Игра воровки - МакКенна Джульет Энн - Страница 2

Поглощенные бурным обсуждением, торговцы даже не заметили, как я поднялась наверх. Я открыла ставни и выглянула в окно. По-прежнему шел дождь, но ветер стих, и прибывающий серпик Малой луны мелькал в разрывах туч.

Следует ли мне искушать судьбу? Это будет опасно, зато, надо думать, весьма прибыльно. Что ж, я игрок, и никто никогда не выигрывал, держа свои руны в кармане, не так ли? Соблазн был слишком велик. Я быстро переоделась, сменив домотканую и кожаную одежду на бриджи и тунику из сукна, сапоги, перчатки и короткую куртку с капюшоном, все темно-серого цвета. Черный резко обозначает края, что может привлечь внимание даже в самую темную ночь. Грубые деревянные бревна стены помогли уйти через окно довольно просто, и вскоре я уже трусила по лесу, окаймляющему дорогу к Боярышнику.

Было холодно и сыро, но мысль о небольшом приключении согревала меня. В те дни я не часто воровала. Очень трудно продать краденое в незнакомом месте, и если утяжеление рун в игре случая может наградить вас поркой, то обнаруженная кража из дома дворянина уготовит вам позорный столб в лучшем случае, а в худшем – вам отрубят кисть. К несчастью, только у дворян есть что-то стоящее. Возможно, вы удивитесь, почему я рисковала в этот раз, но я узнала невзначай, что сего дворянина не должно быть дома, и это прибавило мне шансов. Приверженцы Рэпонина могут говорить что угодно о правосудии и выравнивании чаш весов, но вы никогда не увидите меня с пожертвованиями у его гробницы. В конце концов, я играю ради средств к существованию, а не для забавы.

Неделю назад я сидела на лошади под мокрым дубом, наблюдая, как господин и его свита отправляются на север с горами багажа, свидетельствующими о весьма продолжительной остановке в другом месте. Этого господина я узнала бы где угодно, даже спустя десять лет. Нелегко забыть лицо человека, который пытался тебя избить и изнасиловать.

Боярышник был недалеко, и я легко покрыла это расстояние – при моем ремесле необходимо оставаться в хорошей форме. Я счастливо вдыхала влажный, зеленый запах ночи. Я люблю бывать ночью за городом, хотя солнце правит рунами моего рождения. Должно быть, отцовская кровь дает себя знать, несмотря на мое городское воспитание. Деревня казалась темной, только в нескольких деревянных домах тускло светились окна, но это фермерская земля, и большинство здешних обитателей ложатся и встают с солнцем. Более крупные кирпичные и каменные здания вокруг рыночной площади немного активнее проявляли признаки жизни, несмотря на то, что миновала полночь, поэтому я нырнула в переулок и, переведя дух, бесшумно поплыла по темным задворкам, прислушиваясь к собакам, которые могли бы объявить о моем присутствии.

Дом стоял сразу за сквером – подходящее место для проживания богатого землевладельца. На высоком фасаде темнели тяжелые дубовые ставни с железными засовами и прочная дверь с дорогим замком. Это не беспокоило меня, я пробралась вокруг дома к переулку с тыльной стороны. Спряталась в тени, исследовала кухню и надворные службы. Моя мать говорила, что в жизни не встречала более бесполезной служанки, чем я, но годы, проведенные в качестве дочери экономки, дали мне бесценные знания о внутреннем устройстве больших домов. Судомойка пыталась бы заснуть в угасающем тепле кухонной плиты, тогда как более везучие старшие слуги имели бы выстуженные и тесные клетушки на чердаке. У кухарки и управляющего были бы комнаты получше, окнами во двор. Я не знала, сколько слуг этот ублюдок взял с собой, а потому мне лучше избегать любого из этих мест.

Нужная мне комната располагалась со стороны фасада на первом этаже так идеально, что было достаточно просто влезть в окно. Я изучила их в прерывистом свете луны и благословила острое ночное зрение, дарованное мне отцом. Окна не выглядели многообещающими, но я не хотела сдаваться; я хотела денег, которые смогу получить, и чем больше думала об этом, тем больше мне нравилась идея поквитаться наконец с мерзкой скотиной, приведшей меня в сей дом. Хотя, если быть точной, меня привела сюда целая череда событий; ублюдок с прекрасной коллекцией серебра просто оказался последним звеном.

Тогда я, к счастью, вырвалась из дома, служившего мне пристанищем: моя мать слишком часто сокрушалась о своей загубленной жизни, обремененной внебрачным ребенком от менестреля, бывшего притом одним из Лесных Людей.

Я уже пристрастилась к азартным играм, к которым у меня издавна обнаружились способности, и жульничала понемногу, чтобы прокормиться. У меня не было никаких реальных планов, кроме одного довольно смутного замысла: попытаться найти моего странствующего отца. И теперь, оглядываясь назад, я удивляюсь, отчего мне потребовалось так много времени, чтобы попасть в беду. Лихорадочные поиски возможности смыться из гостиницы, не заплатив, закончились тем, что меня выбросили на дорогу с избитой задницей и немногими пожитками, отобранными затем в уплату.

Через два дня я пришла в Боярышник, усталая и голодная, грязная и отчаявшаяся. Ни один из приличных постоялых дворов не пустил меня в свои двери, и я очутилась в грязном трактире по соседству с бойней. Я быстро смекнула, почему так много женщин сидит в пивной, и такова была степень моего невежества и уныния, что я решила сама искать клиента. Голод, должно быть, размягчил мои мозги. Я ведь не девственница, подумала я, и моя мать, раз и навсегда решившая, что я не должна повторить ее ошибку, отвела меня к надежной травнице, заметив, как младший садовник ласкает мой зад. Мне не пришло в голову беспокоиться о какой-то там болезни и, глядя на конкуренток, я почувствовала уверенность, что уж на еду непременно себе заработаю.

Я расчесала пальцами волосы – в те дни я носила длинные – и пощипала щеки, чтобы вызвать румянец. Я до сих пор мою волосы травами, чтобы добавить им рыжины, и крашу глаза, чтобы казались зелеными, а не серыми; не смотря на пятна, мое красно-бурое платье выглядело довольно экзотично в закоптелой пивной. Скорее всего никто из этих мужланов никогда не видел настоящей Лесной Девы, и, вспомнив их репутацию, я решила поднять цену. Следующий посетитель, который стал осматривать ждущих женщин, был высок и темноволос, с резкими чертами лица, но при этом красив. Он быстро обошел всех и поймал мой взгляд. Другие шлюхи отвернулись, перешептываясь между собой. Завидуют, наивно решила я.

– Так-так, значит, ты нездешняя? – Он подошел и жестом потребовал вина, которое я с жадностью выпила.

– Нет, я только прохожу здесь. – Я постаралась вы глядеть загадочной и соблазнительной.

– Совсем одна? – Его рука коснулась моей, когда он наливал еще вина.

– Люблю путешествовать налегке, – улыбнулась я с внезапным воодушевлением.

Он был чистый и молодой и на вид богатый, а ведь могло быть намного хуже. Как я уже сказала, в те дни я была слишком наивна.

– Как тебя зовут, дорогуша?

– Мерит.

Вообще-то так звали мою тетку – старую деву, но кому какое дело?

– Это не очень удобный трактир. Могу ли я предложить тебе мое гостеприимство?

Какой-то новый способ выражать это, подумала я, но не собиралась спорить. Я улыбнулась ему из-под накрашенных ресниц.

– Уверена, мы могли бы прийти к согласию.

В конце концов, я хотела получить несколько монет, а не просто теплую постель и еду.

Он предложил мне руку, и я гордо выплыла из мрачной пивной, принимая внезапный гул голосов позади нас за обманутые надежды.

И вот, десять лет спустя, я стояла и задумчиво смотрела на окна. Это был тот салон, куда он привел меня, я была уверена. Впустил и велел подождать. У меня поднялось настроение при мысли о еде и чистых простынях, и предстоящее дело даже сулило удовольствие. Я обошла комнату, разглядывая прелестные гобелены, полированную мебель и великолепное тормалинское серебро на каминной полке. Баллады, которые пел мой отец, эхом зазвучали в моей голове – добродетельную девушку, на чью долю выпали трудные времена, спасает красивый дворянин и прочая чепуха.

Услышав скрип двери, я повернулась с манящей улыбкой на губах, но мой хозяин не нес обещанный ужин. Он запер за собой дверь и мерзко улыбнулся, поглаживая собачью плетку. Он разделся до рубашки и рейтуз и весь покраснел от предвкушения. Я подвинулась, чтобы между нами оказался стол. Блеск в его глазах выглядел таким красноречивым, что стало ясно: разговорами мне из этого не выбраться. Возможно, я была наивной, но не настолько глупой. Я поняла, что мне грозит серьезная опасность.