Der Architekt. Без иллюзий - Мартьянов Андрей Леонидович - Страница 11

— К утру? — озадачился я. — Но в восемь я собирался вылететь в Берлин. Впрочем…

Сейчас около трех пополуночи. Гитлер просыпается примерно в десять или в половину одиннадцатого, кроме того, я так и не поборол недосып прошедших дней. Тем временем фюрер может и передумать, такое на моей памяти случалось не раз.

Мир не рухнет, если я задержусь в Растенбурге на день-другой.

— Вот что, Линге, — пожелав Гитлеру спокойной ночи и уверив, что к завтраку все необходимые документы будут составлены, я покинул кабинет и сразу наткнулся на вездесущего камердинера. — Будьте добры, сообщите доктору Тодту, что я задерживаюсь в ставке, и принесите извинения от моего имени. Может быть, передать через дежурных адъютантов, если вы ляжете отдыхать?

— Будет исполнено, господин Шпеер, — кивнул обер-штурмбаннфюрер. — Доложу лично. Добрых снов, доктор.

Я провалился в глубокий мягкий сон почти мгновенно. Успел подумать о нюрнбергском строительстве — фюрер вновь сумел внушить мне непререкаемый оптимизм: наш общий замысел непременно будет реализован! И это прекрасно.

Разбудил меня дребезжащий телефонный звонок.

— Алло? Шпеер? Шпеер, это вы? Речь была возбужденная, срывающаяся.

— Кто говорит? — я спросонья помотал головой.

— Карл Брандт!

— Брандт? — я не без труда узнал голос личного врача фюрера. — Отчего вы кричите? Что стряслось?

— Фриц Тодт только что погиб в авиационной катастрофе!

— Что?!

— Самолет разбился в лесу Гёрлиц! Боже мой… Выживших нет!

Я аккуратно положил трубку.

Если бы я не задержался до глубокой ночи у Гитлера… Если бы он не уступил в вопросе с рабочей силой для восточных железных дорог… Если бы…

…Ранним утром 8 февраля, когда доктор Брандт паническим тоном сообщил мне о гибели Фрица Тодта, я предполагал, что часть его многочисленных обязанностей ляжет на меня.

Доктор Тодт занимался не только производством вооружений: в его ведении находилось управление всем дорожным строительством, всей воднотранспортной инфраструктурой, включая мелиорацию, отвечал он и за электроснабжение Рейха; да еще четырехлетний план под руководством Геринга, технический отдел в НСДАП, председательство в объединении технических союзов — нагрузка колоссальная. Девять десятых основных индустриальных программ были сосредоточены в его руках, а ведомство Тодта давно переросло статус обычного министерства, превратившись в колоссальный государственный концерн.

Гитлер и раньше предлагал мне помочь Фрицу Тодту — например, взяться за работы по возведению Атлантического вала. Я с трудом сумел отговориться, приведя вполне логичный довод: оборонительные сооружения и выпуск военной техники настолько крепко связаны между собой, что разделять их бессмысленно, это внесет дополнительную неразбериху.

Фюрер неожиданно согласился, уняв свою неизбывную страсть к кадровым перестановкам, но в то же время прозрачно намекнул, что министр Тодт переутомлен и мне рано или поздно придется принять хотя бы строительный сегмент, поскольку в этом вопросе я преотлично разбираюсь.

Вторым сигналом стало мое декабрьское назначение на восстановительные работы в России; фактически я возглавлял «пожарную команду», работавшую в тесном сотрудничестве с «Организацией Тодта». И вот теперь, после того как ее глава неожиданно погиб, отвертеться уже не получится, хотя я никогда не стремился получить официальную государственную должность — в таком случае мне придется уделять стройкам в Берлине и Нюрнберге, главному своему делу, куда меньше времени…

Утром в столовой «Вольфшанце» только и разговоров было, что о произошедшей катастрофе. Николаус фон Белов, смотревшийся мрачнее грозовой тучи, не преминул напомнить о вчерашнем разговоре — доктор Тодт полетел в Берлин на He.111, а ведь его неоднократно предупреждали!

— Насколько мне известно, — раздраженно ответил я, — из тысячи трехсот выпущенных на сегодняшний день самолетов этого типа абсолютное большинство потеряны в боях, а не в результате аварий! Что же, из-за нелепого случая прикажете окончательно закрыть программу производства бомбардировщиков? Вы можете объяснить, что вообще произошло? Почему?

Фон Белов ничего толком ответить не сумел — самолет взлетал при хорошей погоде и отличной видимости, поднялся на небольшую высоту, а затем… Затем произошло непонятное, рассказы свидетелей противоречивы. Со слов военных, охранявших аэродром, «Хейнкель» якобы взорвался в воздухе, но спасательная команда, немедленно отправленная к месту падения, не обнаружила большого разброса обломков, как обычно происходит в таких случаях. Следствие ведется.

— Вам невероятно повезло, господин Шпеер, — заключил полковник фон Белов. — Кажется, вы собирались лететь вместе с Фрицем Тодтом?

Я невольно содрогнулся.

После полудня меня отыскал шеф-адъютант, группенфю-рер Юлиус Шауб, — выражение на его широком лице было настолько многозначительным, что я понял: надвигается неизбежное.

Гитлер принял меня в той самой комнате, где мы разговаривали ночью. Сразу дал понять, что встреча не частная, а официальная, и он встречается со мной как рейхсканцлер Германии.

— Мой фюрер, позвольте выразить самые искренние соболезнования…

— Да-да, благодарю вас, — как-то слишком быстро произнес Гитлер и отвел взгляд. — Это очень болезненная потеря. Вот что… Господин Шпеер, я принял решение назначить вас преемником доктора Тодта во всех должностях. Поздравляю.

И протянул руку.

Я решил, что ослышался или фюрер выразился неточно.

— Безусловно, я приложу все силы, чтобы достойно выполнить все строительные программы, которые находились в ведении Фрица Тодта…

— Во всех должностях, — повторил Гитлер, выделив эту фразу голосом. — Приказ о вашем назначении министром, отвечающим за выпуск вооружений и боеприпасов, подписан.

— Но я в этом ничего не понимаю! — от неожиданности я дал волю эмоциям, повысив голос. — Я не могу поручиться, что справлюсь с поставленной задачей!

— Справитесь, — уверенно сказал фюрер. — Другой кандидатуры у меня попросту нет. Вы отличный технический специалист. Свяжитесь из Растенбурга с министерством, выезжайте в Берлин и приступайте. Вы свободны, господин Шпеер.

— Разрешите? — только я собирался повернуться к двери, в кабинет заглянул Юлиус Шауб. — В приемной находится рейхсмаршал Геринг, только что приехал. Настаивает на срочной встрече. Вы его не вызывали.

— Хорошо, пусть войдет, — фюрер преувеличенно тяжело вздохнул и посмотрел на меня едва ли не страдальчески. Геринг раздражал его еще со времен провала воздушного наступления на Англию осенью сорокового года. — Доктор Шпеер, останьтесь, кажется я знаю, зачем он здесь…

Позже мне рассказали, что рейхсмаршал примчался в ставку на личном поезде из Роминтенской пущи, где выстроил поместье рядом с превращенной в музей охотничьей усадьбой кайзера Вильгельма II. Он и саму усадьбу однажды собирался занять, да Гитлер одернул — такие памятники должны принадлежать германскому народу!

Учитывая, что от Роминтена до ставки было не меньше ста километров, Геринг бросился в Растенбург, едва ему сообщили об авиакатастрофе.

Рейхсмаршал себе не изменил. Светло-голубой с золотом китель, белые брюки, запах дорогих духов и зачесанные назад волосы, уложенные с помощью бриолина. Геринг лучился энергией, никакого следа часто налетающей на него хандры или апатии. Складывалось впечатление, будто он отчасти радуется происшедшему — всем известны вечные конфликты Геринга с Фрицем Тодтом, которого шеф Люфтваффе полагал докучливой помехой для реализации собственных грандиозных планов. Достаточно вспомнить программу развития авиационной промышленности, по мнению Тодта заведомо обреченную на провал.

Последовали очень скупые и формальные слова сочувствия. Фюрер молчал, только кивнул в ответ. Меня рейхсмаршал и вовсе игнорировал — не бог весть какая персона, подумаешь, архитектор, вхожий к Гитлеру!

— Мой фюрер, — Геринг предпочел сразу взять быка за рога, никаких дипломатических увертюр. — Полагаю, в данных обстоятельствах будет разумно, если я приму функции доктора Тодта, которые он исполнял в рамках Четырехлетнего плана! Вы знаете, насколько глубокие проблемы возникали в результате его вмешательства, теперь я сумею устранить эти шероховатости и…