За закрытой дверью - Маккена Шеннон - Страница 29

— Чушь собачья, — рявкнул Сет.

— Да неужели? Слава Богу, а то я уж было испугался. — Коннор стер несуществующий пот со лба. — Ну тогда ты не против, если мы используем ее как наживку?

— Даже близко к ней не подходите. И вот еще что, Макклауд, не впутывай ее в это дело, не втягивай ее в свои грязные игры. Вообще забудь о ее существовании. Понял?

— Парень, посмотри правде в глаза. Она сейчас на острове с Лазаром, она уже лопалась на крючок Новаку, она спит с тобой. Она сама влезла в это дело дальше некуда.

Сет покачал головой, чувствуя себя загнанным зверем.

— Она не будет в этом участвовать, — упрямо повторил он.

— Да ладно, старик, не суетись, — мягко сказал Коннор. Он стряхнул пыль с джинсов и горько усмехнулся. — Что за ерунда? — пробормотал он. — Почему я тебя жалею? Тебе досталась такая баба! Посмотрим еще, как ты запоешь, когда мы получим пленку с записью ее разговора с Новаком. Ты ведь поставил прослушивающие устройства, верно?

Сет стиснул зубы.

— Да, — процедил он.

— Вот и хорошо, тогда принеси запись. Да… ты когда мылся и брился последний раз? Выглядишь, как питекантроп. Если появишься в таком виде на пристани, то тебя арестуют за бродяжничество.

— Отвали, Макклауд, — устало огрызнулся Сет.

— Вот и умница, — с улыбкой на лице сказал Коннор.

Водоворот воспоминаний захлестнул Рейн, когда она смотрела, как громада Стоун-Айленда вырастает перед ней. Сосны тяжело вздыхали на ветру, а тяжелые тучи нависли над самой головой. Утренний туман мало-помалу рассеивался, обнажая знакомые очертания берега. Запахи мха, сырой древесины, водорослей и сосен заполнили ее ноздри. Клейборн, личный помощник Виктора, ждал ее у причала. Это был человек средних лет, с карандашами усов над длинной верхней губой и с вечным выражением беспокойства на лице.

— Ну наконец-то, — недовольно сказал он, приглашая ее следовать за ним. — Пойдемте. Нам нужен был переводчик с французского во время переговоров, а в Марокко сейчас вообще уже полвосьмого вечера. Где вы так задержались?

— Извините, — пробормотала она растерянно. Дом вырастал перед ними, неуклюжее, но по-своему привлекательное строение. Снаружи он был до крайности прост и обит деревянными планками, выцветшими от времени и ветров до серебристо-серого цвета.

Но вот внутреннее убранство вызывало в ее голове воспоминания из детства. Чаши с лавандой и сосновыми иголками стояли тогда в каждой комнате, а стены были обшиты обработанной кедровой вагонкой. Аликс всегда жаловалась, что от сильного запаха древесины у нее болит голова, но Рейн нравилось. После того как они сбежали, этот запах держался в ее вещах еще не один месяц. Она до сих пор помнила тот день в Париже, когда со слезами на глазах рылась в своих вещах, пытаясь найти хоть одну, в которой еще сохранился чудесный запах.

Клейборн провел ее прямиком в кабинет на втором этаже, усадил за стол и стал выдавать инструкции с невообразимой скоростью. Вот и славно. Она была ему благодарна. С таким завалом срочной работы у нее не останется времени на переживания.

В какой-то момент на столе появились бутерброды и фрукты, но она была так взволнована, что ни о какой еде и речи не могло быть. Дом говорил с ней своими шорохами и вздохами.

Ей казалось, что стоит ей быстро повернуть голову, и она увидит себя маленькую.

Снаружи завывал ветер, качая сосны. Капли дождя барабанили в окно, и вскоре уже ничто не могло остановить поток воспоминаний.

Когда она была маленькой, то других детей на Стоун-Айленде не было, так что играть ей было не с кем. Отец запирался в библиотеке со своими книгами или выходил в море под парусом, прихватив с собой только серебряную фляжку. А мама все чаще оставалась в их квартире в Сиэтле. Рейн дружила лишь с тишиной, деревьями, водой, камнями да кривыми корнями. Весь остров был ее сказочным миром, населенным драконами, троллями и привидениями. Позже, среди хаоса постоянно сменяющих друг друга городов, она как сон о рае вспоминала Стоун-Айленд. И этот сказочный мир ожил в ней сейчас, заполняя своим шепотом все вокруг.

Ближе к концу дня Клейборн вбежал в комнату.

— Рейн, иди в библиотеку, пожалуйста, — сказал он важным голосом. — У мистера Лазара накопилась корреспонденция, которую нужно отправить федеральной почтой, как только мы попадем на большую землю.

Она прихватила ноутбук и отправилась в путь и, только пройдя половину, поняла, что не спросила дорогу. Глупый просчет, но сейчас было уже поздно что-либо предпринимать.

Странно, но она уже и забыла, как пустынно и холодно бывает на Стоун-Айленде. Единственным теплым и ярким пятном был Виктор. В отличие от меланхоличного отца и эгоистичной матери Виктор казался сверкающим сгустком энергии и опасности. Рейн стояла перед дверью библиотеки и не решалась войти. Руки ее дрожали.

Слишком много энергии и опасности. Она толкнула дверь.

Знакомая комната, словно в кинофильме, наехала на нее, затягивая внутрь. Всюду от пола до потолка стояли полки с книгами. Между ними тянулись вверх длинные окна. Витражи стекол сияли вечерним светом.

Она медленно вошла в комнату, ее взгляд упал на полку с фотографиями, похожую на алтарь. Здесь она увидела фотографию, где Виктор стоял рядом с ее отцом, худощавым мальчишкой лет двенадцати. Виктору тогда было восемнадцать. Его мускулистая рука обнимала брата за шею, а во рту дымилась сигарета. Тут же стоял карандашный портрет ее бабушки, темноволосой девчушки со светлыми глазами. А еще здесь были ее фотографии. Она посмотрела на себя семиклассницу. Как она ненавидела колючий воротник этого зеленого вельветового платья!

Последней шла фотография парусной лодки ее отца. Возле лодки стояла сама Рейн, а еще там были Виктор, ее мама и какой-то незнакомый мужчина. Мужчина этот был темноволос и красив. Он улыбался. Что-то в его усатом лице вызвало в ней странную тревогу. Но она так и не вспомнила, кто он. Мысль ускользнула, словно серебристая рыба в темной воде, оставив лишь шлейф беспокойства. Она взяла фотографию в руки и стала внимательно ее рассматривать.

На фотографии стояла солнечная погода — большая редкость в здешних местах, ее мать была просто красавицей в светлом солнечном платье, с темными волосами, откинутыми назад и перехваченными платком. Виктор одной рукой обнимал ее за плечи, а другой трепал волосы Рейн. Она хорошо помнила этот купальный костюм с лягушками на нем. И солнцезащитные очки с такими же зелеными лягушками. Она вспомнила, что Виктор слишком сильно дернул ее за косу, и она едва не расплакалась. Затем как наяву услышала его холодный голос: «Ах, Бога ради, Катя, соберись. Не будь плаксой. Мир не любит плакс».

Она тогда сморгнула слезы, радуясь, что на ней очки с лягушками. Она по крайней мере могла сделать вид, что не плачет.

Рядом с фотографией лежали те самые очки. Рейн протянулась к ним, уверенная, что рука пройдет сквозь них, как сквозь голограмму. Но они были настоящими. Холодный твердый пластик. Она уставилась на них, удивляясь, какие же они маленькие.

Она почувствовала, как в ней поднимается страх. Нужно бежать отсюда. Волна паники захлестнула ее.

— Катя.

Она обернулась, боясь вздохнуть. Очки упали на пол, глухо стукнувшись о ковер. Кроме матери, никто не знал ее настоящего имени. И никто не обращался к ней так уже семнадцать лет.

Виктор Лазар стоял в дверях, держа руки в карманах шерстяных брюк.

— Извините, я не хотел вас напугать. Похоже, у меня это вошло в привычку.

— Да уж. — Она вздохнула, изо всех сил стараясь унять дрожь.

Виктор заметил фотографию в ее руках.

— Я говорил о фотографии. Девочка — моя племянница. Катя.

— А-а… — Рейн поставила фото обратно на полку. По логике нужно было вежливо осведомиться о здоровье его племянницы. Она не хотела привлекать внимание к фотографии, но ее молчание становилось еще красноречивее.

— Она… она красивая девочка. Где она сейчас?

Виктор взял с полки фотографию и внимательно посмотрел на нее.