Голод суккуба - Мид Ричел (Райчел) - Страница 36

— Прости меня, — сказала я, не зная, что еще сказать.

— За что?

— За… это. За то, что я делаю.

— Почему? В этом твоя суть. Тебе приходится это делать, так? Зачем же извиняться за свою собственную… хм… природу?

— Так… что же теперь? Для тебя это нормально? Знать, что я вытворяю с другими парнями? Или, вернее, когда именно я этим занимаюсь?

— «Нормально» — не совсем подходящее слово, но, полагаю, да. А вот что для меня не нормально… — Он помедлил, как всегда обдумывая свои слова, прежде чем произнести их: — А вот ненормально то, что ты боишься рассказывать мне об этом. Ты не могла не видеть, насколько я был… ошеломлен. Но ты не завела разговор об этом и ничего мне не объяснила.

— Что я должна была сказать? «Спасибо, что заметил, как я привлекательна. Это все потому, что я только что прилегла с каким-то незнакомцем в низкопробном клубе»?

Сет вздрогнул, и я тут же пожалела о сказанном.

— Вероятно… вероятно, можно сформулировать немного более, хм… тактично, однако да. Думаю, что, по существу, ты могла бы сказать именно это.

Я помешала растаявшие остатки мороженого.

— Это не так просто, сам понимаешь. Для тебя достаточно трудно принять сам факт того, что я сплю с кем-то, и без реальных, так сказать, доказательств каждого раза, когда это происходит.

— Почему бы тебе не позволить мне решать, что я могу, а что не могу принять.

Не сказать, что он произнес это с гневом, но я никогда не слышала его таким резким и напористым. Моей высокомерной составляющей такой тон совсем не понравился, однако я понимала, что сейчас он оправдан. И нельзя не признать, что доверие — это тоже своего рода кайф.

— Мне известно, кто ты, — продолжил он, — и я знаю, что ты делаешь. Мне пришлось смириться с этим с самого начала наших отношений. Да, это меня беспокоит, но это не значит, что я не могу справиться с этим знанием.

Он положил ладонь мне на руку и рассеянно водил пальцами по коже.

— Ты не должна бояться говорить мне правду. Никогда. Даже если она неприятна. То, что у нас есть, не имеет отношения к сексу — это же совершенно очевидно. Но если мы вдобавок не будем честны, тогда вовсе ничего не останется.

Я заставила себя посмотреть на него и улыбнуться:

— Как можно быть таким молодым и таким мудрым?

— Не такой уж я мудрый, — сказал он, притягивая меня к себе, и я положила голову ему на плечо.

Против «молодого» он возражать не стал. Объективно взглянув на наш возраст, вполне можно было обвинить меня в совращении малолетних.

Я вздохнула и прижалась к нему.

— Ты же знаешь, это ровным счетом ничего не значит. Все, что я делаю. Я даже не помню их имен.

— Я знаю. Ты говорила. Хотя…

— Что?

— Иногда это не слишком утешает. Секс не должен быть «ничем». Мне вовсе не нравится мысль о том, что ты спишь с парнями, с которыми спать не хочешь. Пусть ты формально моя подружка… лучше бы тебе хоть нравилось то, что происходит.

— Ну… в самом пылу мне это, в определенном смысле, нравится. Энергия, которую я получаю от секса… ладно, тебе этого не понять. Но это… буквально то, ради чего я живу. Так что если даже я не хочу быть с ними до и после самого действа, все же существует один момент, когда я их хочу.

Я выдавила из себя утешающую улыбку.

— К тому же не стоит меня жалеть. Дела обстоят гораздо лучше, чем прежде. Сейчас у меня куда больший выбор тех, с кем я могу быть, а это изрядная разница. Так что я вовсе не хватаю первого встречного.

— Что значит сейчас выбор больше? Разве так было не всегда?

Я нервно рассмеялась:

— Ой, ладно, Сет. Ты же знаешь, что женщины начали получать реальные права лишь около века назад. Мужчины не всегда были столь деликатны по отношению к прекрасному полу — особенно среди простонародья.

Потрясенный, он, чуть отстранившись, уставился на меня. Как выразительны были его глаза; я любила их, пусть даже нынешнее переживание не было приятным.

— То, о чем ты говоришь… это… это… ужасно похоже на изнасилование.

Я пожала плечами, сразу сообразив, что пора выбираться из этого болота.

— Трудно изнасиловать суккуба. В кульминации суккуб — это завоеватель, особенно если, кончив, парень теряет сознание.

— Ты, в общем-то, не ответила на мой вопрос.

— А ты, в общем-то, его не задал.

Мы погрузились в молчание. Мгновение спустя Сет снова крепко меня обнял, на этот раз сам прижавшись лицом к моему плечу.

— Эй, ладно. Не стоит переживать. Не суди прошлое сегодняшними мерками. Это не работает. Они несовместимы.

— Мне не нравится, что ты делаешь то, чего делать не хочешь, — угрюмо сказал он. — Если бы я мог как-то помочь… если б я мог, не знаю, тебя защитить.

— Ты не можешь, — прошептала я, целуя его в макушку. — Ты не можешь и должен с этим смириться.

Потом мы вместе отправились в постель, впервые после злосчастного поцелуя. Сет всю ночь, даже во сне, обнимал меня так крепко, словно я в любую минуту могла ускользнуть от него.

Снова я восхищалась его пониманием. И снова задавала вопрос, люблю ли я. Откуда мне знать? И вообще, что такое любовь? Я принялась составлять список. Привязанность. Контакт. Понимание. Согласие. Все это он мне дает. Это слагаемые любви. Он щедро предлагает мне все это, независимо от того, насколько ужасно каждое новое открытие, касавшееся моей жизни. Я гадала, способна ли я возвращать той же мерой. Имею ли я право поддерживать эти отношения? Почему-то я в этом сомневалась, отчего желала его еще больше.

Когда на следующее утро мы подъехали к книжному магазину, он с трогательным чувством собственника взял меня за руку. И не отпускал, пока мы не застряли в дверях магазина.

— Даг приходил сегодня? — спросила я Бет, обойдя весь магазин.

— Да. Я видела его. Наверное, он в конторе.

Я отправилась в задние помещения. В конторе было темно. Включив свет, я обнаружила Дага съежившимся в углу. Я сразу присела рядом:

— Что случилось?

Через несколько секунд он поднял глаза. Темные и страдающие.

— Ничего.

Возражать ему казалось и очевидным, и бессмысленным.

— Я могу тебе как-то помочь?

Его горький смех прозвучал жутко.

— Разве ты не поняла, Кинкейд? Нечем помочь, в этом-то вся проблема. Во всем этом нет никакого смысла. Ты знаешь это не хуже меня.

— Я знаю?

Он одарил меня циничной усмешкой:

— Ты одна из самых унылых людей, которых я знаю. Даже когда улыбаешься, кокетничаешь и все в таком духе. Я знаю, что ты ненавидишь эту жизнь. Этот мир. Я знаю, что ты все это считаешь бессмысленным.

— Неправда. И в плохом есть хорошее. Всегда остается надежда. Что на тебя нашло?

— Просто реальность, больше ничего. Просто встал утром и понял, насколько все это бессмысленно. Не знаю даже, почему меня это беспокоит.

Я тронула его плечо:

— Эй, да ты меня просто с ума сводишь. Ты спал? Может, тебе чего-нибудь поесть?

Он прислонился к стене, с лицом по-прежнему мрачным и преисполненным унылого сарказма.

— Кинкейд, мне нужно такое долбаное количество всего, что это даже не смешно. Но знаешь что? Мы этого не получим. Вот оно как. Что говорить об этом? Жизнь тупа и коротка?

— Э-э… достаточно ограниченна.

Я долго сидела рядом, слушая его излияния. Слова были пропитаны злобной горечью и беспросветным отчаянием. Пугающая комбинация. Я никогда от него такого не слышала. Только не жизнерадостный Даг, всегда с шуткой наготове. Даг, парень, который ничего не принимал всерьез. Его унылая физиономия напомнила лицо Кейси, когда я встретила ее в кафе, но и она не была так подавлена.

Время шло, и я гадала, что же делать. Несомненно, работать он сегодня не сможет, но и домой его отправить я боялась. Кто знает, на что он способен в таком состоянии? Прежде мне и в голову бы не пришло беспокоиться, не повредит ли он себе как-нибудь, но теперь, похоже, ничего нельзя сказать наверняка.

— Я хочу, чтобы ты побыл здесь, — наконец сказала я, распрямляя затекшие ноги. — Сейчас я пойду, но потом проверю, как ты тут, договорились? Обещай, что найдешь меня, если понадоблюсь. Позже мы с тобой пообедаем. Я куплю фалафели там, где ты любишь.