Ребекка с фермы Солнечный Ручей - Уиггин Кейт Дуглас - Страница 19

- Женщины-врачи всегда гомеопаты, разве не так? - заметила миссис Кобб, которая была сторонницей старой школы в медицине.

- Ну что ты, мать! Конечно, нет. В мисс Паркс нет ничего гомеопатического. Она разъезжает по всей округе19.

- Почему-то я не могу представить Ребекку врачом, - задумчиво сказала миссис Кобб. - Ее способность говорить без умолку - вот что обеспечит ей успех. Может быть, она будет выступать с лекциями или декламировать стихи, как та чтица из Портленда, которая выступала у нас на празднике урожая.

- Я думаю, она сама будет писать, - уверенно сказал мистер Кобб. - Она сочиняет свои стихи быстрее, чем читает чужие в книжке.

- Жаль, что она такая некрасивая, - заметила миссис Кобб, задувая свечу.

- Некрасивая, да что ты, мать! - воскликнул ее муж в изумлении. - Ты только посмотри на ее глаза, посмотри на ее волосы и улыбку и ямочки на щеках! И посмотри на Элис Робинсон, которую называют самым красивым ребенком на нашей реке, и ты увидишь, что Ребекка затмевает ее совершенно! Я надеюсь, Миранда согласится на то, чтобы Ребекка почаще заходила к нам. Тут у нас она немного выпустит пар, и кирпичный дом станет заметно безопаснее для всех, кто в нем живет. Мы-то знаем, что значит иметь детей, пусть даже это было более тридцати лет назад. Поэтому мы можем понять ребенка.

Несмотря на панегирики мистера и миссис Кобб, Ребекка в то время еще плохо писала сочинения. Мисс Дирборн давала ей всевозможные темы из числа тех, которые в прошлом обычно задавали ей самой: “Картины облаков”, “Авраам Линкольн”, “Природа”, “Филантропия”, “Рабство”, “Невыдержанность”, “Веселье и долг”, “Одиночество”, но ни с одной из них Ребекка, кажется, так и не справилась удовлетворительно.

- Пиши так, как ты говоришь, Ребекка, - настаивала бедная мисс Дирборн, втайне зная, что сама никогда не сумела бы написать хорошее сочинение.

- Но, Боже мой, мисс Дирборн! Я не говорю о природе и рабстве. Как же я могу что-то написать, если мне нечего сказать?

- Для этого и существуют сочинения, - ответила мисс Дирборн не совсем уверенно, - чтобы у человека появилось, что сказать. Кстати, у тебя слишком много личных местоимений в сочинениях, следует говорить “человек”, чтобы было больше похоже на настоящую литературу. “Человек открывает любимую книгу”, “Мысли - большое утешение для человека в одиночестве” и так далее. В этом последнем сочинении на тему об одиночестве ты не сказала ничего интересного и написала о слишком обыденных вещах.

- Но я ничуть не больше знаю об одиночестве на этой неделе, чем знала о веселье и долге на прошлой, - пожаловалась Ребекка.

- Ты стремилась позабавить класс, когда писала о веселье и долге, - с упреком сказала мисс Дирборн, - поэтому ничего хорошего не вышло.

- Я не знала, что вы заставите нас читать наши сочинения вслух, - смущенно улыбнулась Ребекка.

Тему “Веселье и долг”, предложенную ученикам в качестве источника вдохновения, нужно было раскрыть прямо на уроке за пять минут. Ребекка ломала голову, пыхтела, потела, но, когда настала ее очередь прочитать сочинение вслух, ей пришлось признаться, что она ничего не написала.

- По меньшей мере, две строчки на твоей дощечке были, - настаивала учительница, - я видела.

- Мне бы не хотелось их читать, - взмолилась Ребекка. - У меня плохо получилось.

- Читай, что получилось - хорошо или плохо, мало или много. Я ни для кого не делаю исключения.

Ребекка, охваченная тайным смехом, страхом и стыдом, поднялась и негромко прочитала двустишие:

Долг с весельем не в ладах,

Пусть всегда он терпит крах.

Голова Дика Картера исчезла под партой, а Ливинг Перкинс задохнулся от смеха.

Мисс Дирборн тоже засмеялась; она сама была еще почти девочкой, а обучение детей так редко взывает к чувству юмора учителя.

- Придется тебе, Ребекка, остаться после уроков и сделать новую попытку, - сказала она, но сказала с улыбкой. - Идея, заложенная в твоем стихотворении, не очень-то хороша для положительной девочки, которая должна находить удовлетворение в исполнении своего долга.

- Это не моя идея, - сказала Ребекка извиняющимся тоном. - Я успела написать только первую строчку, когда увидела, что вы собираетесь позвонить в колокольчик и сказать, что время истекло. У меня было написано “не в ладах”, и я не смогла придумать ничего другого, кроме “трах”, “страх” и “крах”. Но я переделаю этот стишок так:

Веселье с долгом не в ладах,

И пусть оно потерпит крах.

- Так, пожалуй, лучше, - ответила мисс Дирборн, - хотя, я думаю, что “не в ладах” не слишком красивое выражение, чтобы употреблять его в поэзии.

Получив указания по использованию слова “человек”, придающего изящество и утонченность литературному произведению, Ребекка старательно переписала свое сочинение об одиночестве в соответствии с рекомендацией мисс Дирборн. В результате оно приобрело следующий вид, который вряд ли удовлетворил как учительницу, так и ученицу.

Одиночество

Нельзя сказать, что человек одинок, если у человека есть чудесные мысли, которые всегда могут принести утешение. Человек сидит в одиночестве, это правда, но ведь человек думает. Человек открывает любимую книгу и читает любимый рассказ. Человек разговаривает с тетей или братом, ласкает кошку или разглядывает альбом с фотографиями. Есть также и работа: какая это радость для человека, если оказалось так, что человек любит работу! Маленькие домашние обязанности не дают человеку скучать. Чувствует ли человек себя осиротелым, когда собирает щепки на растопку перед вечерней трапезой? Или когда человек моет ведро, перед тем как идти доить корову? Конечно же, нет.

Р. Р. Р.

- Звучит просто ужасно, - вздохнула Ребекка, когда прочитала это вслух после уроков, оставшись наедине с мисс Дирборн. - От того, что пишешь везде “человек”, ничуть не становится больше похоже на книжку, и к тому же выглядит глупо.

- Ты пишешь такие странные вещи, - заметила мисс Дирборн. - Не понимаю, зачем тебе понадобилось упоминать о щепках для растопки.

- Но ведь я говорила о домашних обязанностях в предыдущем предложении, а собирать щепки и есть одна из моих домашних обязанностей. Вам не кажется, что очень красиво называть ужин “вечерней трапезой”? А какое прелестное слово “осиротелый”!

- Да, эта часть сочинения очень хороша. Но вот кошка, щепки и ведро мне не нравятся.

- Хорошо! Вычеркну! - сказала Ребекка. - И корову тоже?

- Да, и корову. Мне не нравятся коровы в сочинениях, - ответила привередливая мисс Дирборн.

Поездка в Милтаун не обошлась и без прискорбных последствий малого масштаба. На следующей неделе мать Минни Липучки сказала Миранде Сойер, что той необходимо обратить внимание на поведение Ребекки, которая склонна к “ругательствам и богохульствам” и не далее как в этот самый день произнесла нечто совершенно ужасное в присутствии Эммы-Джейн и Ливинга Перкинса, которые, правда, только засмеялись в ответ и погнались за ней по дороге.

Ребекка с негодованием отвергла предъявленные ей обвинения, и тетя Джейн поверила ей.

- Но все же покопайся в памяти, Ребекка, и попробуй догадаться, какие твои слова подслушала Минни, - попросила она. - Не злись и не упрямься, но хорошенько подумай. Когда они погнались за тобой по дороге? Что вы делали?

Неожиданная догадка озарила ум Ребекки.

- О! Теперь понимаю! - воскликнула она. - Сегодня все утро шел сильный дождь, вы ведь помните, и на дороге было полно луж. Мы шли все вместе - Эмма-Джейн, Ливинг и я; я была впереди. В одном месте вода ручьем текла через дорогу к сточной канаве, и это напомнило мне постановку “Хижины дяди Тома”, которую мы видели в Милтауне. Там Элиза хватает своего малыша и бежит, прыгая с льдины на льдину, через Миссисипи, а за ней гонятся собаки. Мы не могли удержаться от смеха, когда вышли из павильона, где шло представление, потому что там была такая маленькая сцена, что Элизе приходилось бегать кругами, и то собака гналась за ней, то она за собакой. Я знала, что Ливинг тоже вспомнит про Элизу, поэтому сняла плащ и завернула в него мои книжки, как ребенка, а потом закричала: “Боже мой! Река!” - именно это кричит Элиза в пьесе - и запрыгала через лужи, а Ливинг и Эмма-Джейн погнались за мной, изображая собак. Но эта глупая Минни Липучка ничего не понимает в играх. Элиза совсем не ругалась, когда выкрикнула: “Боже мой! Река!” Это было больше похоже на молитву.