Белый дракон - Маккефри Энн - Страница 22

Ф'лар послал нескольких всадников принести верра. Затем поблагодарил всех собравшихся за то, что они с такой готовностью откликнулись на его зов, И жестом пригласил Предводителей Вейров и Робинтона к себе.

— Смотри, ни ящерицы не видно, — сказала Джексому Менолли. — Я тоже велела Красуле пока держаться в сторонке. Бедняжечка, она была так напутана…

— Рут тоже, — сказал Джексом, идя через чашу Вейра к своему дракону. — Видишь, как посерел?

Но Рут был не просто напуган — он прямо-таки дрожал от волнения.

«Что-то не так. Что-то не так!» — сообщил он своему всаднику. Глаза его мерцали — и тоже в основном серым.

— Что с тобой, Рут? Все-таки крыло? «Нет. Не крыло. Что-то у меня в голове. Я себя чувствую… неправильно». — И Рут присел на задние лапы, потом снова встал на все четыре и беспокойно зашуршал крыльями.

— Это потому, что все ящерицы вдруг разлетелись? Или тоже переволновался из-за яйца?

«Да, но дело не в этом, — ответил Рут. — Файры насмерть перепуганы. Они вспомнили что-то такое, что очень их напугало».

— Нашли что вспоминать, — проворчал Джексом. Он был зол на огненных ящериц с их знаменитой памятью и способностью вспоминать всякие не относящиеся к делу картины, которые, оказывается, могли довести чувствительного Рута до такого состояния.

— Джексом! — Менолли успела сбегать в Нижние Пещеры и теперь спешила поделиться с ним мясными колбасками, выпрошенными у поваров. — Финдер сказал, что Робинтон просит меня вернуться в Главный зал арфистов и сообщить им и в Форт холд обо всем, что произошло. Опять же надо начинать метить файров. Ой, смотри! — И она указала на гребень Вейра, на Звездную Скалу. — Смотри, сторожевой дракон жует огненный камень… Ох, Джексом..

— Драконы против драконов. — И он содрогнулся всем телом.

— Джексом, до этого ни в коем случае не должно дойти. — Голос Менолли прерывался.

Ни он, ни она так и не сумели справиться с колбасками. Молча взобрались они на спину Руту, и Рут взлетел.

Поднимаясь по ступеням в королевский вейр, Робинтон на ходу размышлял едва ли не напряженнее, чем когда-либо в жизни. Слишком многое зависело от того, что должно было теперь произойти: если он, Робинтон, что-нибудь понимал, речь шла о будущем всей планеты. Да, он был неплохо осведомлен о положении дел в Южном Вейре — но что толку было от его знаний, если до сегодняшнего дня он с наивностью, достойной последнего мальчишки-всадника, верил в священную неприкосновенность Вейров, тем более — площадки рождений? «А ведь Паймур предупреждал меня, — выругал себя Робинтон. — И как это я не сумел сопоставить одно с другим и понять, что происходит?» Действительно, можно было с хорошей вероятностью предположить, что в Южном надумают обновить кровь своего вымирающего Вейра, обзаведясь юной, жизнеспособной королевой. «Но даже если бы я и пришел к правильным выводам, — уныло думалось Робинтону, — как, интересно, сумел бы я убедить Лессу и Ф'лара, что Древние не остановятся ни перед чем? Похитить яйцо!.. Предводители просто с презрением отмели бы подобное предположение, да еще посмеялись.»

Сегодня никто уже не смеялся. Никто. И с чего, собственно, все решили, будто Древние кротко смирятся с высылкой и останутся послушно сидеть на своем континенте? Верно, там был отличный климат и вдоволь жизненного пространства, но зато надежд на будущее — никаких. Должно быть, закоперщиком стал Т’кул, ибо Т’тон после поединка с Ф'ларом напрочь утратил былую энергию и инициативу. При этом Робинтон был почти уверен, что две Госпожи — Мерина и Мардра — не принимали участия в затее с яйцом. Вряд ли они по доброй воле уступили бы первенство молодой королеве и ее всаднице. Быть может, одна из них и возвратила яйцо?..

«Нет, вряд ли, — сказал себе Робинтон. — Скорее всего, его принес кто-то, во всех подробностях знающий бенденскую площадку рождений. Или просто отчаянный счастливчик, у которого хватило везения и сноровки перенестись Промежутком прямо в пещеру, а потом вон.,»

Робинтон на миг вновь ощутил ужас, пережитый за время отсутствия яйца. И вздрогнул, вспомнив о ярости Лессы. Вряд ли она так просто откажется от мысли поднять всадников Севера. Вряд ли так просто угаснет в ее душе нерассуждающее бешенство, которым были отмечены утренние события. Если она настоит на том, чтобы непременно покарать провинившихся южан, это обернется для Перна не меньшим бедствием, чем были когда-то первые выпадения Нитей.

Но ведь яйцо вернулось! И целехонькое, хотя и «повзрослевшее» на добрый десяток дней. Робинтон решил воспользоваться этим обстоятельством. Вероятно, Лесса даст уговорить себя повременить до вылупления королевы. Но окажись с ней что-нибудь не в порядке — Робинтон не сомневался: вот тогда-то Лесса будет настаивать на отмщении.

Нет. Он станет твердить, что яйцо все же вернулось, а значит, нельзя винить всех южан в этом отвратительном преступлении. Кто-то из Древних еще уважал старинные правила чести. Без сомнения, у кого-то из них хватило ума понять, сколь суровое возмездие может постичь злоумышленников. И, естественно, они желали такого противостояния не более, чем сам Робинтон.

— Невеселый денек, — печально прогудел сзади чей-то бас.

Робинтон искренне обрадовался Мастеру кузнецов: поддержка этого разумного человека была ему как раз кстати. Тревога заострила мрачноватые черты Фандарела; Робинтон впервые заметил на его лице признаки возраста и нездоровую желтизну глаз.

Кузнец между тем продолжал:

— Да, за такое вероломство надо карать. Но ведь нельзя!

«Драконы против драконов.» — вновь с ужасом подумалось Робинтону. Вслух он сказал:

— Ты прав. Слишком многое будет погублено безвозвратно.

— Они, — с нажимом выговорил Фандарел, — и так все уже потеряли, когда отправились в ссылку. Я и то думал — почему они еще раньше не восстали?

— Вот видишь, все-таки восстали. Да притом отомстили.

— Чтобы местью породить месть, — буркнул кузнец. — Вот что, дружище, сегодня хладнокровие требуется нам, как никогда. С Лессой, боюсь, тяжело будет столковаться. И так уже у нее эмоции перевесили здравый смысл. — И он указал на кожаную подушечку на плече Робинтона, где обычно сидел любимец арфиста, бронзовый Зейр. — Куда хоть ты дел своего малыша?

— Он в вейре у Брекки вместе с Бердом и Гралл. Я хотел отослать его с Менолли в наш Зал, но он отказался.

Кузнец медленно и грустно покачал головой и вместе с Робинтоном вступил в комнату советов. — У меня, — сказал он, — своего файра нет, но я слышал о них только хорошее. Как может такое быть, чтобы они кому-то причинили хоть какой-нибудь вред?..

— Значит, ты поддерживаешь меня в этом, Фандарел? — спросила Брекки, входя следом за ними вместе с Ф'нором. — Лесса не похожа сама на себя! Я вполне понимаю ее беспокойство, но нельзя же позволить ей предать проклятию всех файров из-за озорства лишь нескольких…

— Озорства? — возмутился Ф'нор. — Смотри, услышит Лесса, что ты называешь эту выходку озорством! Ничего себе озорство — стащить королевское яйцо!

— То, что сделали ящерицы, было именно озорством, — стояла на своем Брекки. — Они все время наведывались в пещеру к Рамоте, с того самого дня, как она отложила яйца. Откуда им знать, что хорошо, а что плохо?

Голос Брекки звучал резче обычного, и по тому, как сжал губы Ф'нор, Робинтон понял, что супруги были далеки от согласия.

— Значит, придется им это узнать. — не вполне благоразумно начал Ф'нор, но Робинтон перебил его, не желая, чтобы этот горестный день еще и бросил тень между влюбленными:

— Боюсь, мы — те, у кого нет драконов, — порядком-таки избаловали наших маленьких друзей. Мы повсюду таскаем их с собой, позволяем всякие вольности и вообще носимся с ними, точно родители с поздним ребенком. Но, конечно, это такая мелочь по сравнению с сегодняшними событиями…

Ф'нор, смягчаясь, кивнул арфисту:

— Только представь, Робинтон, что было бы, если бы яйцо не вернули. — Он конвульсивно дернул плечами и с силой потер лоб, словно стараясь стереть самую память о происшедшем.