Ребекка с фермы Солнечный Ручей - Уиггин Кейт Дуглас - Страница 47

- Вполне вероятно, - согласилась миссис Мизерв, - хотя совершенно ясно, что он не из тех, кто женится. Есть мужчины, которые женились бы каждый год, если бы только их жены успевали умирать, а есть такие, которые, похоже, предпочитают жить одни.

- Будь Ладд мормоном39, я думаю, он мог бы получить в жены всех женщин в Северном Риверборо, если судить по тому, что говорят о нем мои кузины, - заметила миссис Перкинс.

- Не похоже на то, чтобы его могла подцепить какая-нибудь девушка из Северного Риверборо, - засомневалась миссис Робинсон, - если он не женился, хотя, вероятно, имел, из кого выбирать в Бостоне. Я думаю, Марта попала в точку, когда сказала, что он из тех мужчин, которые не женятся.

- Я бы не поручилась ни за одного из них, когда появится суженая! - добродушно засмеялась миссис Кобб. - Как знать, что и кто им понравится? Помните Бастера, упрямого коня Джеримайи? Он готов на все, лишь бы не позволить вложить себе в рот удила. Он сопротивляется Джерри, сопротивляется мне, пока ему не приходится уступить. Ребекка ничего не знала о его повадках, когда на днях пошла запрячь его. Я бросилась следом за ней в конюшню, так как знала, что ей придется нелегко, но - поверите ли? - она похлопала Бастера по носу, поговорила с ним, и когда вложила свои пальчики ему в рот, он разинул его так, что я думала, проглотит ее, точно. Но он только взял удила и причмокнул, словно это был кусок сахара. “Помилуй, Ребекка, - говорю я, - да как это ты уговорила его взять удила?” - “А я и не уговаривала, - отвечает она, - он, кажется, сам этого хотел. Может быть, ему надоела конюшня и он хочет прогуляться и подышать свежим воздухом”.

Глава 27

“Прекрасное зрелище”

Пролетел год с тех пор, как премия Адама Ладда обсуждалась в Риверборо за чашкой чая. Месяцы приходили и уходили, и наконец забрезжило для Ребекки утро великого дня - дня, которого она с нетерпением ждала пять лет, как первой цели, до которой предстояло добраться в ее маленьком путешествии через мир. Школьные дни были позади, и священнодействие, известное посвященным как “вручение дипломов”, вот-вот должно было состояться; теперь это возвещало даже медленно всходящее на востоке солнце. Ребекка тихонько выбралась из постели, подкралась к окну, раздвинула шторы и радостно встретила нежный розовый свет, означавший, что утро будет безоблачным. Даже солнце в этот день выглядело как-то по-иному - больше, краснее, значительнее, чем обычно. И если это действительно было так, не нашлось бы ни одного выпускника, который счел бы это странным или неуместным, принимая во внимание все обстоятельства. Эмма-Джейн пошевелилась на подушке, проснулась и, увидев Ребекку у окна, подошла и тоже опустилась на колени рядом с ней.

- День будет отличный! - вздохнула она с чувством благодарности. - Теперь я спокойна! Ты спала?

- Немного. Слова стихотворения, которое я буду читать, и музыка к песням, которые мы будем петь, все время звучали у меня в ушах; и, что хуже всего, молитва Марии, королевы Шотландии:

Adoro, imploro

Ut liberes me!40

Эти слова, кажется, навсегда врезались в мою память.

Ни один из тех, кто незнаком с жизнью сельских жителей, не может вообразить всю важность, значительность, торжественность этого последнего школьного дня. По серьезности приготовлений, обилию условностей и всеобщему возбуждению он значительно превосходит свадьбу, ибо свадьба - обычное дело в сельской местности, иногда даже сводящееся к простому посещению дома приходского священника. Ничто, кроме, пожалуй, церемонии вступления в должность нового губернатора в здании законодательного собрания штата, - ничто не может сравниться с выпускными торжествами, по мнению самих выпускников, их семей и младших учеников. В этот величайший из дней Уэйрхем бывал потрясен до основания. Матери и отцы учеников, так же как и их всевозможные родственники, приезжали в городок на поезде или в экипажах после завтрака. Бывшие ученики, женатые и холостые, с семьями и без, потоками вливались в милые сердцу старые улочки. Две платные конюшни были переполнены экипажами всех разновидностей, и ряды двуколок и бричек стояли по обеим сторонам тенистых дорог; лошади помахивали хвостами, наслаждаясь бездельем. Улицы были заполнены нарядными людьми, и фасоны включали не только “последние модели”, но и хорошо сохраненные реликвии давно минувших дней. Здесь собрались мужчины и женщины всякого рода и звания, так как в Уэйрхеме учились сыновья и дочери владельцев магазинов и юристов, мясников и докторов, сапожников и учителей, фермеров и священников. В самом здании семинарии царило волнение, такое глубокое и напряженное, что выражалось оно в чем-то вроде естественно наступившего безмолвия, кратковременной приостановки жизни для тех, кто ожидал ее решающего момента. Женская половина выпускных классов сидела по собственным спальням, и каждая из девиц была одета с таким совершенством во всех подробностях туалета, что, казалось, вся ее прошлая жизнь была не чем иным, как лишь прелюдией к этому наряду. Так, по крайней мере, обстояло дело с их телами, но головы их были украшены папильотками или десятками тонких косичек, чтобы покрыться позднее всевозможными разновидностями кудрей, известных девушкам того времени. Накручивание волос на папильотки или бумажки было излюбленным способом достижения желаемого результата, и хотя это часто влекло за собой бессонную ночь, немало находилось тех, кто охотно приносил эту жертву. Те же, в чьих жилах не текла кровь мучениц, заменяли папильотки тряпочками под тем предлогом, что тогда локоны получаются менее тугими и более естественными. Жара, однако, способна растопить украшение самой гордой головы и превратить в скрипичные струны любое произведение искусных пальцев и завивочной булавки. И потому встревоженные мамы склонялись над своими девочками, обмахивая их веерами в ожидании того момента, когда городские часы пробьют десять - час, выбранный для избавления заключенных от примененных к самим себе пыток.

Швейцарский муслин, однотонный или в горошек, был излюбленным материалом для выпускных платьев, хотя находились и такие, кто парился в белом кашемире или альпаке, в связи с тем что в некоторых семьях считали, что шерстяное платье больше пригодится в будущем. Голубые и розовые шелковые ленты, которым предстояло украсить талии, висели на спинках стульев, а та девица, у которой был атласный пояс, молилась, дабы избегнуть греха тщеславия и гордости.

Удастся ли сшить хоть какое-то платье к выпускной церемонии, оставалось неясным для Ребекки вплоть до прошлого месяца, когда в обществе Эммы-Джейн она посетила чердак Перкинсов и, обнаружив там несколько кусков марли, решила, что, на худой конец, и это сойдет. “Дочь богатого кузнеца”, решительно отбросив мысль о швейцарском муслине в крапинку, предпочла последовать примеру Ребекки, что она обычно делала и в более важных вопросах. Обе тут же придумали фасоны, которые включали такие сборочки, такие мережки и складочки, такие вставки из нитяных кружев, что платье Ребекки, чтобы успеть закончить шитье в срок, даже пришлось разделить на части и раздать нескольким швеям: пояс - Ханне, лиф и рукава - миссис Кобб, юбку - тете Джейн. Усердный труд, вложенный в презираемый материал, стоивший всего лишь три или четыре цента за ярд, сделал платья вполне приличными и даже красивыми, а что до линий и фалд, которыми ложилась марля, они могли дать несколько очков вперед атласу и парче.

Девочки сидели вдвоем в своей комнате в ожидании заветного часа, причем Эмма-Джейн в довольно слезливом настроении. Она не могла не думать о том, что это последний день, который они проведут вместе. Начало конца их восхитительно близких отношений, казалось, уже замаячило на горизонте, так как накануне Ребекке были предложены мистером Моррисоном две должности: одна в пансионе в Огасте, где она должна была бы аккомпанировать на уроках пения и ритмической гимнастики и надзирать за младшими девочками, когда они упражняются в игре на фортепиано; другая - место помощницы учителя в средней школе в Эджвуде. Жалованье и в том, и в другом случае предлагалось очень скромное, но первая из вакансий давала условия для продолжения образования, на взгляд мисс Максвелл, очень ценные.