78 - Элтанг Лена - Страница 75

А может, там, в огромном кованом сундуке есть маленькая неприметная взаимность. Уж она-то мне точно не помешает. Хотя бы ненадолго. Чтобы не думать о том, что муж действительно дурак, каких мало, чтобы просто плыть себе по течению красивого романа, и еще, не вспоминать о том, что мне когда-то говорили про великую миссию и про то, что все мое — красота, ум и даже какое-то платье, кажется, мне выдали под расписку, на условиях, которых я сейчас уже не помню.

А может, там есть какие-нибудь полудрагоценные камешки, от которых на сердце радостно, и ничто не гложет по ночам, не заставляет курить в форточку и прятать от мужа бутылки с вином на черный день, который пять дней в неделю. Потому что, хоть я и не помню ничего, но знаю — если вспомню, станет совсем невыносимо. И это в наших-то краях, где жизнь прекрасна настолько, что даже дети тут появляются сами по себе, без всякого секса, когда понимают, что пора. А секс — совсем отдельное удовольствие, понятное дело.

Ну, да, так я тебе и рассказала, где этот клад закопан. Я его хочу сама найти. Лопату попрошу у соседа, у него их три, от него не убудет. Поеду туда, буду копать, пока не найду. Ну и что, что сундук тяжелый, я что-нибудь придумаю, мне это очень надо, я чувствую, что надо. Мне даже карта эта во сне приснилась. Я проснулась утром, схватила ручку и стала рисовать. Всего не вспомнила, правда, так она мне потом снилась, пока я все не зарисовала, до последнего дерева. А главное, я сразу поняла, где это, даже думать не пришлось. Я ведь в этих местах кучу времени провожу. Как станет совсем тошно, еду туда и сижу на пригорке, пью вино.

А еще, представь, в этом сундуке может быть… нет, не скажу, боюсь сглазить. Да и вообще, пора мне. Надо еще лопату у соседа попросить.

— Скажи мне, Зевс, — Гермес налил себе еще амброзии, которая в этом сезоне называлась «Beefeater». — Зачем все это? Неужели не понятно, что эта дура, даром, что Пандора, никогда этот ящик не найдет? Она ведь все забыла еще тогда, когда открыла его в первый раз. Да и миссию свою она уже выполнила. А ты все равно, что ни эпоха, посылаешь ей подсказки да знамения.

— У нее должен быть шанс, — твердо сказал Зевс, нетвердой рукой поднимая кубок. — Там, на дне, я точно помню, еще оставалась надежда.

Туз Жезлов

Символизирует, с одной стороны, силы, связанные с общественной жизнью. Политические потрясения, войны (и просто армейские реформы) — за этим сюда. В некоторых случаях обещает природные катастрофы, связанные с огнем: извержения вулканов, землетрясения, пожары (как масштабные, лесные, так и локальные).

В то же время Туз Жезлов может просто указывать, что человек сейчас в прекрасной форме, чтобы делать карьеру, поступать на военную службу, баллотироваться в депутаты и т. п. Обещает общественное признание, награды, премии и всякую прочую славу — в максимально возможных для данного субъекта масштабах.

Ася Датнова

Шестикрылый

Жизнь долго держала их в своем прибое, обсасывала, обкатывала в серой пене и терла о прибрежные камни, пока не сочла достаточно мягкими, чтобы в один миг проглотить. Внезапно все они очутились в самом центре ее океана, в уверенной и спокойной глубине, ошалевшие и не верящие пока в окончательность события.

В практическом смысле это выразилось в том, что все они получили приглашение на работу. Работа в денежном эквиваленте превосходила не только все их предыдущие заработки, но и все самые смелые устремления в будущее. Словно неведомая сила подала им руку и галантно помогла подняться сразу на несколько ступеней осклизлой социальной лестницы.

Вот так они, все четверо, очутились в один день в маленькой офисной комнатке, каждый за своим столом. Сидели, подозрительно рассматривая друг друга. Второго же взгляда было достаточно, чтобы понять: здесь все свои. Каждый заслуживал этой работы, ибо был специалистом и профессионалом в своем деле. Их объединяло и нечто большее: всю предыдущую биографию они проходили в лузерах, мизераблях.

Елена напоминала морскую черепаху на суше: короткие ручки, сморщившиеся словно от долгого пребывания в воде, подслеповатые глаза с тяжелыми веками, в которых узко блестел свет глубоководного знания. Маленькая аккуратная голова то и дело втягивалась в плечи с опасливостью. Елена не умела возражать, сердиться, настаивать. Она умела уходить в себя, опуская веки. Панцирем ей служили её мысли. Её коньком было театроведение. Большую часть жизни она провела, работая в толстых интеллектуальных журналах за копейки.

Петр носил свое рыхлое тяжелое тело, похожее на ком сырой муки, с легкостью эквилибриста. Услышав хорошую шутку, хохотал тонко, как выпь на болоте. В столицу он приехал из далекой деревни. В этой жизни ему нравилось все нежное, а больше всего он любил растения. На подоконнике съемной квартиры выращивал орхидеи, ковыряясь с подбором грунта, рассадой и удобрениями. Прежде он работал в архиве, пропитался его пылью, и взгляд его всегда был устремлен в прошлое. Он считался специалистом по дореволюционному кино и хрупким бумагам, коллекционировал великие тени, различал все градации черного и белого цветов и классифицировал оттенки серого.

Георгий был развязный моложавый старик, с въевшейся в кожу подбородка краской, которой он маскировал предательскую седину в клинообразной бородке. Бурливо разговорчивый — в те минуты, когда его не трепало давление, язва или воспоминания. В прошлой жизни Георгий был физиком, сотворившим изобретение, а затем уничтожившим все записи и покинувшим науку, чтобы избежать предсказуемых последствий. После этого он сидел дома, получал маленькую пенсию и читал книги по психологии.

Четвертой была я.

Вся наша работа заключалась в чтении текстов. В офис мешками доставляли рукописи, и мы правили их, как моллюски процеживая сквозь себя словесный океан.

Океан кишел самыми удивительными сюжетами, сравнениями и метафорами. Очистив от тины свои сокровища — кусок пробки, осколок стекла — мы демонстрировали друг другу ежедневный улов. Мы, никогда не знавшие жизни и других людей, наконец-то постигали самые тайные мысли и самые общие идеи, владевшие умами масс, исследовали их закономерности. Авторы старались называть свои произведения умно и многозначительно: «Мементо мори», «Перпетуум мобиле», «Модус вивенди», «Капище», «Утоли моя печали». Они не умели нарекать свои лодки красивыми именами, и лодки тонули, едва отойдя от пристани: «Дохлый номер».

У нас первый раз в жизни появились лишние деньги. Нас стали уважать окружающие. Друзья просили у нас в долг.

Нам казалось, мы приносим пользу.

В тот злосчастный месяц, когда лед и иней превратили шпиль телебашни в гигантский сталагмит, а тяжелые облака над ней набухали по ночам бронхиальной мокротой, мы совершили роковой промах, не оставивший нам шансов на выживание. На корпоративную почту пришло письмо, объявляющее о начале вакцинации от гриппа. Наша четверка никогда не делала прививок, питая к ним необъяснимую неприязнь. Не сделали мы прививку и в этот раз.

Спустя три дня я стала замечать, что мир вокруг изменился. Сперва это были просто предчувствия, стесняющие грудь волнением сродни тому, что вызывается недостатком кислорода. Причин не было, только не заслуживающие внимания мелочи. Например, листая у полки с художественной литературой свежеизданный томик Булгакова, я заметила в тексте неожиданное слово. В книге было написано: «абрикосовая дала МОЩНУЮ пену, и в воздухе запахло парикмахерской». Исследовав прочие книги на полках, я с удивлением обнаружила, что во многих при переиздании кто-то заменил привычные слова на похожие, но совсем другие.