Ведьма-хранительница - Громыко Ольга Николаевна - Страница 26

Колдануть я не успела, объятия у «бабушки» оказались железными, досталось и костям, и стволу. Я вяло, скорее в знак протеста, чем надеясь отбиться, стукнула лохматого кулаком по лбу. Треснуло, блеснуло, и противник, не успев охнуть, рассыпался мелкой черной пылью, а ветер утянул ее за собой. Я удивленно посмотрела на кулак. Вокруг пальца скользнуло тоненькое, чешуйчатое змеиное тельце; скользнуло и вновь застыло серебром кольца. Все-таки артефакт, не исчезло и не утратило силы после активации.

Ноги подкосились, я сползла по стволу, чувствуя себя немногим лучше убитой. Равнодушно, как и полагается не обремененным мирской суетой покойникам, осмотрелась, машинально подобрала и запихнула в карман мятый диплом, вымазав свиток кровью. На поляне царила подозрительная тишина, из кустов торчали ноги третьего разбойника. Девушка отбросила ненужный уже камень, с сожалением посмотрела на разбросанное по полянке оружие, но благоразумно воздержалась от сбора трофеев.

– Тикаем! – скомандовала она, махнув рукой на лес.

– Что?

Девушка тут же перешла на белорский язык с редким вкраплением винесских слов:

– Бежим, кажу! Вон, на горизонте точки какие-то движутся – напэвна, конники.

– Я не могу.

– Это еще почему? – Девушка непонимающе сдвинула брови, быстро наклонилась и, ухватив меня под мышки, одним рывком поставила на ноги. – На тот свет всегда успеешь, а этот лежачих не любит. Чи думаешь – руки на груди скрестишь, так воны шапки снимут, всплакнут и разойдутся?

Я представила эту душераздирающую сцену и содрогнулась. Точки разрастались и множились, я насчитала восемь и сбилась. Кони разбойников во время драки отбежали на середину луга, ловить их было некогда, а ноги в кустах зашевелились, привлекая внимание глухими стонами их обладателей. Девушка не стала дожидаться моего согласия. Ловко подперев меня плечом и обхватив за талию, она с энергией дикого кабана устремилась в чащу.

Ноги я кое-как переставляла, потом они размялись от ходьбы, и я перестала висеть на девушке мертвым грузом. Она отодвинулась, на всякий случай не выпуская моей руки. Погони не было слышно. Пока еще они доскачут, разберутся, допросят оглушенного – и то, если он придет в себя, а не отдаст концы. Он вряд ли заметил, куда мы побежали, придется искать следы, и если среди них нет настоящего вампира, этим дело и закончится.

Укушенная рука горела, на ней словно висел голодный василиск, изредка двигая зазубренными челюстями. Стряхнуть его не удавалось, заклинания разбивались о стену боли, не дающую сосредоточиться. Она обострялась в ответ на любой толчок, звук, промелькнувший образ. Предложи спутница отрубить мне руку, я согласилась бы без колебаний. Но она безжалостно тащила меня вперед, выбирая самую неудобную дорогу через плотно сомкнутые елочки, цепкий малинник или бурелом. В конце концов мы скатились в заросший тростником овраг, чему девушка несказанно обрадовалась – дескать, теперь-то они нас точно не догонят, а если идти по руслу ручья, то и не выследят.

Ручей оказался не только глубоким, выше колена, но и топким. Мы чавкали по нему, как два упрямых охотника в погоне за подстреленной уткой, пуская вниз по течению черные облака грязи. Вода сначала показалась холодной, потом ледяной, а затем ноги окоченели и им стало все равно. Вдобавок ручей кишмя кишел змеями, вроде бы гадюками, хотя они не представлялись и, возмущенно шипя, уползали, не желая связываться с полоумными девками. Сухой прошлогодний тростник вперемешку с зеленым нынешним нещадно царапал руки, из-за него ничего не было видно, и я с трудом удерживалась от жалобного вопля: «Ау, разбойники! Мы сдаемся! Вытащите нас отсюда!»

Наконец мы уткнулись в поваленную сосну и по ней выбрались на берег. Как оказалось, овраг незаметно сошел на нет, осталась широкая канава, по обе стороны которой высился редкий лес. Где-то вдалеке надрывались петухи, и девушка без колебаний повернула к жилью.

Но не успели мы пройти и ста шагов, как в моих и без того мутных глазах окончательно потемнело, и если само падение я еще помнила, то удара о землю уже не почувствовала.

Очнулась я глубокой ночью, на мягком еловом лежаке у весело потрескивающего костра, заботливо укутанная в две куртки – мою и чужую, с приторным запахом сирени. Справа темнел лес, слева мерцали звезды, на горизонте переходя в кучные огоньки жилья.

– Привет, доходяга! – Девушка беззвучно вынырнула из темноты и плюхнула на угли котелок с водой, переделанный из рыцарского шлема. Так вот что брякало у нее в заплечном мешке, который девушка сбросила перед боем и не забыла прихватить при отступлении. Как говаривал один из великих полководцев древности, «трус, бегущий с поля брани, бросает все, храбрец остается при своем, а герой успевает подобрать за трусом». Мне подбирать было особенно нечего, все имущество осталось на Смолкином седле, а деньги испарились вместе с лохматым. – Ну шо, идти мне в село по домовину, чи як?

– С домовиной повременим… – с удивлением призналась я, разобравшись в ощущениях. Голова была тяжелая, безумно хотелось спать, но больной я себя не чувствовала, как и укушенной, замерзшей и избитой.

– Ты не приходила в сознание с обеда. Я глянула – ты вроде бы не ранена, да и жара нема. Отравилась? – предположила девушка. – Чи на гадюку в той клятой кринице наступила?

– Как это – не ранена? – возмутилась я, садясь и выпутываясь из курток. – А откушенная рука? Думаешь, так и было?

Я закатала выпачканный кровью рукав и изумленно воззрилась на гладкую кожу. Ни шрама, ни царапинки. Только по четыре маленьких дырочки на куртке и на рубашке. На всякий случай я осмотрела и левую руку. Ничего. Даже синяков от веревок.

– Леший знает что, – пробормотала я, со вздохом откидываясь на ветки.

Незнакомка сочувственно покачала головой, обгорелым суком подгребая угли к шлему с закипающей водой.

– Мало ли шо после удара башкой о землю привидится. Выспись хорошенько, а завтра разберемся.

Я вовсе не считала себя сумасшедшей, хотя моей голове сегодня досталось дважды. Но что-либо доказывать не было сил, глаза слипались, а стоило их закрыть, как появлялось ощущение неторопливого сплава по реке на качающемся в такт волнам плоту.

Покрошив и бросив в котелок стебель дикой мяты, девушка устроилась по другую сторону костра, укрывшись серым шерстяным отрезом, грубо обметанным по краю. Такие покрывала выдают воинам в походе: тонкие и легкие, при необходимости они сворачиваются в тугой компактный рулон, удобный для переноски, на привале защищая спящего от дождя и ветра, но почти не греют. А девушка к тому же отдала мне куртку с теплой меховой подкладкой.

– Ты не замерзнешь?

– Та не, – сонно отозвалась она, – я привычная. Ты, можа, пить хочешь? Травка зараз настоицца, могу в кубок нацедить…

Но я уже спала.

Глава 11

Разбудила меня Смолка. Мне как раз снился огромный, почему-то черный волк, от которого я долго убегала по дремучим, гористым лесам, еле волоча налитые свинцом ноги… в конце концов зверь догнал меня, вспрыгнул на спину, повалил и начал заглатывать целиком, начиная с головы. Естественно, вид черной усатой морды, обнюхивающей мое лицо, не привел в меня в восторг. Разбуженная визгом, девушка спросонья запуталась в одеяле, а, выкарабкавшись, снова повалилась на лежак, заливаясь веселым смехом.

Выругавшись, я отпихнула морду и села, протирая заспанные глаза. Неунывающая Смолка приветственно махнула незнакомке хвостом, обнюхала угли и, прежде чем я успела вмешаться, сунула морду в котелок. За ночь у меня пересохло во рту, и холодненький мятный настой пришелся бы весьма кстати, но Смолка выхлюпала его в несколько глотков, приняв за специальный лошадиный компотик. Гулко икнув в шлем, кобыла удивленно насторожила ушки и попятилась, не сводя глаз с подозрительной посудины. Я без труда изловила ее за узду. В одном стремени висел, зацепившись носком, потрепанный мужской сапог; сколько верст его обладатель позорно волочился за галопирующей кобылой, знала одна Смолка.