Хранить вечно - Шахмагонов Федор Федорович - Страница 10

— А везли-то нас, батенька мой, в Бутырки… На краю смерти стояли! Вам куда?

— Мне в Петроград! — ответил Курбатов.

— С ума сошли! — воскликнул Ставцев. — С ума сошли! Вас тут же схватят! Если некуда, беру вас с собой. Вдвоем легче выбраться из этого ада. Но надо пересидеть… Сейчас пойдут облавы по железным дорогам. У вас есть надежные адреса?

— Надежных нет, — ответил Курбатов.

— У меня есть… Несколько дней пересидим… А там думать будем.

Ночью они пересекли Москву, дошли до Хохловского переулка. Постояли возле дома. Огляделись. Поднялись на третий этаж.

— Квартира пустая! — пояснил Ставцев. — Конспиративная квартира! А как войти? Ключ у меня забрали…

Отломали от окна в подъезде шпингалет. Долго возились с дверью. Наконец замок подался, и они вошли. Пусто, пахло пылью, стоял подвальный холод.

Ставцев запер дверь на железные засовы, заложил крюк. Долго стоял вслушиваясь, нет ли шума за дверьми. Прикрыл вторую дверь.

В прихожей темно. Ставцев, перебирая руками по стене, прошел вдоль прихожей, толкнул ногой дверь, пошарил на полке, и руках у него загремели спички…

Он раскопал где-то в комнатах старые одеяла, всякие обноски. Завернулись в них для тепла. Продремали до света.

Утром Курбатов обошел квартиру. Четыре просторные комнаты. Огромный кабинет. По стенам книжные полки, под серыми от пыли стеклами книги. Тысячи книг. Тяжелый дубовый письменный стол. Массивный бронзовый чернильный прибор. Телефонный аппарат с оборванным шнуром.

Ставцев проснулся больным, расчихался, у него слезились глаза, распух и покраснел нос.

Надо было топить или убегать отсюда, хотя бы на улицу. Терпеть холод уже недоставало сил. Ставцев посоветовал Курбатову пройтись по переулку и поглядеть, дымятся ли трубы. Если дымятся, то можно топить.

Трубы дымились…

Ставцев воспрянул духом. Они изломали стулья, Ставцев набрал пачку книг. В спальне затопили печь.

Ставцев сел у печки, задумался, Курбатов присел возле него на ковер.

— Деньги у нас есть… — тихо проговорил Ставцев. — Всякие деньги. — И замолчал.

Курбатов помешал ножкой от стула дрова в печке.

— Есть у меня в Москве и явки… — продолжал Ставцев. — Но на эти явки идти — смерти подобно! Меня не одного взяли, явки могут быть известны в Чека. Уходить надо своими силами, а как уходить, когда у меня ноги отнимаются? На поезд садиться в Москве и на ближних станциях никак нельзя. Неужели у вас нет ни одного адресочка под Москвой? Нам бы отсидеться где-нибудь в тихой деревеньке, сил набраться. Бросок предстоит длинный, сквозь тиф, сквозь большевиков и Чека.

— Есть один адрес… — сказал Курбатов, как бы раздумывая. — Не явочный адрес…

— Где?

— Кирицы… Село… Большое… По дороге?

— Кирицы? — переспросил Ставцев. — Название из редких… Это не имение барона фон Дервиза?

— Не бывал там… Не знаю…

— Я знавал барона… Кирицы — его имение. Привелось мне там побывать… Завез меня к нему мой давний друг, и тоже немец… Густав Оскарович Кольберг… Полковник по третьему отделению… Он тогда интересовался обрусевшими немцами…

Курбатов смотрел на огонь, как он листает своими горячими языками страницы книг, охватывая их жаром.

Спокойствие… Только спокойствие! Вот оно, началось! Мог ли он надеяться на такую скорую встречу со знакомым Кольберга? Курбатов молчал.

— Они не столковались о землячестве с бароном… Барон фон Дервиз… Промышленник, финансист, аристократ, миллионер… Где-то он сейчас? Где? Все раскидано, все нарушено! Что там у вас в Кирицах?

— В Кирицах живут родители моей невесты… Я думал, что, когда все кончится, поеду туда. Обвенчаемся…

— Где ваша невеста?

— Вчера была на допросе… Дзержинский приказал ее отпустить. Она ничего не знает…

— А они знают, что она ваша невеста?

— Нет, — ответил, помедлив, Курбатов. — Меня спросили, кто она такая. Ответил: знакомая… Нашими с ней отношениями не интересовались.

— Она там, в Чека, назвала адрес?

— Назвала. У нее не было резона что-либо скрывать.

— Кто у нее в Кирицах?

— Отец — сельский учитель.

— Это не адрес! — отрезал Ставцев. — Не адрес… Туда прежде всего и кинутся вас искать…

Курбатов молчал. Нельзя было торопиться. Нужно все обдумать. Конечно, соблазнительно, ох как соблазнительно для его собственных целей заехать в Кирицы. Когда-то теперь он вернется в эти края, встретится с Наташей? Но с точки зрения Ставцева, это, конечно, небезопасный адрес…

— Дело все в том, Николай Николаевич, что я все равно, при любых обстоятельствах заеду в Кирицы… Я должен туда заехать…

— Вы сумасшедший! Вам устроят засаду!

— Двум смертям не бывать, а одной не миновать! Если я туда не заеду, мне и жизнь не в жизнь, не нужна мне тогда жизнь!

— Мальчишка! — воскликнул Ставцев, но тут же тихо добавил: — Однако не смею вас толкать на бесчестье… Молчу… А право! А может, именно там они и не будут нас искать?

Огонь в печке набирал силу. Курбатов подбросил охапку книг. Комната медленно прогревалась. Курбатов разломал еще один стул. Огонь разгорелся жарче.

Ставцев встал и поманил Курбатова за собой. Они прошли в библиотеку. Ставцев остановился перед шкафом. Вынул сразу три тома энциклопедии Брокгауза и Ефрона. Открылась задняя стенка шкафа. Ставцев нажал на нее. Выпала дощечка, открылась стена. Ставцев тряхнул девятый том энциклопедии, из-за корешка выпал ключ. Он вставил ключ в отверстие в степе. Щелкнул замок. Распахнулась дверца вмурованного в стену сейфа.

Курбатов заглянул в сейф. Аккуратными стопками сложены зеленые банкноты. Доллары. Столбиками — золотые монеты царской чеканки.

— Это все наше, Курбатов! Одному мне этого не нужно… Наше с вами! Этого надолго хватит, можно куда угодно бежать… — Ставцев захлопнул дверцу сейфа. — Но бежать я не собираюсь! Я военный человек! Я вижу, что не видно гражданским. Большевикам скоро конец!

Ставцев прошел к другому шкафу. Достал карту России, расстелил ее на столе.

— Идите сюда, подпоручик!

Ставцев посторонился, чтобы Курбатов мог подойти к карте.

— Как вы полагаете, подпоручик, почему в России совершилась революция, почему в несколько дней рухнул императорский троп и в несколько часов рассеялось правительство Керенского? Мне говорят: восстал народ! Ерунда! Любое восстание в наше время подавляется… Речь идет о другом. Армия прекратила волну и кинулась в Россию. Этот ужас парализовал империю и снес с лица земли существовавшие в тот час режимы. Перед этой силой ничто не могло устоять! Но армия рассеялась, рассыпалась, ее поглотили российские просторы. Все смешалось. Начался ураган, водоворот, хаос… В этом хаосе обрисовалась сила: большевики. Они сумели вырвать из этого смерча какие-то его части, организовать их и даже имели некоторый успех. Но вот в этот хаос вмешивается еще одна сила, оправившись от растерянности, вызванной революцией. Деникин на юге, Колчак на востоке, Юденич в нескольких переходах от Петрограда, Миллер на севере, на западе Польша.

Большевики имеют против себя пять фронтов. Шестой фронт у них в тылу!

Ставцев прочертил пальцем на карте кольцо и замкнул его вокруг Москвы.

— Я старый штабной работник, я умею сопоставлять… Я не сумасшедший, как многие наши. В марте начнется движение армий на юге, в апреле развернет наступление Колчак. У него четыреста тысяч штыков и сабель… Встанут дороги, войдут в берега реки, и пылью займется Подмосковье от миллионной армии! Все! Поэтому я не думаю бежать, Курбатов! Я хочу войти с оружием в руках в Белокаменную!

Ставцев вышел из-за стола и прошелся по мягкому ковру кабинета в веселом возбуждении.

Курбатов молчал, стоя над картой.

— Потерпите, Курбатов! — сказал Ставцев. — Я обещаю вам, к осени мы вернемся в Москву. Я буду шафером на вашей свадьбе. А сейчас надо думать, как выбираться из Москвы.

Курбатов, не поднимая глаз, покачал головой.

— Николай Николаевич! Я не стал бы стрелять в конвоира и не бежал бы… Я готов был к расстрелу! Я бежал, чтобы еще раз увидеть Наташу!