Наследница моря и огня - МакКиллип Патриция Анна - Страница 5

– Я… Мое имя Мастер Кеннон. Я возделываю земли князя Хедского. У меня вести для короля Ана от… от князя Хедского.

– Я Мэтом Анский.

Рэдерле сделала еще один шаг вперед.

– А я Рэдерле, – прошептала она. Что-то, словно пойманная птица, трепетало у нее в горле. – А Моргон… Кто теперь князь Хеда?

Мэтом издал какой-то звук. Мастер Кеннон молча глядел на нее с мгновение. Затем очень робко сказал:

– Элиард.

В неправдоподобном молчании упало, словно камень, одно-единственное слово, оброненное королем:

– Как?

– Никто… Никто в точности не знает… – Он умолк и проглотил комок. – Все, что известно Элиарду, – это что Моргона не стало пять дней назад. Мы не знаем, как и где это случилось, знаем только, что при весьма ужасных и загадочных обстоятельствах. Все это известно Элиарду, так как весь минувший год Моргон снился ему, и при этом было чувство… как если бы некая безымянная сила отягощала разум Моргона. И тот не мог… явно не мог освободиться. Он даже не знал в самом конце, кто он. Мы сочли, что не стоит гадать, что это за сила. Пять дней назад землеправление перешло к Элиарду. Первым делом мы вспомнили причину, по которой Моргон покинул Хед, и мы… Элиард решил… – Опять молчание; его усталое лицо слегка зарделось. Он с неуверенностью обратился к Рэдерле: – Не знаю, пожелаешь ли ты посетить Хед. Ты бы… Тебя бы встретили с распростертыми объятиями. Но мы сочли, что тебе следует сказать. Я уже был однажды в Кэйтнарде, вот и вызвался ехать.

– Понятно. – Она попыталась унять дрожь в голосе. – Скажи ему… Скажи ему, что я приеду. Я охотно приеду.

Его голова склонилась.

– Благодарю тебя за ответ.

– Год, – прошептал Дуак. – Вы знали, что с ним происходит. Знали. Почему вы никому не говорили? Почему вы не дали нам знать раньше?

Ладони Мастера Кеннона сжались в кулаки. Он с усилием сказал:

– А это мы… Это мы сами у себя теперь спрашиваем. Мы… Мы просто все надеялись и надеялись. Никто с Хеда никогда не просил помощи на стороне.

– Было какое-нибудь послание от Высшего? – спросил Элийу.

– Нет. Никакого. Но без сомнения, арфист Высшего рано или поздно объявится, чтобы выразить скорбь Высшего о смерти… – Он запнулся, пытаясь справиться с горечью своих слов. – Простите. Мы не можем… Не можем даже похоронить его на родине. За пределами Хеда я бестолков, как овца. Выйдя из этого дома, я едва ли разберусь, куда направиться, чтобы воротиться домой. Так что мне надо у вас спросить: а что, за пределами Хеда подобное случается с землеправителями так часто, что Высшему хоть бы хны?

Дуак шевельнулся, но Мэтом заговорил первым.

– Никогда, – решительно ответил он.

Кеннон, влекомый чем-то, тлеющим в глазах короля, шагнул в его сторону и вопросил срывающимся голосом:

– Тогда в чем дело? Кто убил его? И где, если Высшему все равно, мы сможем найти ответ?

Король Ана выглядел так, как будто проглотил крик, который мог бы выбить в зале окна. Он сурово произнес:

– Клянусь костями непобежденных королей Ана, что, даже если мне придется спуститься за ответом в обитель мертвых, я его найду.

Дуак уронил лицо в ладонь.

– Свершилось. – Затем он завопил, видя, как таращится на него в изумлении островитянин: – И если ты будешь бродить, точно коробейник, по обитаемому миру и тьма, что сгубила Моргона, выхватит тебя из времени и пространства, не вздумай тревожить меня во сне, ибо я не стану тебя искать!

– Тогда пригляди за моей страной, – кротко сказал Мэтом. – Дуак, есть в Обитаемом Мире нечто, что разъединяет умы землеправителей, что беспокойно вздымается под землей – и в его движении больше ненависти, чем даже в костях мертвецов Хела. И когда оно наконец восстанет, не будет ни одной былинки в этой стране, которой оно бы не коснулось.

Он исчез так быстро, что Дуак вздрогнул. Наследник стоял, глядя туда, где только что был Мэтом, улетучившийся, точно язык темного пламени на ветру. Ошеломленный Кеннон пробормотал:

– Простите, простите, я и не думал…

– Это не твоя вина, – приободрил его Элийу. В лице его не было ни кровинки. Он положил руку на запястье Рэдерле. Она глядела сквозь него. Элийу обратился к Дуаку: – Я останусь в Хеле. И сделаю что могу.

Дуак провел руками по лицу и по волосам.

– Благодарю тебя. – Повернулся к Кеннону. – Можешь ему верить. Он узнает, кто сгубил Моргона и почему, и расскажет вам об этом, даже если ему придется для этого выбраться из могилы. Он дал клятву, и теперь она связывает его и за пределами жизни.

Кеннон содрогнулся:

– На Хеде все куда проще. Если что-то мертво, оно умирает.

– О, если бы так было и в Ане.

Рэдерле, не сводившая взгляда с темного неба за окнами, внезапно коснулась плеча брата.

– Дуак…

Несомая переменчивым ветром, старая ворона развернулась над садом, а затем, хлопая крыльями, полетела над крышами Ануйна к северу. Дуак следил за ней взглядом, словно был не в силах оторваться от ее умышленно неторопливого полета. Затем устало произнес:

– Надеюсь, он не допустит, чтобы его подстрелили и сварили на обед.

Кеннон с испугом посмотрел на него. Рэдерле, наблюдая, как черные крылья сминают иссиня-серые сумерки, заметила:

– Кто-то должен поехать в Кэйтнард сказать Руду. Поеду я. – После чего зажала рот руками и принялась оплакивать ученика в белом одеянии начинающего, который когда-то приложил раковину к ее уху, чтобы она послушала шум моря.

Они доплыли до Кэйтнарда за четыре дня. Море, зеленое и белое как память Илона, внесло судно ее отца в гавань вместе с пышным облаком пены и Рэдерле с радостью сошла на берег как только они бросили якорь. Она стояла, наблюдая за матросами, выгружавшими с соседнего корабля мешки, овечьи шкуры и шерсть. Чуть дальше с корабля, отделанного оранжевым и золотым, выводили мохноногих лошадей и выносили позолоченные сундуки. Наконец, привели ее лошадь, и Бри Корбетт, корабельщик ее отца, раздавая приказы команде, спустился по трапу, чтобы сопровождать Рэдерле в училище. Он бросил холодный как устрица взгляд на моряка, глазевшего на Рэдерле из-под мешка с зерном, и рот того немедленно захлопнулся. Бри Корбетт взял поводья лошадей и они медленно двинулись сквозь запруженный народом док.

– Бьюсь об заклад, это Джосс Мерле из Остерланда, – заметил он, указывая Рэдерле на низкий с широким корпусом корабль с парусами цвета сосен. – До самого гика загружен мехами. Как его не закрутило волчком в этой кадушке, уму непостижимо. А вот Холстер Талл, по другую сторону от оранжевого корабля. Прошу прощения, госпожа. Для человека, который был когда-то торговцем, очутиться весной в Кэйтнарде – это все равно что спуститься в винный погреб твоего отца с пустым кубком. Не знаешь, куда глядеть.

Рэдерле слабо улыбнулась, лицо повиновалось с трудом, и она поняла, как давно этого с ней не случалось.

– Я не прочь о них послушать, – вежливо сказала она, так как знала, что ее молчание в минувшие дни тревожило корабельщика. Перед ними у сходен оранжевого с золотым корабля щебетала стайка молодых женщин. Их нарядные длинные платья, поблескивая, развернулись на ветру. Они оживленно указывали друг дружке то туда, то сюда, их лица сияли от возбуждения, а голоса звенели. Улыбка Рэдерле стала щедрее.

– Этот оранжевый корабль, он чей?

Корабельщик приоткрыл рот и тут же, нахмурившись, закрыл.

– Никогда раньше его не видел. Но готов поклясться… Нет, быть такого не может.

– Чего?

– Стражи Моргол. Она так редко покидает Херун.

– Стражи? Где они?

– Да вот эти молодые женщины. Хороши, как цветочки. Но покажи любой из них палец и пролетишь над водой полдороги к Хеду. – Он тут же смутился и прочистил горло. – Прошу прощения.

– И о воронах тоже лучше не болтай.

– Не буду. – Он медленно покачал головой. – Ворона. А ведь я бы сам доставил его, если бы потребовалось, по морю и вверх по Осе до горы Эрленстар.

Она обошла ненадежное сооружение из винных бочонков. Внезапно ее глаза скользнули по лицу Бри.