Дочь дыма и костей - Тейлор Лэйни - Страница 58

Но… она пока не приняла его, а теперь и не примет. Что-то изменилось.

Ничего не изменилось, возражала она себе. Любовь — стихия, и это правда. Как рисковал явившийся сюда ангел! Это ее потрясло, но ничего не изменило.

Куда же он ушел? Каждый раз, когда Тьяго поднимал ее, она обводила взглядом толпу, но не видела ни маски коня, ни маски тигра. Хоть бы он был в безопасности!

Тьяго, который до сего мгновения казался вполне удовлетворенным тем, чего касаются его руки, должно быть, почувствовал, что он не полностью владеет ее вниманием. Опуская Мадригал на землю, он намеренно сделал так, чтобы она соскользнула ему на грудь. От неожиданности крылья ее распахнулись и, словно два треугольных паруса, наполнились ветром.

— Прошу прощения, сударыня.

Тьяго ослабил объятия, чтобы она снова коснулась копытами земли, но так до конца и не отпустил. Она ощутила твердость его мускулов у собственной груди, и ей пришлось взять себя в руки, чтобы не начать вырываться. Сложить обратно крылья было трудно — очень хотелось взлететь.

— Это платье сшито из тени? — спросил генерал. — Его почти не чувствуют пальцы.

«Еще бы, ведь сколько стараний приложено», — подумала Мадригал.

— Может, это ночное небо, отраженное в пруду, — предположил он.

«А его потянуло на поэзию. Даже на эротику».

В ответ, стараясь говорить как можно менее эротично — тоном, которым жалуются на пятно, что никак не выводится, — она сказала:

— Да, мой господин. Я нырнула, и отражение прилипло.

— Значит, и соскользнуть может, как вода. Невольно возникает вопрос: а что под ним?

«И это называется ухаживание», — подумала Мадригал.

Она покраснела и была рада, что из-под маски виднелись только губы и подбородок. Решив не касаться темы нижнего белья, она сказала:

— Платье прочнее, чем кажется, уверяю вас.

Он воспринял это как приглашение проверить. Взялся за тонкие, словно осенняя паутинка, нити, перекинутые через шею и удерживающие платье на теле, и резко потянул. Нити легко поддались когтям. Платье не упало, но изящные завязки порвались.

— Не такое уж прочное, — произнес Тьяго. — Не переживайте, сударыня, я помогу вам его удержать.

Его рука лежала чуть выше ее груди, на сердце, и Мадригал вздрогнула. Она ненавидела себя за эту дрожь. Ведь она — Мадригал из рода Киринов, а не какой-нибудь подхваченный ветром цветок.

— Очень любезно с вашей стороны, мой господин, — ответила она и отступила назад, стряхнув с себя его руку. — Но пришло время менять партнеров. Придется справляться с платьем самой.

Никогда она так не радовалась новому партнеру. На этот раз им оказался лишенный изящества полубык-полулось, который несколько раз едва не отдавил ей копыта. Но она не обратила на это внимания.

Другая жизнь. Слова звучали заклинанием под мелодию эмберлина. Другая жизнь, другая жизнь.

Где же ангел? Ее охватило желание, насыщенное, как таящий на языке шоколад.

Не успела она понять, что происходит, как полубык вновь передал ее Тьяго, который стиснул ее и прижал к себе.

— Я скучал, — сказал он. — Ни одна женщина в подметки тебе не годится.

В таком духе он продолжал с ней заигрывать, а она думала лишь о том, какими жалкими, натужными казались его речи после слов ангела.

Еще дважды в ходе танца Тьяго передавал ее другим партнерам, дважды она возвращалась к нему, и с каждым разом это становилось все невыносимей. Она чувствовала себя беглянкой, которую против воли заставляют вернуться домой.

Когда, в очередной раз сменив партнера, Мадригал почувствовала, как ее пальцы крепко обхватили ладони в кожаных перчатках, то наполнилась такой легкостью, что чуть не взлетела. Вся нелепость, несуразность происходящего разом испарилась. Руки серафима обвили ее талию, ее ноги оторвались от земли, она закрыла глаза и позволила себе отдаться чувству.

Он вновь поставил ее на землю, но не отпустил.

— Привет, — прошептала она, сияя от счастья.

От счастья.

— Привет, — ответил он.

При виде его новой маски — лопоухого забулдыги с красным носом — Мадригал улыбнулась.

— У вас опять новое лицо, — сказала она. — Откуда их столько? Вы волшебник?

— Никакого волшебства. Пьяные гуляки так и валятся с ног, так что свободных масок полно.

— Знаете, эта вам совсем не идет.

— Думаете? За два года многое могло произойти…

Мадригал рассмеялась, вспомнив его красоту, и ей нестерпимо захотелось снова увидеть его лицо.

— Не назовете ли вы свое имя, сударыня? — спросил он.

Она назвала, и он повторял как заклинание: «Мадригал, Мадригал, Мадригал».

«Как странно, — думала Мадригал, — что меня охватывает чувство такого… блаженства… просто от его присутствия, ведь я даже его имени не знаю и лица увидеть не могу».

— А ваше имя?

— Акива.

— Акива, — с удовольствием повторила она.

Да, возможно, значение ее имени и было связано с музыкой, но его имя звучало как мелодия. Его хотелось петь. Высунуться из окна и кричать. Шептать в темноте.

— Что же? Ты приняла предложение?

— Нет. Не приняла, — с вызовом ответила она.

— Нет? Он смотрит на тебя так, будто ты его собственность.

— Тогда тебе следовало бы…

— Твое платье! — перебил он. — Оно порвано. Его рук дело?..

Мадригал обдало горячей волной его гнева.

Тьяго, танцуя в паре с Чиро, не сводил с Мадригал пристального взгляда. Она дождалась, пока широкая спина Акивы скроет ее лицо, и только тогда ответила:

— Ничего страшного. Непривычно носить платья из такой непрочной ткани. Выбирала не я. Ужасно хочется накинуть шаль.

Он злился и был напряжен, но руки на ее талии оставались мягкими.

— Могу сделать тебе шаль, — сказал он.

Она вскинула голову.

— Ты вяжешь? Вот это да! Необычное занятие для солдата.

— Нет, не вяжу, — ответил он.

Тотчас Мадригал ощутила первое легкое прикосновение к своему плечу. Это явно был не Акива, потому что его руки все еще лежали у нее на талии. На нее сел серо-зеленый мотылек-колибри, один из многих, вьющихся у фонарей. Перья крошечного птичьего тельца сверкали как драгоценные камни, а мохнатые крылышки мотылька трепетали. Вскоре появилась вторая птичка, бледно-розовая, затем еще одна, тоже розовая, с оранжевыми пятнышками на ажурных крыльях. Птички все прибывали и прибывали, и вскоре их дружная компания полностью закрыла грудь и плечи Мадригал.

— Вот, пожалуйста! — сказал Акива. — Живая шаль.

— Как?.. — потрясенно выговорила она. — Ты волшебник.

— Нет, это всего лишь фокус.

— Это волшебство.

— Что проку в таком волшебстве? Всего лишь собрал мотыльков.

— Что проку? Ты сделал мне шаль.

Она испытала благоговейный трепет. В магии, творимой Бримстоуном, не было ничего завораживающего. Это же волшебство казалось восхитительным и по форме — крылья дюжины сумеречных цветов, мягкие, как уши ягненка, — и по замыслу. Тьяго порвал ей платье, а Акива укутал ее.

— Щекотно! — засмеялась она. — Ой, нет. Ой!

— Что такое?

— Пусть улетают. — Она смеялась все сильнее, ощущая, как крошечные язычки высовываются из клювиков. — Они едят сахар.

— Сахар?

От щекотки она передернула плечами.

— Сделай так, чтобы они улетели. Пожалуйста!

Он попытался. Несколько мотыльков взвились в воздух и описали круг над ее рогами, но большинство остались на месте.

— Кажется, они влюбились, — озадаченно произнес он. — Не хотят улетать.

Одной рукой Акива осторожно смахнул парочку с ее шеи и печально сказал:

— Представляю, что они чувствуют.

У нее сжалось сердце. Когда Акива вновь подхватил ее, мотыльки все еще покрывали ее плечи. Она обрадовалась, что Тьяго стоял к ней спиной. Зато Чиро, которую он поднял в то мгновение, удивленно смотрела на нее.

Как только Акива опустил Мадригал на землю, они взглянули друг на друга, маска в маску, карие глаза в янтарные, и между ними пробежала искра. Мадригал не знала, волшебство ли это, но большую часть мотыльков словно ветром сдуло. Сердце бешено колотилось, она сбилась с ритма, но чувствовала, что танец подходит к концу и что в любую секунду она вновь окажется рядом с Тьяго.