Когда бьет восемь склянок - Маклин Алистер - Страница 5

— Мы отходим?

— Мы сделаем это, если что-нибудь почуем. А пока будем стоять. Просто поднимем и опустим якорь.

Спустя некоторое время Ханслетт вернулся с мешками, куда я засунул спущенную резиновую лодку, акваланг с грузами, водонепроницаемые часы с большим циферблатом, наручный компас и глубиномер, В другой мешок я спрятал подвесной мотор, подавив желание швырнуть эту проклятую штуковину прямо за борт. Вообще-то такой мотор сам по себе не может вызвать подозрений, но у нас был уже один, закрепленный на деревянной шлюпке, что висела на корме.

Ханслетт включил электрическую лебедку и начал медленно выбирать якорную цепь. Электрическая лебедка работает довольно бесшумно, но при поднятии якоря в четырех местах возникает настоящий грохот: гремит цепь, проходя через трубу клюза, щелкает на каждом звене храповой механизм, гремит барабан, наматывая цепь, и, наконец, клацают звенья цепи, падая в цепной ящик. С клюзом ничего не поделаешь, но если отключить храповик, а барабан и цепной ящик укрыть тяжелым брезентом, уровень шума станет на удивление низким. Притом ближайшее судно стояло на якоре по крайней мере в двухстах ярдах от нас — мы вовсе не стремились к тесному соседству в гавани. И без того мы чувствовали себя не слишком уютно в непосредственной близости от Горбея, но отойти подальше не имели возможности: теперешняя глубина в двадцать морских саженей была предельно допустимой при той длине якорной цепи, какой мы располагали.

Я услышал щелчок, когда Ханслетт наступил на палубный замок храповика.

— Она ходит вверх-вниз.

— Включи пока храповик. Если цепь будет проскальзывать, мне оторвет руку. Куском линя я привязал мешки к якорной цепи, потом перебросил их за борт так, чтобы они свободно повисли на цепи. — Я держу их, — сказал я. — Сними цепь с барабана, мы будем отдавать ее вручную. Сорок морских саженей это двести сорок футов цепи, и после того, как мы забросили этот «лот», сил у меня не осталось совсем. Жгучая боль пронизывала шею, с йогой было еще хуже, я кроме того, я смертельно продрог. Я знаю множество способов заиметь красивый здоровый румянец, но работа в одном нижнем белье в холодную, сырую, ветреную ночь на Западных островах, в их число не входит. Но и эта работа, наконец, кончилась, и мы могли спуститься в каюту. Если кому-то захочется узнать, что привязано к нашей якорной цепи, ему потребуется жесткий скафандр для работы на большой глубине. Ханслетт толкнул дверь салона, повозился в темноте, поправляя тяжелые вельветовые занавеси, и после этого зажег маленькую настольную лампу. Она не давала много света, и мы до опыту знали, что этот свет не проникает сквозь вельвет. Меньше всего мне хотелось бы демонстрировать, что мы бодрствуем посреди ночи.

Тебе следует купить другую рубашку, — сказал Ханслетт. — У этой слишком тесный воротник. Оставляет полосы.

Я перестал растираться полотенцем и взглянул на себя в зеркало. Даже при скудном освещении шея моя выглядела ужасно. Она вся распухла и потемнела, были видны четыре жуткого вида синяка там, где пальцы глубоко впивались в кожу. Синяки были разноцветные — синий цвет, зеленый, пурпурный — и не похоже было, что они скоро пройдут. — Он схватил меня сзади. До этого он все время тренировался в убийствах и, кроме того, был олимпийским чемпионом по поднятию тяжестей. И еще мне кое в чем «повезло». На нем были тяжелые ботинки. Я изогнулся в посмотрел вниз на свою икру. Синяк был куда больше, чем те, что на шее, и если в нем и недоставало какого-то цвета радуги, то сразу и не скажешь какого. Поперек икры тянулась глубокая рана, и кровь медленно стекала по всей ее длине.

Ханслетт с интересом разглядывал все это.

— Если бы на тебе не было такого тесного костюма, ты бы умер от потери крови. Давай я тебя перевяжу.

— Нет, обойдусь и без перевязки. Лучше стакан шотландского виски. Не трать времени... — Я попробовал шагнуть. — О черт! Да, пожалуй, лучше перевязать — мы не можем заставлять наших гостей шлепать по лодыжки в крови.

— Ты уверен, что будут гости?

— Я ожидал встретить их на пороге, когда возвращался на «Файркрест». Гости непременно будут. Кто бы они не были, эти парни на борту «Нантсвилла», но они не дураки. За это время они должны были уяснять, что на резиновой лодке я далеко не уйду. И они должны понимать, что никто не будет просто так совать нос на чужой корабль и обыскивать его. Местные воры не рискнут лезть за добычей на борт стоящего на якоре корабля, это, во-первых. Во-вторых, местные не полезут через Бойл-нан-Уам -Пасть могилы — и при дневном свете, а ночью и подавно. Даже в лоции сказано, что это место имеет дурную репутацию. В третьих, никакой местный ворюга не смог бы забраться на борт тем же путем, что я, не стал бы так вести себя на борту, и не сумел бы удрать, как удрал я. Местный давно был бы уже мертв. — Я бы не удивился. Ну и?.. — Значит, мы не местные. Мы чужаки, И мы не могли остановиться в каком-нибудь отеле или пансионе — слишком на виду, сковывает свободу перемещения. Конечно же, у нас есть судно. А где теперь должно быть наше судно? Только не к северу от Лох-Гурона, поскольку недавно радио сообщило о том, что юго-западный ветер достиг шести баллов и вскоре усилится до семи. Ни один корабль, если только его команда не рехнулась, не будет болтаться сейчас у подветренного берега. Единственная подходящая якорная стоянка находится в другом направлении, в сорока милях южнее пролива, то есть в Торбее. И это всего лишь в четырех — пяти милях от того места в устье Лох-Гурона, где стоит «Нактсвилл». Так где они будут нас искать? — Я бы искал судно, стоящее на якоре в Торбее. Какой пистолет тебе дать? -Мне не нужно никакого пистолета. И тебе тоже не нужно. Люди вроде нас с тобой не носят оружия. — Морские биологи оружия не носят, — кивнул он. — Работники Министерства сельского хозяйства и рыболовства оружия не носят. Гражданские служащие вне подозрений. Только нужно хорошо это разыграть. Ты будешь начальником экспедиции.

— Я не чувствую себя достаточно сообразительным для этого. Более того — у меня мало шансов остаться и впредь твоим начальником. После того, как дядюшка Артур услышит все, что я ему должен сказать.

— Но мне-то ты еще ничего не сказал. — Он кончил обматывать мою ногу бинтом и затянул его. — Ну как? Я попробовал встать. -Лучше. Благодарю. Будет еще лучше, когда ты вытащишь пробку из этой бутылки. И давай-ка влезем в пижамы — если нас застанут одетыми посреди ночи, это вызовет некоторое недоумение.

Я стал вытирать полотенцем голову так энергично, как только позволяла мне усталость. Один мокрый волос на моей голове может показаться столь подозрительным, что кое у кого глаза на лоб вылезут.

Нечего и объяснять тебе, что дела плохи, — сказал я Ханслетту. Он налил мне большую порцию, себе поменьше и добавил воды в оба стакана. Такой вкус бывает у шотландского виски только тогда, когда вы проплыли под водой и в лодке несколько часов и при этом вас могли прикончить в любую минуту. — Туда я добрался спокойно. Прятался за мысом Каррара-пойнт, пока не стемнело, а затем стал грести к Бох-Нуад. Там я оставил лодку и поплыл под водой, пока не наткнулся на корму корабля. Да, это был «Нантсвилл». Название и флаг были другие, мачту убрали, белоснежные надстройки выкрасили в серый цвет, но это был он. Но дьявол так подстроил, что именно а это время начался отлив, и мне пришлось минут тридцать бороться с течением. Иногда можно прямо-таки возненавидеть все эти приливы и отливы!

— Говорят, здесь самый сильный отлив на Западном побережье, сильнее, чем в Карибском море.

— Я бы предпочел, чтобы их сравнивал кто-нибудь другой. Мне пришлось целых тридцать минут набираться сил, прежде чем я смог вскарабкаться по канату.

— Тебе еще повезло.

— Было почти темно. Кроме того, — добавил я с горечью, — они приняли лишь обычные меры предосторожности, поскольку им и в голову не могло прийти, что на этот раз они имеют дело с сумасшедшим. На корме было лишь два или три человека. И вообще на борту их всего семь или восемь. Весь основной экипаж исчез.