Смерть в рассрочку - Сопельняк Борис Николаевич - Страница 23

Считая, что эта сторона деятельности освещена достаточно ярко, следователь оставляет тему антипартийной деятельности и подбирается к Платтену с другой стороны. Протокол от 21 февраля 1939 года начинается с совершенно неожиданного вопроса.

— Хранили ли вы у себя на квартире какое-либо оружие без соответствующего разрешения?

— Да, вплоть до июня 1937 года без всякого разрешения я хранил дома маузер, который был изъят при аресте моей жены. В этом я признаю себя виновным. Но должен сказать, что ранее на оружие я имел соответствующее разрешение.

— Следствию известно, — припечатал следователь, — что ваш маузер предназначался для совершения террористических актов над руководителями ВКП(б) и Советского правительства членами троцкистско-террористической организации. Дайте по этому вопросу правдивые показания!

— Никаких показаний по этому вопросу дать не могу, так как я не троцкист и не террорист, — отрезал Платтен.

Платтен-террорист — это что-то новенькое. Да ведь если бы он захотел, ему даже не надо было доставать свой маузер — и все было бы иначе, как я уже не раз говорил, история пошла бы другим путем. Настало время рассказать о втором, самом главном поступке Платтена.

…Апрель 1917 года. Доставив Ленина в Россию, Платтен не может смириться с тем, что его остановили у самой границы. Он ищет обходные пути, рвется в драку, но в России пустили слух, что Платтен никакой не революционер, а платный германский агент. Как известно, такое же обвинение было выдвинуто и против Ленина. Пока это касалось одного его, Ильич молчал, но когда задели честь друга, он немедленно встал на его защиту. «Правительство лжет, пуская слухи, что Платтен друг немцев! — с гневом писал он. — Это клевета. Платтен — друг рабочих и враг капиталистов всех стран».

Шла война, везде и всюду свирепствовали военно-полевые суды, никто не станет разбираться — шпион Платтен или не шпион, расстреляют и точка, поэтому его уговорили повременить и пока что в Россию не рваться. Но после Октября — он в Петрограде! Надо сказать, что Ленину его послала сама судьба, провидение, ангел-хранитель — как хотите, так и говорите, но не будь Платтена рядом, Ильича не стало бы 1 января 1918 года. Вот что рассказывает об этом сестра Ленина М. И. Ульянова:

Вот так. А вы говорите — маузер. Уж кого-кого, а Платтена обвинять в терроризме, по меньшей мере, нелепо.

А вот как реагировал на совершенно реальное покушение Ленин.

Несмотря на намерение Ильича не придавать какое-то значение эпизоду на Симоновском мосту («Какой большевик не рискует жизнью во время революции!» — говорил он.), В. Д. Бонч-Бруевич и его комиссары из знаменитой 75-й комнаты все же взялись за это дело. Раскрутить его помог случай… Во время одного из митингов к Бонч-Бруевичу подошел солдат и сказал, что должен был его убить, но «взяло сомнение, видя, как вас слушают рабочие, как вы с ними по душам разговариваете». Потом солдат, назвавшийся Спиридоновым, шепнул, что имеет сообщить нечто очень важное, связанное с покушением на Ленина. Вскоре он пришел в 75-ю комнату и рассказал о террористической офицерской организации «Охотничья бригада», которая хотела похитить Ленина в качестве заложника, а если не удастся, — уничтожить.

В конце января в газете «Петроградский голос» появилось сообщение бюро печати при Совнаркоме РСФСР:

А вот что пишет сам Бонч-Бруевич:

Между тем дело Платтена шло своим чередом. 16 марта 1939 года ему предъявляется постановление об окончании следствия, и он пишет под ним по-немецки:

Через два дня обвинительное заключение передается Военному прокурору Московского военного округа, вот-вот суд, и вдруг дело возвращают на доследование. Вчитываюсь в решения и постановления: бред какой-то! Арестованный по другому делу некто Гинзбург заявил, что Платтен является резидентом немецкой разведки и что он, Гинзбург, связан с ним по шпионской деятельности. Снова расследования, допросы, очные ставки — в итоге выяснилось, никакой Платтен не резидент, а Гинзбург самый обыкновенный лжец… Лжец-то лжец, но зачем понадобилось оговаривать Платтена? Не иначе, ему пообещали скостить год-другой, если поможет утопить строптивого швейцарца.

А вот еще один щемящий душу документ, написанный рукой Платтена на четвертушке тетрадного листа:

И вот наконец назначена дата суда. Заместитель председателя Военного трибунала НКВД МО военюрист 1-го ранга Борзов пишет начальнику Бутырской тюрьмы, где в это время находился Платтен: