пара вырвался из его груди, на глазах превращаясь в искрящуюся тучку опадающих на землю ледяных кристаллов.

— Мак-Лауд, где ты? — зашипел он, пытаясь приподняться на непослушных руках.

— Вставай, брат, надо идти, — опустился тот возле него на колени, опираясь на лезвие ледоруба как на костыль.

— К черту все! Сколько нам еще идти?

— До ночи мы должны быть на перевале. Вставай.

— По-моему, в Дайке мы немного не рассчитали с поклажей, — огромная рукавица похлопала по каменной глыбе рюкзака. — С каждым шагом весу в этом чертовом булыжнике прибавляется на фунт.

— Ты же помнишь, что у нас впереди, — Мак-Лауд схватил негра за ворот волчьей шубы и встряхнул, как мешок.

— Мне нужно время, иначе я не смогу идти дальше. Час, не больше.

— Не получится. До заката осталось всего-то минут сорок.

Ноги Мак-Лауда поползли по толстому насту и он, не удержав равновесия, повалился на Датворта.

Из удаляющейся по тропе группы людей вышел коренастый невысокий мужичок лет сорока пяти и вернулся назад к упавшим. Вид у него был бодрый, а поклажа за спиной не казалась столь серьезной и внушительной, как у остальных. Подойдя к лежащим в снегу людям, мужичок окинул их добрым лукавым взглядом и произнес: