Досье генерала Готтберга - Дьякова Виктория Борисовна - Страница 70

— Фру, Фру, — Лиза прижала ладони к щекам, — я даже забыла их вкус. Милая моя, Фру!

Выпив чаю, Лиза вышла на Невский, села в трамвай и поехала на Профсоюзную улицу — на Главпочтамт. Она решила позвонить в Москву. По единственному московскому номеру, который знала, — в квартиру Белозерцевой на улице Горького. В квартире Лизы телефон был, его поставили еще при жизни отца, но потом, когда его не стало, хотели снять. Мол, комбриг умер, никакой необходимости в срочной связи больше нет, а двум девицам телефон совершенно не нужен.

Так бы и сделали, еще и выселили бы из квартиры, положенной комбригу Красной армии, в самую обыкновенную коммунальную, семей на тридцать-сорок. Но вмешался наставник Лизы по консерватории, Дмитрий Дмитриевич Шостакович, известный композитор. Он был крайне возмущен и объяснял товарищам: «Вы что, желаете, чтоб всякий раз, когда мне надо пригласить к себе ученицу на занятия, я бегал по Невскому, чтобы сообщить ей об этом, или кого-то посылал? Вы с ума сошли?»

Конечно, «бегать» было недалеко, от Аничкова моста до улицы Марата, где жил Шостакович, всего-то одна трамвайная остановка. Но авторитет композитора подействовал, телефон оставили, а заодно и квартиру, также по настоянию Дмитрия Дмитриевича. «Разве талантливая девушка может готовиться к концерту, когда вокруг гомонят с утра до вечера? Творчество требует уединения и сосредоточенности», — доказывал он чиновникам в совете центрального района. В конце концов его послушали и сестер Голицыных оставили в покое.

Однако позвонить в Москву со своего телефона Лиза не могла, во-первых, межгород предоставляли только на Главпочтампте через телефонистку, а во-вторых, даже если это было бы возможно, она не хотела, чтобы Фру или Наташа слышали, о чем она говорит и с кем. При определенном повороте событий им лучше и не знать, решила она.

Добравшись до Главпочтампта, она заказала разговор с Москвой. Присев на стул в зале ожидания, сжимала в руках сумочку от волнения, но телефонистка громко объявила ей — никого нет, к телефону никто не подходит.

— Будете еще заказывать? — спросила равнодушно широколицая, веснушчатая девушка с забранными вверх косичками. — Какой номер?

— Нет, благодарю, — Лиза растерялась. Она вышла с Главпочтампта, оглушенная и не заметила даже, что пошел дождь.

— Девушка, девушка, промокнете! — какой-то военный, подхватив ее под руку, быстро перевел Лизу через улицу и втолкнул под козырек остановки. — У вас что-то случилось? — спросил он участливо.

Лиза взглянула на него, молодой, с открытым, простым лицом. На груди, как и у многих, ряд медалей, два ордена. Судя по пушечкам на нашивках — артиллерист, старший лейтенант.

— Нет, что вы, у меня все в порядке, — ответила она, выдавив из себя улыбку, — я просто задумалась. Простите, — извинилась, сама не зная за что.

Он что-то еще хотел сказать, но подошел трамвай.

— Вы едете? — офицер предложил Лизе руку.

— Нет, благодарю, — она отрицательно качнула головой, — мне надо вернуться. И бегом, по лужам, под дождем побежала назад к Главпочтампту. Она вдруг решила, что ей надо позвонить Симакову, и все время напряженно вспоминала номер. Однако двух последних цифр никак не могла припомнить. Телефонистка посмотрела на нее раздраженно, даже зло, мол, отвлекают от работы зря, — сначала номер узнайте, а потом уж звонить приходите.

Извинившись, расстроенная Лиза вернулась домой. Уединившись в своей комнате, она стояла у окна, глядя на выкрашенные красным стены дворца князей Белозерских на противоположном берегу Фонтанки. Что случилось с Катей? Почему в ее квартире никто не подходит к телефону? Лиза знала, что генерал Петровский все еще находится в Германии. Но Катя? Если она не в Москве, то где? Опять в Вологде? Или в больнице? Может быть, пуля, оставшаяся в голове после расстрела тридцать седьмого года, снова дала о себе знать? А может быть, — Лизе было страшно подумать такое, — может быть, Кати уже нет в живых? Неужели, умерла? «А вдруг, — явилась спасительная мысль, — вдруг она просто в командировке или не ночевала у себя на квартире?». Вдруг все намного проще, чем Лиза думает?

Ухватившись за надежду, Лиза повеселела. Она вышла из комнаты и даже села за рояль, о котором даже не вспомнила по приезде. Начала играть, нервы успокоились. Она очень надеялась, что все-таки ничего страшного не случилось. Но судя по всему, это было не так. На следующий день также рано утром Лиза снова поехала на Главпочтампт, и снова — безрезультатно. Еще через день — опять. Она уже надоела телефонистке своими визитами. Но в Москве в квартире Белозерцевой никто не подходил к телефону. Лизу охватило мрачное, полное печальных предчувствий, беспокойство.

Когда она вернулась после третьей бесплодной попытки домой, Наташа показала ей небольшую тетрадку, в ней были записаны стихи Ахматовой. Они были запрещены к изданию и тайно передавались в списках. Наталье дал прочесть стихи одноклассник, работающий теперь журналистом на радио. Лиза открыла потертую зеленоватую обложку с профилем Пушкина в левом верхнем углу и на первой странице прочла написанное мелким, убористым почерком: «Это было, когда улыбался только мертвый, спасению рад. И ненужным привеском болтался возле тюрем своих Ленинград. Звезды смерти стояли над нами, и безвинная корчилась Русь под кровавыми сапогами и под шинами черных «марусь»…»

Тетрадь выпала у Лизы из рук. В кабинете отца она смотрела на его портрет, слезы наполнили глаза, она опустилась в кресло.

«Лиза, что ты? Что ты?» — спрашивала у нее сестра. Но Лиза не отвечала. Перед ее глазами снова возникли кадры фильма, который ее пригласила посмотреть Белозерцева в ту памятную ночь, когда они близко познакомились друг с другом, и Лиза узнала, кто спас ее от ареста в сорок первом. Город — пленный, разбитый корабль, плывущий по черным водам Невы в никуда.

«Подымались, как к обедне ранней, по столице одичалой шли, там встречались, мертвых бездыханней. Солнце ниже и Нева туманней, а надежда все поет вдали. Приговор — и сразу слезы хлынут, ото всех уже отделена, словно с болью жизнь из сердца вынут, словно грубо навзничь опрокинут, но идет… Шатается… Одна…»

Вспомнилось Лизе, Катя рассказывала, что ей пришлось смотреть, как приговор, вынесенный ее мужу, привели в исполнение. И она много лет не знала, что его помиловали, до самой войны, до сорок первого года. Лиза едва сдерживала слезы, читая стихи, все переворачивалось в ее душе. Она понимала, что больше никогда не сможет заботиться только о том, чтобы сохранить своих близких и себя. Надо делать что-то еще, если хочешь остаться человеком.

В тот же вечер Наталья повела Лизу на Мойку, в квартиру профессора Ленинградского университета Лурье, — ее позвал школьный друг, — там Анна Ахматова должна была читать стихи. В тот вечер Лиза впервые увидела поэтессу. Реквием Ахматова читала почти шепотом, на кухне, для немногочисленного круга избранных и доверенных, когда большинство слушателей разошлись: «Где теперь невольные подруги двух моих осатанелых лет? Что им чудится в сибирской вьюге? Что мерещится им в лунном круге? Им я шлю прощальный свой привет».

Выступление Анны Андреевны произвело на Лизу огромное впечатление. Возвращаясь домой, на Фонтанку, она долго стояла перед мрачной громадой дворца Белозерских у Аничкова моста. Вспоминала рассказ Кати, как Алеша Петровский впервые увидел ее на этом мосту в Рождество семнадцатого года. Было уже поздно, Невский обезлюдел. Когда Лиза смотрела на дворец, ей казалось, что он — заснул. Глубоким, смертельным сном, лишь бы не ощущать того, что происходило снаружи его и внутри. Он не хотел просыпаться.

Лиза переписала стихи для себя, не думая о том, что ждет ее, если стихи найдут. А на следующий день, решившись позвонить в четвертый, и последний, раз и опять безуспешно, сказала Фру, что поедет в Москву. Та всплеснула от неожиданности руками:

— Зачем? К кому? — и тут же догадавшись, спросила шепотом: — К госпоже Опалевой?

— Да, я надеюсь, что к ней, — ответила Лиза. — Если она в Москве, если я найду ее. Или кого-то, кто знает, где она. Ты обещала мне помочь, Фру, — напомнила она. — Если можешь, скажи Наташе, что я поехала к Дмитрию Дмитриевичу. Шостакович сейчас в Москве, я хочу поговорить с ним насчет дальнейшего обучения. Ведь пока он вернется, мы снова уедем в Германию. Скажешь? — Фру молча кивнула и выжидательно смотрела на нее. — И кстати, то же всем скажи, кто будет спрашивать. — добавила Лиза.