Нищий - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 2

Свеча стала оплывать и затрещала, старик с неудовольствием что-то сказал и достал из каких-то тряпок, опасливо оглянувшись на меня, непонятный предмет, чем-то похожий на лампу Аладдина. Он поставил его в центр стола и сказал какое-то слово, что-то вроде «абракадабра», и предмет засветился не очень ярким, но ровным неоновым светом. У меня от удивления чуть не отпала челюсть, а старик засмеялся и сказал:

— Амбак! — показывая на светильник. — Масунта амбак! — Потом посмотрел на меня и ткнул себя в грудь: — Катун! — Ткнул в мою сторону: — У?

— Виктор!

— Витор? Витор! Витор. Катун — Витор! Амбак!

Следующий час мы посвятили обучению меня языку, и за это время мой словарный запас пополнился несколькими десятками слов — мой проспиртованный и контуженный мозг еще не до конца умер, а при спецподготовке меня научили запоминать на слух много различной информации, не доверяя бумаге. Да и я вообще-то всегда отличался хорошей памятью и способностью быстро изучать языки. До полного понимания еще было очень и очень далеко, но теперь я хотя бы мог высказать простые желания: есть, пить, сходить в сортир.

Старик заметил, что у меня бурчит в животе, достал из-под стола котомку и стал выкладывать на стол еду — куски не очень аппетитного на вид мяса, непонятно какого происхождения. Я не стал задумываться, что это за мясо, и впился зубами в темные жилистые ломтики. Мне приходилось, во время блуждания по «зеленке», есть и менее удобоваримые вещи. Пошарив, старик достал снизу стеклянную бутыль, литра на полтора, грубо сделанную, явно не фабричного производства, и поставил на стол, потом разлил содержимое в две глиняные залапанные кружки. Я поднес кружку к носу и понюхал — пахло чем-то вроде пива, только запах был кислым и незнакомым. Попробовал — точно пиво. Какое-то жидкое — похоже, разбавленное.

У меня кружилась голова, и я чуть не упал со стула, ослабев от еды и питья. Я никак не мог вспомнить, как я оказался в этом городе и почему здесь нет электричества, автомобилей и асфальта. Старик поддержал меня под руку, предлагая пройти к топчану возле стены, я с трудом поднялся и скоро лежал на боку, глядя на сияющую лампу и суетящегося старика, потом глаза мои закрылись, и я уснул.

Открыв глаза, я долго не мог понять, где я, наконец — вспомнил. Какой-то подвал, старик, странный город. Попытался встать, со второй попытки это получилось. Присев на топчане, я попробовал осмотреть темный подвал. Старика не было, и я встал и пошел к двери, захватив свою палку, заранее припасенную возле меня Катуном — больше некому было сунуть ее мне под бок. Свет наверху ударил по моим глазам, уже привыкшим к темноте подвала, я прикрыл их рукой и несколько минут не мог ничего увидеть, потом притерпелся и стал смотреть на мир.

От вчерашнего дождя, загнавшего нас в подвал, не осталось и следа — мокрые стены строений блестели на солнце, булыжные мостовые были заполнены телегами, спешащими куда-то людьми, на небе сияла большая радуга, упирающаяся в землю своим разноцветным коромыслом.

Я автоматически подумал: «Вон там закопан горшок с золотом, — и усмехнулся: — Мечты, мечты… Впрочем, что бы я с ним сделал, с горшком этим? Пропил? А вдруг мне бы хватило, чтобы вылечить свою больную ногу и зажить другой, не такой растительной жизнью?» Я сплюнул и оставил свои мечты — надо думать о реальном, а не витать в фантазиях. Посмотрев на яркий шар солнца, вдруг вспомнил: последнее, что я видел перед тем, как почуять запах гнили изо рта старика, это сияющий шар. Какой шар, где этот шар? — вспомнить не мог.

Я двинулся дальше, подойдя к краю булыжной мостовой. Дома напоминали картинки из исторических книг, а вдоль пешеходной части тянулись длинные зловонные канавы, из которых дождевая вода с грохотом уходила куда-то вниз, через решетки ограждения — вероятно, там были сливные канализационные тоннели наподобие парижских. По улице двигались люди, беспрерывно что-то галдя, — кто-то тащил поклажу, кто-то просто прогуливался. Я перешагнул по мостику через канаву и влился в поток горожан.

Пройдя метров пятьдесят, я чуть не был задавлен огромной каретой, колесо которой задело мне плечо и едва не отшвырнуло в канаву. Я зажал плечо и зашипел от боли, из кареты высунулась изящная женская рука в перстнях и кинула мне под ноги что-то блестящее. Я поднял — это была небольшая монета, похожая по размеру на татарский дирхем, только с портретом важного мужика и с непонятными надписями на обратной стороне. Такой я никогда не видел, хотя интересовался нумизматикой и считал, что кое-что в ней понимаю. Я спрятал монетку в карман своих затертых смесовых штанов, мало отличающихся от нарядов простых горожан, и пошел дальше, рассматривая дома, улицы, людей. От меня воняло так же, как от них, а моя нечесаная шевелюра и седая клочковатая борода делали меня похожим на большинство прохожих.

Через километр у меня сильно заныла нога, и я присел на камень у какой-то вывески с изображенным на ней бравым рыцарем — или не рыцарем, но, в общем, мужиком, с поднятыми вверх усами, в кольчуге и с мечом. Усы он молодцевато поднимал левой рукой, а в правой держал кружку с пенистым напитком. Как я понял, это было какое-то питейное заведение типа трактира, в чем я скоро убедился — из него выпали трое одетых в железо мужичков, громко горланящих что-то веселое и разудалое типа «Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить!..». Один из них заметил меня, что-то сказал своим собутыльникам, пошарил на поясе и бросил мне монету — тоже, как оказалось, серебряную. Я поднял ее, осмотрел и положил ко второй. Выпивоха отсалютовал мне, и мужики, обнявшись, пошли дальше.

Я сидел ошеломленный. Было понятно, что я, скорее всего, не на Земле. Ни монеты, ни мужики в потертых кольчугах, ни улица с ее экипажами и прохожими в сыромятных куртках не давали мне повода в этом усомниться. Можно было бы подумать, что я попал в прошлое, но язык не был мне знаком, а меня в спецшколе заставили выучить и немецкий, и английский. Этот же язык не походил ни на один из романо-германских, совершенно четко. По принципу отбрасывания того, что мне не потребуется в данный момент жизни, я решил для себя: вначале надо выучить язык, а уж потом пойму, где я, как я и что мне делать. Денег, за исключением тех, что мне подали, у меня не было, идти, кроме как к Катуну в подвал, — некуда. Так что оставалось лишь смотреть и впитывать информацию.

Я просидел часа три и, как ни странно, за это время набрал неплохую сумму денег — возможно, мой вид был настолько жалок, что люди волей-неволей кидали мне монетки. Мне даже стало смешно — надо же так опуститься, до попрошайки, — куда уж ниже. Но мой промысел приносил хороший доход и позволял какое-то время выживать в этом мире, а это уже неплохо. Боец должен использовать любую возможность уцепиться за жизнь и выполнить задание любой ценой — я это усвоил четко и давно. Только какая у меня цель? Выжить. А цель появится…

В подвале было темно, как и раньше, старика там не оказалось, и я не стал спускаться вниз, а пристроился на дощечках возле входа в нору, положив доску на чурбачки, найденные тут же. Через полчаса ожидания я услышал шаги и сипение — Катун волок большую сумку. Увидев меня, он махнул рукой — помоги, мол. Я взял сумку за другую ручку, и мы стали осторожно спускаться в темный зев подвала. Старик достал магическую лампу и активировал. Сразу стало уютнее. Катун стал вынимать из сумки куски копченого мяса, лепешки, зелень, торжественно извлек высокую оплетенную бутыль, хлопнул себя по горлу — выпивка, мол.

Я торжественно достал из кармана добытые сегодня монеты и высыпал их на стол. Старик вытаращил глаза удивленно и пересчитал. Что-то спросил — я изобразил, что стою с протянутой рукой. Он не обрадовался, а укоризненно покивал головой из стороны в сторону — типа ай-ай. Потом показал мне пальцем — сейчас, мол, и достал из пояса какую-то брошь с письменами на ней, а потом сделал знак, чтоб я приложил ее к голове. Я приложил, и он стал учить меня новым словам. С изумлением я понял, что слова впитываются мне в мозг просто молниеносно и я тут же понимаю их значение и запоминаю навсегда. Видимо, это было какое-то приспособление для лучшего изучения языка или активизации памяти.