Ведьмины байки - Громыко Ольга Николаевна - Страница 70

– Вахрамеихи на них нет, небось сами сбежали бы без оглядки!

Алена и впрямь с утра на глаза не кажется – то ли от гнева царского хоронится, то ли еще чего нам во вред замышляет. Сговорились мы с побратимами, как дело вести, пошли в трапезную.

А там пир идет горой, челядь как раз блюда переменила. Присмотрелись мы к гостям – мороз по коже продрал! Платье на них дорогое, царское, золотом расшитое, а рыла как есть свинячьи, из-под куньих шапок рога козьи выглядывают, заместо подковок сапожных копыта мохнатые по полу стучат. Вот так сосед у Вахрамея, немудрено его убояться! Ну да нам при чертях мерзнуть негоже, да и пить с ними не впервой – опосля десятой чарки так по стенам и скачут.

Присели напротив:

– Гой еси, гости дорогие, мы три Семена, шурины вахрамеевские, будем вас сегодня потчевать!

Обрадовались черти:

– Вот хорошо, а то нам уж прискучило втроем пировать… и имена у вас для застолья самые что ни есть удобные, даже во хмелю не спутаешь. Ну-кось, Сема, разливай!

И пошло у нас веселье, просидели за столом до глубокой ночи, за всех подряд выпили, даже Вахрамея помянули – правда, «навьем-собакой», песенок жалостных сколько-то спели, поплакались друг другу на горькую судьбинушку и всеобщее неуважение, а под конец затеял я свару с побратимами:

– Ты, Соловей, роду низкого, негоже мне с тобой с одного блюда есть!

– Низок, да славен, а ты из грязи да в князи!

Муромец вином из чарки в нас плеснул:

– Оба вы хороши, крику на рупь, толку на грош!

Слово за слово, переругались вусмерть.

– Не желаем за одним столом сидеть, поделить его надобно, пущай каждый в своем углу пирует!

Обмакнул Муромец свиную кость в сметану, размалевал скатерку. Поделили стол, давай яства делить. Из рук блюда рвем, кушанья на гостей летят, с ног до головы черти перемазались. Трусоваты на поверку оказались, драки не унимают, под столы от греха попрятались.

– Давайте уж заодно, – говорю, – и сотрапезников наших, гостей дорогих, разделим!

Согласились Семены и на такой дележ, выбрали себе по царевичу, давай каждый своего потчевать. А на столе не так уж много осталось – что пораскидали, что поделили. Самым запасливым Муромец оказался – и осетр у него аршинный, и поросенок печеный. Я же маху дал – хлеб да капуста квашеная, перед Кузьмой неудобно.

– Рад бы я, гостюшка, тебя попотчевать, да нечем – все братец загребущий к рукам прибрал. Возьми у него ломоть осетрины, небось не обеднеет.

Потянулся жадный черт за даровым угощением, а Муромец тресь его ложкой по лбу:

– Не трожь чужого!

Осерчал я не на шутку, подорвался с места:

– Ты для моего гостя рыбки пожалел, пущай же твой ею подавится!

Схватил осетра за хвост, да тем осетром Муромцева гостя по голове. Рыло осетровое от удара вбок отлетело, Ереме в глаз угодило. Разобиделся Соловей, зачерпнул икры полной жменей, да Кузьме в рыло:

– Сема моего дружка закадычного осетром пожаловал, накось его прихлебателю икорки на закусь!

– Моего гостя бить?! – ревет Муромец, булаву выхватывая. – Всех порешу, нам с Фомой больше достанется!

Я за кладенец, Соловей за ножи:

– Не печальтесь, Кузьма да Ерема, мы за вас живо отомстим, остыть не успеете!

Перепугались черти, из-за стола повыскакивали:

– Вы уж тут без нас разбирайтесь, мы и без того загостились, дома, поди, жены с детками малыми ждут не дождутся!

– Куда ж вы, гостюшки?! А как же почет, святой долг хозяйский, чтобы вы обиды на нас не держали?!

И давай чертей за хвосты ловить, за стол насильно сажать. Своего под руки, чужого кулаком по темечку, Муромец Кузьме моему ухитрился черствый бублик на рыло поверх икры закрутить.

Визжат черти, упираются:

– Хватит с нас почета, ввек вашу доброту не забудем, только отпустите восвояси!

Переглянулись мы, отвесили чертям по затрещине на посошок:

– Не забывайте нас, захаживайте!

– Уж лучше вы к нам!

С тем и сгинули.

Мы тоже засиживаться не стали, едва до покоев добрели – сон сморил. По пути еще песенку развеселую спеть умудрились, весь терем перебудили, даже коты под окнами на радостях заорали – думали, невеста у них в тереме завелась.

Утром просыпаюсь – голова с похмелья трещит, друзья над кадкой с водой студеной плещутся, отфыркиваются:

– Давай-кось Кощеича прямо в постели окатим, одним махом протрезвим, еще спасибо нам скажет!

– Да уж скажу – мало не покажется!

Поплескался я в воде, рассолу хлебнул —ожил. Пошли мы к Вахрамею обещанного требовать.

– Охти мне тошнехонько, – вздыхает царь, – от сердца отрываю! Кабы не родственники, тремя службишками пустячными не умилостивили бы.

Кликнул садовника:

– Вот тебе, Еремейша, помощники, за аленьким цветочком приехали. Выдай им по лопате с рукавицами холщовыми, и проводи в сад, пущай любой копают!

Да как расхохочется – у нас мороз по коже. Что дочь, что батюшка – с обоими ухо востро держать надобно, не угадаешь, какой подвох задумали.

Вышли из царских покоев – Вранко с хрипотцой зловещей:

– Честные люди так не смеются! Не к добру!!! Кар-р-р, кар-р-р!

Смахнул я его с плеча:

– Хоть бы раз к добру прокаркал!

Ворон крыльями трепетнул, на другое плечо перебрался:

– К добру я молчу, а Вахрамею верить не советую. Не к добру он расщедрился, ох не к доб…

Придержал я его за клюв, не дал окончить.

Сад у Вахрамея на загляденье – деревья раскидистые, а тени не дают, под ними цветы диковинные горушками круглыми рассажены, птицы в клетках золотых поют-заливаются, звери хищные на цепях рыкают.

Да только садовник все не останавливается, мимо ведет. Вывел на самый край сада, а там пустырь, куда землю ненужную, песок да глину свозят.

– Ну, выбирайте, добры молодцы, да смотрите не прогадайте!

Глянули мы налево, глянули направо – батюшки светы! Весь чисто пустырь цветочками аленькими зарос, кусты шипастые человеку выше пояса, листьев почитай и нету, одни колючки, а в центре куста семь лепесточков навроде ромашкиных.

Муромец меня в бок толкает:

– Слышь, Сема, может, ну его к лешему, этот цветочек? Давай лучше семян наберем!

– До осени ждать прикажешь? Завтра уже свадьба царская, как бы не осерчал Вахрамей, к лягушкиным устам приложившись! Терпи, Сема, выкопаем, в тулуп завернем, да и повезем помаленьку!

– Неужто и впрямь за такую малость осерчает?

Выбрали мы цветочек с краешку, поменьше да пошипастей. Даже через рукавицы, гадость эдакая, колется пребольно. Обкапываем, Сема Соловей ворчит:

– Надо было нам в садовники наняться, царь еще и за прополку приплатил бы!

– Кто ж знал?

Сема Муромец рукавицу снял, зубами колючку обломившуюся из ладони тянет.

– А это точно он? Еще привезешь батюшке репей подземный, он тебя по лавке разложит да тем репьем пониже спины вразумит!

Не знает он моего батюшку, посмеется Кощей в худшем случае.

– Точно, Сема, я его в книжке утопшей видел, только там не прописано, что цветочек на кусте растет… Хочешь – проверь: оторви один лепесток да желание загадай, ровнехонько через семь лет сбудется.

– А толку мне с того желания через семь лет? Вот разве что богатства великого пожелать, славы там…

– Эк ты, брат, размечтался! Что, цветочек за тебя торговать али булавой махать будет? Загадай вон себе порты новые, эти как раз за семь лет поизносятся, только размер не забудь указать.

Махнул Муромец рукой, не стал лепестка щипать:

– И стоило, Сема, ради этого бурьяна в такую даль тащиться? Неужто ты, Кощеев сын, сам себе портов не наколдуешь?

– Наколдовать-то наколдую, да мой батюшка разные диковинки собирает, вот я и обещался добыть.

А коренья-то у цветочка не простые – у иного дуба столетнего покороче будут, лопата их не берет, а ежели который вытащить удается, он полежит-полежит и снова в землю ныряет. Приметили мы эту хитрость, давай корни откопанные хватать да узлами завязывать.