Золотое рандеву - Маклин Алистер - Страница 16

Тыльной стороной ладони стер с глаз еще немного крови и прозрел. Не совсем, правда. Вернее, даже совсем не так, как видел обычно. Звезды казались уже не теми сверкающими проколами в темном пологе неба, а какими-то бледными дрожащими пятнышками, как сквозь затянутое морозом окно. Протянул дрожащую руку, пытаясь дотронуться до этого окна, но оно вдруг растворилось и исчезло, а рука моя уперлась во что-то холодное и металлическое. Потратив усилие, растянул пошире веки и увидел, что передо мной действительно нет никакого стекла, а рукой я трогаю нижнюю перекладину поручней корабля.

Теперь я видел лучше, по крайней мере, лучше, чем попавший на яркий свет крот. Я лежал в нескольких дюймах от шлюпбалки. Что интересно, черт побери, собирался я делать, лежа головой в шпигате, в нескольких дюймах от шлюпбалки? Подтянув руки, резким рывком перевел свое тело в полусидячее положение. Локти по-прежнему опирались о палубу. Серьезная ошибка, весьма серьезная ошибка, поскольку мгновенно острая, парализующая боль огнем прошла от головы по шее и плечам и вновь повергла меня на палубу. Стальная палуба звоном отметила соприкосновение с моей головой, но я вряд ли даже простонал по этому поводу.

Медленно, бесконечно медленно сознание возвращалось ко мне. Сознание своего рода. Я чувствовал себя примерно так, как скованный по рукам и ногам человек, всплывающий со дна бассейна с черной липкой патокой. До меня с трудом дошло: что-то касается моего лица, моих глаз, моего рта. Что-то холодное, влажное и сладкое. Вода. Кто-то тер мне лицо мокрой губкой, стараясь осторожно стереть кровь с глаз. Собрался было повернуть голову и посмотреть, кто это, но смутно припомнил, что случилось в последний раз, когда двигал головой. Вместо этого поднял правую руку и дотронулся до чьего-то запястья.

— Спокойней, сэр, спокойней, и все будет в порядке, — у человека с губкой рука должна была быть крайне длинной — он находился от меня как минимум в двух милях, но голос тем не менее я узнал. Арчи Макдональд. — Не пытайтесь шевелиться. Подождите чуть-чуть. Все будет в порядке, сэр.

— Арчи? — мы как парочка ангелов бестелесных, подумал я. Мой голос, так же как и его, доносился с расстояния в две мили. Я надеялся только, что мои две мили были в том же направлении, что и его. — Это ты, Арчи? — я в этом ни капельки не сомневался, просто хотелось услышать от него успокоительное подтверждение.

— Это я, сэр. Я все сделаю, — это был на самом деле боцман. Последнюю фразу за время нашего знакомства я слышал от него не менее пяти тысяч раз. — Лежите только спокойно.

Делать что-либо иное у меня стремления не было. Разве что в преклонных годах смогу забыть свою последнюю попытку двинуться. Если, конечно, до таких лет доживу, а вероятность этого представлялась мне сейчас мизерной.

— Шея, Арчи, — мой голос приблизился на несколько сотен ярдов. — Мне кажется, она сломана.

— Да, уверен, что вы чувствуете именно так, сэр. Но я думаю, может быть, все не так уж плохо. Увидим.

Не знаю, сколько времени я так лежал, минуты две-три, наверно, пока боцман смывал мне кровь с глаз. Понемногу звезды стали обретать какое-то подобие четкости. Затем он продел мне руку под плечи и начал дюйм за дюймом приподнимать меня в сидячее положение.

Я ждал, что вот-вот снова боль повторится, но бог миловал. На этот раз ощущение было иное: в считанные секунды «Кампари» успел несколько раз повернуться на триста шестьдесят градусов, после чего лег на прежний курс. 047 — вспомнилось мне. И на этот раз сознания я не потерял.

— Который час, Арчи? — достаточно глупый вопрос, но мне следует сделать скидку на плачевное состояние. А голос мой, чему я был несказанно рад, раздался уже откуда-то совсем неподалеку.

Он повернул мое левое запястье.

— Двенадцать сорок пять на ваших часах, сэр. Я думаю, вы тут лежали не меньше часа. Вы были в тени шлюпки, вас трудно было заметить.

Я для пробы сдвинул голову на дюйм вбок и скривился от боли. Два дюйма — и прощай, голова.

— Что за чертовщина со мной стряслась, Арчи? Припадок какой-то? Я не помню…

— Припадок какой-то! — голос был тих и зол. Я почувствовал, как он пальцами ощупал мне сзади шею. — Опять мешок с песком. Опять наш друг прогулялся, сэр. Я все же собираюсь, — добавил он мечтательно, — однажды до него добраться.

— Мешок с песком! — я рванулся встать, но без помощи боцмана сделать этого не сумел. — Радиорубка! Питерс!

— Там сейчас молодой мистер Дженкинс, сэр. С ним все в порядке. Вы ведь сказали, что отпустите меня к ночной вахте, я ждал до двадцати минут первого и понял тогда: что-то случилось. Пошел прямо в радиорубку и позвонил капитану Буллену.

— Капитану?

— Кому я еще мог позвонить, сэр? — Действительно, кому? Кроме меня, капитан был единственным его начальником, который знал, что в действительности произошло, где боцман спрятался и зачем. Макдональд, обхватив рукой, вел меня к радиорубке. — Капитан сразу же явился. Он и теперь там, беседует с мистером Дженкинсом. Огорчен до смерти, думает, что с вами приключилось то же, что и с Бенсоном. Он перед тем, как я пошел вас искать, преподнес мне подарок — я увидел кончик ствола пистолета, скрывающегося в огромной лапе. — Надеюсь, мне представится шанс воспользоваться этой штучкой, мистер Картер. И я уж рукояткой махать не буду. Вы понимаете, конечно, что если бы брякнулись не вбок, а вперед, то перекинулись бы через борт в море?

Я подивился, почему же они или он на самом деле не столкнули меня за борт, но ничего не сказал, просто сосредоточился на том, чтобы добраться до радиорубки.

Капитан Буллен ждал нас снаружи у двери. Карман его кителя оттопыривался явно не только оттого, что он держал в нем руку. Он торопливо двинулся нам навстречу, наверно, чтобы нашего разговора не услышал радист. Его реакцию на мою историю можно было предвидеть. Он весь кипел от гнева. Со времени нашей первой встречи три года назад я ни разу не видел его в такой едва сдерживаемой ярости. Немного успокоившись, он спросил:

— Какого же черта они остановились на полдороге и не выбросили вас за борт, раз уж на то пошло?

— А им это не нужно было, сэр, — устало ответил я. — Они не хотели меня убивать. Просто убрать с дороги. Он недоверчиво посмотрел на меня в упор.

— Вы говорите так, будто знаете, за что вас так огрели.

— Знаю. Вернее, думаю, что знаю, — я осторожно потер пальцами шею сзади и понял, что несмотря на все симптомы позвоночник у меня все-таки не сломан. — Моя собственная ошибка. Я проглядел очевидное. По совести говоря, мы все проглядели очевидное. Поскольку они убили Броунелла, и мы по аналогии сделали вывод, что они убили и Бенсона, я потерял к Бенсону всякий интерес. Просто принял как должное, что они от него избавились. Я сосредоточился, все мы сосредоточились на том, чтобы не допустить нового нападения на радиорубку, попытаться обнаружить приемник и догадаться, что же все-таки за всем этим скрывается. Мы были уверены, что Бенсон мертв, а мертвый Бенсон для нас более не представлял никакого интереса. Посему мы забыли о Бенсоне. Бенсон отошел в прошлое.

— Вы что, пытаетесь мне доказать, что Бенсон был жив или может и сейчас жив?

— Он был на самом деле мертв, — чувствовал я себя препохабно, будто мне уже лет девяносто и я совсем загибаюсь. Сжимавшие голову тиски ослаблять захват не собирались. — Он был мертв, но они от него не избавились. То ли у них не хватило времени, то ли они ждали удобного момента, темноты в частности. Но им совершенно необходимо было от него избавиться: найди мы его, и уже наверняка знали бы, что на борту убийца. Наверно, они спрятали его в каком-нибудь месте, где мы и не подумали его искать: забросили куда-нибудь на верхотуру, засунули в вентилятор, задвинули скамейкой на верхней палубе — да где угодно. А я либо был слишком близко от того места, куда его упрятали, так что они не могли его достать, либо, стоя у поручня, мог услышать всплеск. Во всем остальном они были в полной безопасности. На полном ходу в такую безлунную ночь никто ничего бы не увидел и не услышал, когда они сбрасывали его за борт. Итак, им нужно было только уладить дело со мной, и это не составило им большого труда, — добавил я с горечью. Буллен покачал головой.