Хрустальная певица - Маккефри Энн - Страница 15

– Это Килашандра, – сказал он, слегка повысив голос.

Ее появление было встречено легкими кивками, улыбками и взмахами рук. Определенная степень неофициального содружества уже радовала «других». Группа из четырех человек, занятая какой-то карточной игрой, даже не взглянула на Килашандру. Рембол принес всем пива.

– Вы будете тридцатой, – сказал он, проводя девушку к незанятому дивану. – С Шиллауном и Кариганой тридцать два, и предполагается, что будет еще один, который сегодня проходит проверку. Если так, то, значит, мы завтра все едем на Беллибран.

– Да, если никто не испугается предостережения, что его ждет в будущем, – сказала подошедшая к ним девушка. – Я Джезри с Салоники из системы Антареса.

– Не думаю, чтобы кого-нибудь вычеркнули после ознакомления с правилами, – сказал Рембол.

– Может, и так, но я знаю, что тридцать три человека – это минимальная группа, – сказала Джезри, со вздохом садясь на диван. – Я ожидала семь стандартных недель, а Бартон, – она показала на игрока в карты, – девять. Он чуть-чуть опоздал к классу. Но его ничто не заставит отказаться. Я не уверена только в одном-двух из остальных… Рембол говорил, что Каригану ничто не переубедит, а я посмотрела на ее лицо, когда старый горбун привел ее сюда, и порадовалась, что она решила, будто она не такая, как мы все, и осталась в своей комнате. У косморабочих куча странностей, но она…

– Просто она впечатлительная, – сказал Рембол, когда Джезри замолчала. – Не думаю, что она доверяет космическим станциям больше, чем космическим кораблям. Она была напичкана транквилизаторами до бровей, когда ехала сюда. А Шиллаун стучал всеми костями, так что я влез в чужое дело и подсыпал ему в пиво наркотик. И уложил его в постель.

– Почему такие люди хотят стать хрустальными певцами? – спросила Килашандра.

– А почему хотим мы? – улыбаясь, спросил Рембол.

– Ладно, почему хотите вы? – Килашандра обратилась прямо к нему.

– Мне не позволили продолжать занятия как инструментальщику. Недостаточно растянуты пальцы для струн. Хрустальное пение – следующая ступень.

Килашандра кивнула и посмотрела на Джезри.

– Как ни странно, – ответила девушка смущенно, – я тоже оказалась лишней в своей профессии. Сокращение врачей. А ведь на Салонике достаточно несчастных случаев.

– Косморабочих вряд ли сокращают, – сказала Килашандра, глядя на Рембола.

– А ее и не сокращали. Она психанула, когда лопнул ее страховочный кабель, и ей показалось, что она долго пробыла в глубоком космосе, прежде чем ее нашли. Она не говорила, – Рембол подчеркнул последнее слово, – но она наверняка нестабильна для такой работы, если не сказать непригодна.

Джезри сочувственно кивнула.

– А Шиллаун? – спросила Килашандра.

– Он говорил мне, что он технолог. Ему дали назначение, которое ему решительно не нравилось. Под землею. А у него клаустрофобия! Думаю, потому он такой нервный.

– И у всех нас абсолютный слух, – сказала Килашандра больше себе, чем другим, потому что ей вспомнились слова маэстро Вальди, которые он обвиняюще выплевывал, особенно «силикатный паук». Она отогнала мелочные подозрения, как необоснованные.

Громкий взрыв проклятий со стороны одного из игроков и призыв к остальным разрешить возникший спор прервали их беседу. Хотя Килашандра не участвовала в последующей шумной дискуссии, она решила, что очень хорошо оказаться в группе, с которой можно будет проводить время. Она заметила также, что участники группы – совершенно разные люди, если не считать того, что их объединяет – абсолютного слуха – и возраста. Все были в возрасте от двадцати до тридцати, большая часть, по-видимому, только что закончило третичное образование: все были с разных систем или планет.

Она выпила еще стакан действительно отличного пива и потихоньку ушла. Готовясь ко сну, она удивлялась, каким образом больше тридцати человек с разных планет могли услышать о хрустальных певцах.

Глава 3

Она только что позавтракала, когда тихий звон привлек ее внимание к экрану. Ее вызывали в гостиную.

– Как вы мило и грациозно сбежали, – произнес за ее спиной веселый тенор.

Она обернулась. К ней подходил Рембол, а вплотную за ним шел Шиллаун.

– И кто же победил в споре? – спросила она, вежливо поклонившись Шиллауну.

– Никто и все, – улыбнулся приятному воспоминанию Рембол. – Спорили-то просто для смеха.

Они дошли до гостиной. Из другого коридора несколькими группами тянулись остальные, все те, кто были и в предыдущий вечер. Только Каригана держалась особняком и села позади, сверкая глазами на всех. Что-то в этой девушке со злым лицом было знакомо Килашандре, только она не могла вспомнить, что именно.

Из четвертого выхода появилась прихрамывающая высокого роста женщина; левой рукой она слегка оттягивала от бедра свое длинное платье. Она быстро обежала взглядом комнату – подсчитывает, подумала Килашандра, и в свою очередь подсчитала всех. Тридцать три. Подумать только, Бартон, по словам Джезри, ждал этого числа девять недель.

– Я Борелла Сил, – сказала женщина чистым, хорошо поставленным контральто. – Я резчица кристаллов, хрустальная певица. Поскольку я поправляюсь после полученного в Рядах повреждения, меня попросили ознакомить вас с опасностями нашей профессии. – Она подняла платье и показала такую ужасную рану и синяки, что некоторые зрители отшатнулись. Борелла чуть заметно улыбнулась, словно и ожидала такой реакции. – Я показала вам эту рану специально, а вовсе не для того, чтобы вызвать отвращение или жалость. Вглядитесь хорошенько.

Шиллаун ткнул локтем Килашандру. Она хотела было сделать ему суровое замечание за такую вольность, но тут же поняла, что он обратил ее внимание на Каригану. Только она одна подошла к Борелле Сил и наклонилась, чтобы поближе осмотреть длинную рану на бедре.

– Она, похоже, заживает нормально, но вам следовало бы забинтовать ее. Как вы ее получили? – довольно безразличным тоном осведомилась Каригана.

– Два дня назад я поскользнулась в Рядах и упала с пятнадцатиметровой высоты на старую выработанную поверхность.

– Два дня? – злость окрасила голос Кариганы. – Ни за что не поверю. Я видела немало рваных ран и знаю, что такие глубокие, как ваша, не могут зажить за два дня. И цвет синяков, и состояние ткани указывают, что вы поранились несколько недель назад.

– Два дня. У певцов все заживает быстро.

– Но не настолько же быстро! – Каригана хотела сказать что-то еще, но Борелла жестом отпустила ее и обернулась к другим.

– Согласно приказу ФП, полное раскрытие опасностей, специфических и неотъемлемых от этой профессии, должно быть сделано всем кандидатам, удовлетворительно прошедшим первоначальное освидетельствование. Однако закон ФП разрешает защиту профессиональных проблем путем стирания памяти. Те, для кого эта практика неприемлема, могут уйти.

– Долго стирается? – спросила Каригана.

– Ровно час двадцать минут. Человек ничего не помнит, словно все время спал.

– Все это записывается?

– Если потребуется. Гильдия даст информацию, что был обнаружен мелкий, но недопустимый для работы на Беллибране дефект. Однако Седьмую Гильдию редко запрашивают.

Килашандра почему-то подумала, что этот факт позабавил Бореллу. Каригана нахмурилась еще больше.

– Есть возражения? – спросила Берилла, в упор глядя на космоработницу.

Поскольку никто не подал голоса, Борелла попросила всех пройти перед экраном, который она включила, назвать свое имя и дать добровольное согласие на стирание.

Этот процесс не занял много времени, но Килашандра чувствовала, что сделала непоправимый шаг, когда ее согласие было официально зафиксировано. Обратной дороги не было.

Борелла вывела их в короткий коридор. Каригана шла за ней первая. Когда она прошла в дверь, то у нее перехватило дыхание, и она задержалась в проходе, насторожив остальных, но никто не ожидал увидеть то, что было в коридорчике. С каждой стороны находились тела, погруженные в какую-то прозрачную жидкость: все, кроме одного, сверкали, точно покрытые кремнием: поверхности лиц казались каменными; пальцы рук и ног были растянуты, как если бы затвердели, но не от трупного окоченения. Это кристаллическое сияние не могло происходить от какого-либо светового трюка, подумала Килашандра, потому что ее собственная кожа не изменилась. Ей скрутило желудок от выражения их лиц, трое выглядели так, словно смерть застала их в состоянии безумия, двое казались удивленными, а шестая злобно тянула руки к чему-то, что пыталась схватить. Последний труп был самым страшным: обуглившееся тело навеки осталось в позе бегущего, съедаемого огнем, оплавившем плоть на костях.