Дьявольский микроб - Маклин Алистер - Страница 22

Совсем забыв, что спешу, я разглядывал среднего возраста человека, хорошо одетого, в плаще и фетровой шляпе, который вел себя довольно нелепо. Он шел в ста ярдах от меня по полной воды придорожной канаве, размахивая широко раскинутыми руками, и гнал перед собой ногой ржавую консервную банку. С каждым ударом из-под его ноги разлетались веером брызги воды.

Некоторое время я наблюдал это представление, пока не почувствовал, что барабанящий по спине дождь проник за шиворот и ноги промокли. Даже если это сбежавший из бедлама сумасшедший, не стоило смотреть на него дольше. Не отрывая взгляда от этого привидения, я скоренько уселся в машину, но, захлопывая за собой дверцу, тотчас почувствовал, что задачей этого типа, гоняющего банку под дождем, вовсе не было показывать уровень ненормальности в деревенском Уилтшире. Он просто отвлек мое внимание от заднего сиденья машины, где кто-то спрятался, скорчившись на полу.

Я услышал шорох, хотел повернуться, но было поздно: дубинка уже опускалась. Моя левая нога еще не уперлась в педаль. Кроме того, неизвестный спрятался с левой, точнее — с моей слепой стороны. Дубинка опустилась на мой затылок пониже левого уха, сильно и точно. Я мгновенно потерял сознание, так что не почувствовал даже боли.

Нельзя сказать, что я очнулся. Слово «очнулся» означает короткий и быстрый промежуток времени перехода от бессознательного к сознательному состоянию, но со мной было не так. В первое мгновение я ощутил, что лежу на чем-то твердом и мокром, потом это ощущение исчезло.

Сколько времени я был без сознания, даже не мог представить.

Постепенно сознание возвращалось все чаще и чаще, хотя от этого я лучше себя не чувствовал, ибо не только ощущал резкую тупую боль в голове, шее и правой стороне груди — будто тисками сдавило, но и не мог вообще шевельнуть телом. С трудом открыл я здоровый глаз, скосил его и увидел слабый свет из зарешеченного окна высоко в стене, почти под потолком. Я находился в каком-то подвале, сыром, полузатопленном, примерно как в доме Чессингема, лежал на недоделанном цементном полу среди мелких луж. Руки крепко связаны за спиной. Кисти онемели от тугих веревок — кто-то на славу потрудился, когда приволок меня и бросил здесь. Я попытался привстать, но не мог двинуться. Тогда, извиваясь, попытался сесть, и это после долгих усилий удалось. В глазах закрутились огненные круги. Немного придя в себя, огляделся. Ноги связаны. Рядом стояли высокие, доходящие до окна винные чаны — веревка протянулась от щиколоток к какой-то ржавой скобе. Чаны тянулись вдоль всей стены. Шнур руками развязать было невозможно. Даже горилла не могла бы перегрызть этот пластиковый линь.

Потихоньку, стараясь не делать резких движений, ибо у меня от них туманилось в голове, стал осматривать подвал. Окно, закрытая дверь, винные чаны. И я среди них. Впрочем, могло быть и хуже. По крайней мере, никто не залил подвал водой, чтобы утопить меня, никто не пустил удушающий газ, не было змей и зловещих черных тарантулов. Только пустой подвал — и я в нем.

И все же положение довольно скверное. Я подтянулся к винным чанам и попытался зацепиться ногой за шнур, которым был к ним привязан, но это только добавило мне боли, уже и так чрезмерной. Затем я попытался освободить руки, заранее зная бесполезность этой затеи. Мелькнула мысль, что я долго буду здесь умирать от голода и жажды.

Спокойно, сказал я себе. Обдумай все без спешки, Кэвел. И я принялся обдумывать, но так ничего путного и не придумал, кроме подтверждения безвыходности моего положения. Плачевно.

И тогда взгляд мой остановился на «хэкати». Несомненно, из левого отворота пальто торчала его ручка. Я удивился, как это те, приволокшие меня сюда, не обыскали меня. Вероятно, знали, что полицейский в Англии не носит оружия, а меня посчитали полицейским. Я приподнял плечо к голове, одновременно стараясь лицом отогнуть полу у пальто. На третьей попытке мне удалось зажать зубами ручку пистолета, но она выскользнула. Я сделал еще четыре попытки, бесполезных и мучительных. Круги снова завертелись у меня перед глазами, а резкая боль в груди убедила, что одно из ребер наверняка сломано. Пришлось дать себе отдых, прежде чем вновь возобновить попытки вытащить пистолет. Наконец, извиваясь червем, я кое-как встал на колени и изогнулся так, что «хэкати» выскользнул из чехла, но тут же потерял равновесие и упал прямо лицом на пол. Когда в конце концов вновь прояснилось в голове, я принялся доставать валяющийся пистолет. И вот в слабоосвещенном полутемном подвале я стоял на коленях, уставившись на него, размышляя, не могли ли приволокшие меня сюда позабавиться, вытащить обойму, а оружие вновь сунуть в чехол. Но судьба меня пожалела. Пистолет был на боевом взводе, и стрелка показывала цифру "9". Магазин был полон.

Извиваясь на полу, я схватил «хэкати» связанными руками, взвел курок и потянул пистолет вправо, насколько позволяло левое плечо. Складки пальто мешали мне, но все же я сунул «хэкати» под себя и стал сгибать колени, пока ноги не оказались в пятнадцати дюймах от дула.

Некоторое время я колебался, стрелять ли в шнур, связывающий мне щиколотки: шансов попасть в шнур, а не в ноги почти не было. Связанными за спиной, да к тому же онемевшими руками прицелиться точно я не мог. Скорее всего, результатом выстрела могло быть исполнение желания тех двух лондонских хирургов, которые хотели ампутировать мне ногу. И тогда я решил сосредоточить внимание на четырехжильном шнуре восемнадцати дюймов длиной, которым были привязаны мои ноги к винным чанам. Глубоко вздохнул и нажал на курок.

Отдача от выстрела была так сильна, что показалось, будто я сломал большой палец. Гулкий звук выстрела оглушил, ударил мне по барабанным перепонкам, а пуля с визгом пролетела рикошетом всего лишь в полдюйме от головы.

Спустя пару секунд я выстрелил вновь. Без колебаний, ибо знал, что если начну думать о пуле, проходящей рикошетом в полдюйме от головы, то никогда не решусь спустить еще раз курок. Грохот выстрела — и шнур перерезало пулей, как бритвой. Лучше сделать трудно.

Кое-как я схватил обеими связанными руками стояк, которым крепились чаны, и, извиваясь, попытался встать на дрожащие от напряжения ноги. Потом для устойчивости облокотился локтем о первый попавшийся выступ и уставился в ожидании на дверь. Если кто-то войдет сюда узнать, в чем дело, что за грохот, то будет довольно легкой целью. До двери — футов шесть, а человек — не восемнадцатидюймовая веревка.

Целую минуту простоял так на трясущихся, подгибающихся ногах, вслушиваясь и ничего не слыша, ибо оглох от выстрелов. Затем рискнул подобраться к высокому окну. Никого. Тогда допрыгал до двери и локтем нажал на ручку. Заперта. Я повернулся спиной к двери, нащупал дулом «хэкати» замок и нажал на курок. После второго выстрела дверь поддалась.

Навалился на нее всем корпусом, и она распахнулась, а я вывалился через порог, тяжело рухнув на цементный пол.

Если бы кто-то стоял за дверью, лучшего случая трахнуть меня дубинкой не представлялось. Но никто не стукнул меня, поскольку никого за дверью не было. И снова я кое-как поднялся на ноги. Нашел выключатель и включил свет плечом. Лампочка на коротком шнуре под потолком не зажглась. Наверное, перегорела, но, скорее всего, вообще в доме было отключено электричество.

Воздух в подвале спертый, и это вернее всего говорило о заброшенности дома.

Марш истертых ступеней лестницы вел во тьму. Я запрыгал по ступеням, балансируя, чтобы не потерять равновесие, но едва успел плюхнуться на ступень, чтобы не покатиться вниз. Мне показалось гораздо безопаснее и благоразумнее ползти вверх спиной, отталкиваясь от каждой ступени пятками.

Дверь вверху также была замкнута, но у меня оставалось еще пять патронов.

Замок поддался первому же выстрелу, и я оказался в комнате. Прихожая была высокой и узкой. Две двери по сторонам, обе закрытые, стеклянная дверь в дальнем конце, еще одна — рядом со мной, ведущая в заднюю половину дома, лестница вверх и бугристый паркетный пол, густо покрытый пылью, на которой отчетливо проступали отпечатки ног, ведущих от стеклянной двери к месту, где я стоял. На всем лежала печать заброшенности. Стало ясно, что поблизости нет ни единой живой души.