Нищий - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 34

Из трактатов я выяснил, почему произошло такое разделение по способам магии. Один автор предположил, что магический дар сродни искусству пения: один поет тенором, другой баритоном, третий басом, один может петь в трех октавах, а другой нет. Магия условно разделялась на пять уровней, каждый из которых соответствовал определенной силе мага. Маг первого уровня не мог активировать заклинание пятого уровня. Ну, например, ему не было доступно заклинание вызова ветра.

Меня это ошеломило — теперь я что, маг четвертого-пятого уровня? А почему же я тогда не могу повторить то, что я сделал? Амалон «успокоил» меня, сказав, что все не так просто и однозначно. Например, маг первого-второго уровня может сделать в определенном направлении магии то, на что не способен маг пятого уровня, но, как говорится, заточенный под другую магию.

Допустим, Амалон — лекарь пятого уровня, практически высшего, но он способен вызвать только легкое дуновение ветерка, которое листок-то шевельнет едва-едва. Зато максимум, что может сделать стихийник в целительстве, — залечить небольшую рану, добавить немного жизненной силы объекту. То же самое и с боевыми магами: они умеют метать огненные шары, замораживать, бесконтактно бросать камни во врага, но лечить или вызвать дождь — почти полный пшик.

Меня это слегка расстроило — я бы больше предпочел быть боевым магом, на худой конец лекарем. Зачем мне, бойцу, вызывать дождь или подтягивать к поверхности земли воду? Потом я успокоился: при достаточном умении это гораздо большее по силе оружие, чем какие-то огненные шары или летающие булыжники. Климатическое оружие — что может быть страшнее? А если соединить умения стихийника и знания человека из двадцать первого века, может получиться интересный результат. Только вот до настоящего стихийника мне было еще очень и очень далеко. Как я умудрился вызвать ветер? Какие слова тогда говорил? Помню только, что я матерился по-русски, кричал что-то вслух — вспомнить бы что… Похоже, случайно я произнес слова-заклинания, вот и вызвал ветер. В общем, надо будет во всем этом разбираться и разбираться, после того как я выздоровею окончательно…

Прошла неделя, и утром ко мне явился Амалон, торжественный и важный, как президент Зимбабве вместе с королевой английской, и заявил:

— Ну что, хватит лежать, пора и бегать! Поднимайся и иди!

Я поперхнулся и закашлялся — чуть ли не словами из Библии говорит.

Я медленно сел на постели, спустил ноги на пол… Правая нога сгибалась, как ей и положено. Несколько минут я привыкал, дожидаясь, когда в голове перестанет шуметь, а в глазах прояснится, и, держась за спинку кровати, поднялся на ноги. Меня качало, как на шхуне во время шторма, и пришлось собрать все свои силы, чтобы не упасть на пол. Потом я оторвался и сделал несколько неверных шагов, пройдя до стены комнаты. За неделю я почти полностью разучился ходить. Это мне было уже знакомо — после госпиталя, — и я знал, что через несколько дней способности к хождению восстановятся. Теперь хоть смогу дойти до туалета — пока был лежачим, приходилось обходиться горшком, а это отвратительно.

За неделю я сильно похудел и ослаб, это сразу чувствовалось. Подняв длинную рубаху, в которую меня обрядили, я посмотрел на свою правую ногу — у меня даже слезы выступили… она ничем не отличалась от левой. Исчезли и рассосались страшные шрамы, покрывавшие ее снизу до самого паха, колено выглядело нормальным и сгибалось как надо, мышцы, правда, были еще слабоваты, — ну а как они должны выглядеть после нескольких лет неиспользования?

— Амалон, вы на самом деле великий лекарь, — у меня перехватило горло, — вам цены нет!

— Цена есть всему, Викор, империя уже оценила мои заслуги перед отечеством — еле смылся, как ты выражаешься, от этой благодарности. Да, я умею лечить, но не умею закручивать интриги, а без этого, как оказалось, — будь лекарем или воином — путь тебе один: в ссылку или нищету. Ну не будем о плохом. Давай одевайся, ешь побольше и разрабатывай ногу. И еще: тебе не кажется, что надо плотно заняться учебой? Почему ты не хочешь по-настоящему учиться на мага? Конечно, я не академия, но заверяю тебя, знаний у меня хватает, чтобы слепить из такого сырого материала, как ты, более-менее пристойного мага. Грех забрасывать талант стихийника — их на сто магов один рождается. Я за свою жизнь знал только двух стихийников — один был преподавателем в академии, другой, самоучка, бродил по крестьянским хозяйствам и призывал дождь. В общем, давай-ка обедать, и усаживайся за учебу. У тебя есть амулет, с его помощью будешь запоминать заклинания. Переписывай их сам, в свою книгу — я тебе дам чистую, — когда переписываешь, легче запоминается. Но надо знать наверняка базовые заклинания и средства их исполнения — все эти ингредиенты. Записывай их обязательно — иначе точно собьешься.

Следующие две недели я совмещал тренировки и учебу: ел, спал, расхаживал по двору, тренировался. Нога еще была слаба, мышцы болели, но это была другая боль — боль восстановления, наращивания мышц, боль здоровья. Шрам с лица Амалон не стал убирать — я воспротивился. Пусть будет как напоминание о прошлом.

Учеба продвигалась довольно успешно, за исключением того, что лечить у меня получалось слабо. Сколько ни показывал мне старый маг — я даже участвовал в нескольких лечебных действиях, вполне успешно, — но меня хватало лишь на исцеление порезов, заживление ушибов и снятие воспалений, не больше. Чтобы срастить ногу или руку, мне бы потребовалась уйма времени, недели. С даром стихийника оказалось сложнее — Амалон мог только теоретически мне сказать, что надо делать, продиктовать нужные заклинания. Тут нужен был другой мастер, стихийник, или же экспериментировать самому.

Через дня три после того как я стал ходить, мне пришло в голову, что надо бы уже заняться военной подготовкой. Для этого я выбрал себе партнера — начальника охраны Карана. Он оказался очень недурным фехтовальщиком. Конечно, не таким, как Ланкаста, но очень опытным воякой. Как выяснилось, на Пиратские острова он попал после того, как убил в поединке мужа своей любовницы. Все бы ничего, но она, спасая себя, заявила, что он ворвался к ней в покои, убил мужа и ее изнасиловал. В общем, чтобы избежать суда, заведомо неправедного, и мести влиятельных родственников убитого, он бежал к пиратам — а до этого он был сержантом королевской гвардии.

В пиратах ему не понравилось. Разгульная жизнь на крови убитых за тряпье людей, пьянки и снова грабежи — все это было не по нему, потому он и подался в охранники. Денег не так уж густо, как при разбое, зато ты не подвергаешься опасности, всегда сыт, одет, обут и уважаешь сам себя. Своих подчиненных он подбирал по тому же принципу — вояки, дисциплинированные и умелые солдаты, порядочные наемники, если к наемникам и применимо такое слово.

Я попросил его заниматься со мной каждый день фехтованием, чтобы восстановить форму, он с удовольствием согласился — фехтование он любил и умел это делать, настоящий профессионал никогда не забросит совершенствование в своем ремесле. И мы приступили к тренировкам…

— Викор, держите саблю иначе, чем легкий меч! Вы привыкли биться легким, почти прямым мечом, а это абордажная сабля! Тут стиль другой — так вы руку отмотаете! Бейте на пробивание, она тяжелая, и не забывайте про гарду — это тоже оружие, как кастет. Так, так… нет! Вас учил отличный мастер, но с учетом того, что у вас больная нога. Вам надо полностью перестроить свои движения: вы должны перемещаться по площадке, а не стоять на месте, как раньше! Ага! Вот так, так… двигайтесь же, двигайтесь! Вы все время как будто боитесь сделать больно своей ноге! Забудьте про ногу, войдите в ритм — левая рука принимает удар на кинжал… Вообще, надо вам купить мечелом. Лучше не кинжалом принимать удар, а именно мечеломом — им и шпагу сломаете, и меч или просто захватите, да и противника можно ударить. Я вам завтра у оружейника подберу мечелом.

Каран оказался очень умелым и терпеливым наставником — мне действительно пришлось переучиваться заново в фехтовании, и не только в нем. Все мои навыки были уже годами заточены под хромую ногу, под мою ущербность, и теперь я с трудом вытаскивал из памяти свои старые знания ниндзя. Вместе с фехтованием мы отрабатывали и рукопашный бой. Но тут мне уже не было соперников. Никто из моих спарринг-партнеров — ни Каран, ни другие охранники — не мог со мной сравниться, я их «убивал» за считанные секунды. Тут уже я был учителем…