Могильщик. Черные перчатки (СИ) - Башунов Геннадий Алексеевич - Страница 68

Вообще-то, кинжал уже почти был готов — рукоять, само лезвие, кузнецу осталось только наточить клинок. Велион мог бы уйти, чтобы устроится в таверне, но всё-таки продолжал следить за работой кузнеца: он заказал особую заточку лезвия, благодаря которой кинжал будет "гулять" по плоти, оставляя рваные раны, вызывающие гангрену. На эту идею его натолкнула та стычка со стариком — спустя неделю с момента драки рана на щеке едва-едва затянулась, хотя сильного воспаления и гноя пока не было. Могильщик надеялся, что и не будет, иначе дело обернулось бы гангреной, которая при местном климате могла свести его в могилу.

Сначала Велион хотел заказать панцербрехер, но, припомнив свои драки и кое-что подслушав, понял, что это бесполезно: несмотря на обилие железа на островах, в межклановых стычках один на один островитяне редко использовали доспехи, предпочитая драться "честно". Могильщик считал эти драки блажью, ещё большим идиотизмом был отказ от доспехов, но… что-то в этом было. Мрачное благородство, которое всё равно оставалось блажью. Но эта блажь может спасти Чёрному могильщику жизнь — кривым кинжалом он пользовался куда лучше, чем панцербрехером, всё-таки скважечников не слишком-то обучают к драке с закованными в латы рыцарями. Конечно, вероятность этого существовала, например, во время задания в каком-нибудь замке, но в этом случае облажавшийся скважечник, скорее всего, погибал, поэтому наставники большее внимание уделяли тренировкам, предназначенным для того, чтобы убийца не облажался. Вот поэтому Велион и остановил свой выбор на кривом обоюдоостром кинжале с длиной лезвия в две пяди.

— Хороший кинжал, — неожиданно сказал кузнец, это была его первая фраза после того, как он назначил цену за работу. — Собираешься кого-то убить?

— Такое ощущение, что это меня собирается кто-то убить с тех пор, как я прибыл сюда, — усмехнулся тотенграбер.

— А, ты с материка… — протянул мастер. Во время разговора он глядел исключительно на кинжал. — Давно прибыл?

— Давненько.

— И всё ещё жив?

— А чему ты так удивляешься?

Кузнец рассмеялся.

— Шучу я, — примирительно сказал он. — Видишь ли, не часто здесь встречаются пришельцы с материка. Я лично за всю свою жизнь видел четверых. Один из них, говорили большая шишка, ходил с кучей охраны, но он всё равно сказал что-то неприятное кому-то из местных шишек, так что его вынудили принять дуэль, в которой он, конечно же, погиб. Двух других я видел уже мёртвыми. Так что ты, считай, единственный живой. Хорошо дерёшься?

— Не дурно, — сухо отозвался могильщик. Разговор всё меньше и меньше ему нравился.

— И рассказать некому? — продолжал расспросы мастер.

— Не понял?

— Кто-нибудь из бросивших тебе вызов выжил?

— Нет, — и не моргнув глазом, ответил Велион.

— Это тоже не очень хорошо. Хотя, думаю, ты уже об этом знаешь. Чем сильней воин, тем больше других хотят потягаться с ним. Знаешь, — кузнец на миг перестал жать на педаль, приводящую в движение точильный круг, — я бы потягался с тобой, но у меня правило — не драться с клиентами… до тех пор, пока работа не закончена.

— Шутишь? — угрюмо буркнул могильщик. Драться с кузнецом ему не хотелось совершенно.

— Нет. Но больно меч у тебя хороший, такой просто так не достанется, а значит, ты крупная шишка, хоть и с материка. Ходишь один, значит, никого не боишься. А крупная шишка с материка, которая ещё никого и не боится… Даже не знаю. Скорее всего, ты матер меча, нанятый кем-то из местных глав клана, чтобы изучить новые приёмы ведения боя. Так что откровенно признаюсь тебе, что немного побаиваюсь. Или, быть может, ты хочешь со мной подраться?

Велион, клянущий на чём свет стоит щедрость Иргура и свою тупость, покачал головой.

— Вот и хорошо, — разочарованно протянул кузнец. — Но, подожди… — он на миг задумался. — Я признался тебе в своей трусости, значит, ты должен меня убить, чтобы смыть позор с себя.

— С себя?! — взорвался тотенграбер. Он опасался такого оборота ещё с самого начала разговора.

— Ну да… а, ты же с материка… Так вот, ты должен меня убить, чтобы смыть оскорбление, которое я тебе нанёс. Или покончить жизнь самоубийством, распоров себе живот, в качестве поблажки мне, ведь я могу ещё исправиться… — Кузнец неожиданно покраснел, а потом всё-таки не сдержал смеха. — Шучу я, — выдавил он сквозь смех, глядя на кислую физиономию могильщика. Во время этого приступа гомерического хохота кинжал в его руках не сдвинулся ни на йоту относительно вращающегося точильного круга. — Хотя, на самом деле ты бы убил меня, или нанёс бы мне тяжёлое оскорбление, которое пришлось бы смывать кровью, твоей кровью, всей моей семье. Трус, решившийся взять меч в руки, должен быть мёртв. А над тобой я шучу, к тому же, у вас на материке другие порядки. Но, кстати, ты мог бы избежать дуэли, если бы, например, у тебя было ранение, не позволяющее тебе драться. Щека не подойдёт.

— Кстати, — буркнул Велион. — Совсем забыл. Есть здесь приличный коновал?

— А что такое?

— Чирей, — скривился могильщик. — Пока сижу, забываю, а во время ходьбы болит ужасно. Чёрт, не понимаю, никогда этой гадостью не болел, а тут на половину ляжки вылез.

— Здесь более влажный климат, — кивнул мастер. — Того шишку, по-моему, оскорбили за уродливое лицо: он весь чирьями покрылся, с ног до головы. Оскорбление, сам понимаешь, надо смывать кровью. А где у тебя выскочил?

— На внутренней стороне правого бедра. А почему ты спрашиваешь?

— Вообще-то, я хотел стать лекарем, но отца покалечили, старшего брата убили, и мне пришлось следить за кузницей. Так что я помогу тебе, как только закончу с кинжалом. Ты пытался что-нибудь с ним делать?

Велион снова скривился.

— Печёный лук не помог, поэтому я пытался вскрыть и выдавить его сам…

— Но боль была дикая, — закончил за него кузнец. — Понимаю. Хорошо, что на лице не выскочило ещё несколько.

— Их там и так штуки три, да ещё по нескольку чёрных головок.

— Плохо. Но поправимо. Как только закончу кинжал, сразу возьмусь. Дам ещё горшочек с мазью, будет наносить на рану. Это будет стоить восемь грошей.

— Да хоть марку.

— Вот и славненько. А пока сходи и устройся в таверну, если честно, я терпеть не могу, когда смотрят, как я работаю.

— Хорошо, — усмехнулся могильщик, поднимая с пола свой рюкзак.

— Через два часа жду.

Операция прошла довольно болезненно, но всё же куда больнее было бы ждать, когда чирей нарвёт без чужого вмешательства. Кузнец, который так и не пожелал назваться, наложил могильщику на ногу плотную повязку и действительно дал ему баночку с мазью настолько вонючей, что у Велиона чуть не выступили слёзы.

Натянув штаны и расплатившись, тотенграбер забрал кинжал, распрощавшись, вышел из кузницы. Нога немного побаливала, но боль не сковывала движения, а по сравнению с ощущениями, которые возникали, когда штанина начинала натирать нарыв, это был просто рай.

Наверное, потому Велион не сразу заметил мужчину, стоящего напротив выхода из кузницы. Но, заметив, сразу узнал, чувствуя, как кровь отливает от лица.

Напротив выхода из кузницы стоял тот самый старик, который чуть не пришил его неделю назад. В его правой руке тускло поблёскивала дайкатана, выглядящая при свете дня весьма устрашающе.

— Он может драться? — хрипловатым голосом спросил старик, глядя могильщику куда-то за спину.

— Да, сейчас может, — раздался голос кузнеца. — Рана не будет сковывать движения.

— Отлично, — сухо сказал мечник. Он перевёл взгляд на могильщика и усмехнулся: — А ты молодец, что убежал, иначе мне пришлось бы кончать жизнь самоубийством: для матера меча убить на дуэли небоеспособного противника — позор. Хотя, ты драпал так, что я бы не сказал, что тебе что-то мешает.

— Угу, — хрипло ответил Велион, глядя на своего престарелого противника исподлобья. Вокруг собралось уже с полдюжины жителей деревни, даже если бы он сбежал, его жизнь не стоила бы и ломаного гроша — его бы искали и здесь, уже ищут в Короссе…