Полярная станция “Зебра” - Маклин Алистер - Страница 35

Я услышал позади какую-то возню. Доктор Джолли уже встал на ноги и помогал подняться капитану Фолсому. Фолсом выглядел даже хуже, чем вчера, хотя лицо у него было почти все забинтовано.

– Капитан Фолсом, – представил я полярников. – Доктор Джолли. А это коммандер Свенсон, капитан «Дельфина». Доктор Бенсон.

– Доктор Бенсон? Вы сказали «доктор», старина? – Джолли поднял брови, – Похоже, конкуренция в сфере раздачи таблеток обостряется. И коммандер… Ей-богу, ребята, мы рады видеть вас здесь.

Сочетание ирландского акцента с английским жаргоном двадцатых годов как-то особенно резануло ухо. Джолли напомнил мне одного интеллигентного сингалезца, с которым когда-то свела меня судьба: тот примерно так же безалаберно смешивал чистый, правильный, даже дистиллированный язык Южной Англии с уличными словечками сорокалетней давности: «Железно, старина! Клево базаришь…»

– Могу себе представить, – улыбнулся Свенсон. Он посмотрел на сгрудившихся на полу людей, которых можно было принять за живых только благодаря легкому пару, выходящему изо рта при дыхании, и улыбка его исчезла. Он обратился к капитану Фолсому:

– Не найду слов, чтобы выразить соболезнование. Все это ужасно, просто ужасно.

Фолсом пошевелился и что-то произнес, но мы не разобрали, что именно.

Хотя ему только что наложили свежие повязки, это, кажется, не принесло облегчения: язык двигался нормально, а вот губы и щеки были так изуродованы, что в его речи не оставалось почти ничего человеческого. Левая сторона головы выглядела немного получше, но и она судорожно дергалась, а левый глаз был почти закрыт веком. И дело тут не в нервно-мышечной реакции на сильный ожог щеки. Просто он испытывал невероятные муки. Я спросил у Джолли:

– Морфия нет больше?

Мне казалось, что я оставил ему этого добра предостаточно.

– Абсолютно ничего, – устало ответил Джолли. – Я израсходовал все. Без остатка.

– Доктор Джолли трудился всю ночь напролет, – тихо заметил Забринский.

– Восемь часов подряд. Ролингс, он и Киннерд. Без передышки.

Бенсон мигом открыл свою медицинскую сумку. Увидев это, Джолли улыбнулся – из последних сил, но с видимым облегчением. Он тоже выглядел гораздо хуже, чем вчера вечером. В нем и так-то душа еле в теле держалась, а он ведь ещё и трудился. Целых восемь часов подряд. Даже наложил Забринскому гипс на лодыжку. Хороший врач. Внимательный, не забывающий клятву Гиппократа. Теперь он имеет право на отдых. Теперь, когда прибыли другие врачи, он может и передохнуть. А вот раньше – ни в коем случае.

Он стал усаживать Фолсома, я пришел ему на помощь. Потом он и сам опустился на пол, прислонившись к стене.

– Извините, и все такое прочее. Ну, сами понимаете, – проговорил он.

Его обросшее щетиной лицо скривилось в подобии улыбки. – Хозяева не очень-то гостеприимны.

– Теперь все, доктор Джолли, остальное мы сделаем сами, – тихо заметил Свенсон. – Всю необходимую помощь вы получите. Только один вопрос: эти люди – все они выдержат переноску?

– А вот этого я не знаю, – Джолли сильно потер рукой налитые кровью слезящиеся глаза. – Просто не знаю. Некоторым за последнюю ночь стало намного хуже. Из-за холода. Вот эти двое. По-моему, у них пневмония. В домашних условиях их бы подняли на ноги за пару деньков, но здесь это может кончиться печально. Из-за холода, – повторил он. – Девяносто с лишним процентов энергии уходит не на борьбу с увечьями и заразой, а на выработку тепла. Иначе организм дойдет до точки…

– Не расстраивайтесь, – сказал Свенсон. – Может, нам даже полчаса не потребуется, чтобы забрать вас всех на борт. Кого первого, доктор Бенсон? Ага, значит, доктор Бенсон, а не доктор Карпентер. Конечно, Бенсон корабельный врач, но все равно такое предпочтение показалось ему абсурдным. В его отношении ко мне вдруг стала заметна неприятная холодность – впрочем, чтобы угадать причину такой перемены, мне не надо было ломать голову.

– Забринский, доктор Джолли, капитан Фолсом и вот этот человек, мгновенно сообщил Бенсон.

– Киннерд, радиооператор, – представился тот. – Ну, приятели, мы уже и не надеялись, что вы вернетесь сюда. – это он обратился ко мне. Потом кое-как поднялся и встал перед нами, сильно пошатываясь. – Я сам могу идти.

– Не спорьте, – жестко бросил Свенсон. – Ролингс, перестаньте мешать эту бурду и вставайте. Пойдете с ними. Сколько времени вам понадобится, чтобы провести с лодки кабель, установить пару мощных электрообогревателей и освещение?

– Одному?

– Да вы что! Берите в помощь кого угодно!

– Пятнадцать минут. И еще, сэр. я могу протянуть сюда телефон.

– Да, это пригодится. Кто там с носилками – когда будете возвращаться, прихватите одеяла, простыни, горячую воду. Канистры с водой заверните в одеяла… Что еще, доктор Бенсон?

– Пока больше ничего, сэр.

– Тогда все. Отправляйтесь!

Ролингс вынул ложку из котелка, попробовал свое варево, одобрительно чмокнул и печально покачал головой.

– Стыд и позор, – горестно произнес он. – Настоящий стыд и позор. – И отправился следом за носильщиками. Из восьми людей, лежащих на полу, четверо были в сознании. Водитель трактора Хьюсон, кок Нейсби и двое других, которые представились как Харрингтоны. Близнецы. Они даже обгорели и обморозились почти одинаково. Остальные четверо спали, или находились в глубоком обмороке. Мы с Бенсоном принялись их осматривать, причем Бенсон действовал куда осторожнее, чем я. С помощью термометра и стетоскопа он искал признаки пневмонии. Не думаю, что искать было трудно. Коммандер Свенсон с немалым любопытством осматривал помещение, то и дело бросая странные взгляды в мою сторону. Временами он принимался махать и хлопать руками по бокам, чтобы разогреться. Оно и понятно: на нем не было такого отменного меха, как на мне, а температура здесь, несмотря на печку, держалась, как в холодильнике.

Первым я осмотрел человека, лежавшего на боку в правом углу помещения.

Глаза у него были полузакрыты, так что виднелись только нижние полукружья зрачков, виски ввалились, лоб приобрел мраморно-белый оттенок, а свободная от повязки часть лица казалась на ощупь такой же холодной, как мраморный склеп на морозе.

– Это кто? – спросил я.

– Грант. Джон Грант, – ответил темноволосый невозмутимый водитель трактора Хьюсон. – Радиооператор. Помощник Киннерда… Что с ним?

– Мертв. И умер уже довольно давно.

– Умер? – резко спросил Свенсон. – Вы уверены? – Я бросил на него снисходительный взгляд профессионала и промолчал. Тогда он обратился к Бенсону: – Есть такие, кого нельзя переносить?

– Я думаю, эти двое, – ответил Бенсон. Не обратив внимания на испытующие взгляды в мою сторону, он доверчиво вручил мне стетоскоп. Через минуту я выпрямился и кивнул.

– Ожоги третьей степени, – сообщил Бенсон капитану. – Это снаружи.

Кроме того, у обоих высокая температура, у обоих учащенный, слабый и неритмичный пульс, у обоих отек легких.

– На борту «Дельфина» им будет гораздо лучше, – заметил Свенсон.

– Переноска для них – верная смерть, – сказал я. – Даже если их как следует закутать, все равно придется нести их по морозу до корабля, втаскивать на борт, спускать по трапам. Они этого не выдержат.

– Мы не можем без конца торчать в этой полынье, – заявил Свенсон. – Я беру ответственность за их переноску на себя.

– Извините, капитан, – Бенсон твердо покачал головой. – Я полностью согласен с доктором Карпентером.

Свенсон пожал плечами и промолчал. Вскоре вернулись моряки с носилками, а следом появился и Ролингс с тремя другими матросами, которые несли кабели, обогреватели, осветительные лампы и телефон.

Через несколько минут заработало отопление, загорелся свет.

Ролингс покрутил ручку полевого телефона и что-то коротко бросил в микрофон. Моряки уложили на носилки Хьюсона, Нейсби и близнецов Харрингтонов. Когда они ушли, я снял с крюка лампу Колмана.

– Вам она теперь не нужна, – сказал я. – Я скоро вернусь.