Время черной луны - Корсакова Татьяна Викторовна - Страница 56

– Не забывайте, мои люди рядом. Так что попрошу без фокусов.

– Мне сейчас не до фокусов, – Монгол завел мотор и скомандовал: – Говори, куда они поехали!

– А то что, выстрелишь? – Старший следователь Горейко вел себя глупо и бесстрашно. – Знаешь, сколько за убийство сотрудника правоохранительных органов дают?

– Да кому ты, на хрен, нужен?! – Монгол спрятал в карман пистолет и проговорил уже совсем другим, серьезным, тоном: – Слышь, сотрудник правоохранительных органов, пока мы тут с тобой дискутируем, тот маньяк сейчас, возможно, девочку на ремни режет.

– Какой маньяк?

– Да отчим ее! – заорал Монгол. – Давай, Адам Семенович, будь человеком, скажи, куда ехать!

– Ты уверен насчет отчима?

– Почти на сто процентов. Так куда он ее повез?!

Старший следователь Горейко оказался очень ценным заложником: сработал и за штурмана, и за справочное бюро. Пока Монгол лавировал в вечерних пробках, он успел выяснить, что в ночь нападения на Огневушку Анатолий Маркович Евсеев за границу не выезжал и, стало быть, алиби у него нет. С мотивами пока неясно, но Монгол считал, что это не главное. Сначала надо спасти Огневушку, а уже потом разбираться, какие бредовые идеи двигали этим скотом.

Очутившись наконец за городом, Монгол выжал из своего джипа все возможное и невозможное. Горейко тем временем давал по телефону необходимые указания кому-то из своих сотрудников и лишь неодобрительно поглядывал на спидометр. Нервы его сдали, когда стрелка застыла в районе ста шестидесяти километров в час.

– Разобьемся, твою мать!

– Не разобьемся! – Монгол прибавил газу, и следователь зажмурился.

– Когда вернемся, я тебя точно на пятнадцать суток закрою, – пообещал он, не открывая глаз.

– Да хоть на месяц. Только бы успеть…

Когда у Горейко в очередной раз зазвонил мобильный, они были уже километрах в ста пятидесяти от Москвы. Долго еще? Монгол с надеждой посмотрел на следователя.

– Трындец! – Тот выключил телефон и рукавом пиджака стер выступивший на лбу пот.

– Что? – В животе похолодело. Если этот хлыщ так говорит, значит, случилось что-то страшное….

– Он их потерял.

– Кто?

– Да парнишка-стажер. Тот, которого я отправил за подозреваемой следить. У Евсеева новая «Ауди», а у стажера задрипанная «девятка». В общем, сдохла эта падла.

– Далеко?

– Километрах в десяти отсюда.

Монгол выматерился и нажал на педаль газа. Джип обрадованно взвыл, стрелка спидометра прыгнула к отметке сто восемьдесят километров в час.

Белую «девятку», притулившуюся на обочине, они заприметили минут через пять. Возле машины нервно пританцовывал парнишка, которого Монгол уже однажды видел в кабинете Горейко.

– Куда они поехали? – Монгол ударил по тормозам, парнишка, словно заяц, отпрыгнул в сторону.

– Прямо по шоссе.

– А что там впереди, какие населенные пункты?

Горейко, заглянув в разложенную на коленях дорожную карту, сообщил:

– Еще километров двадцать прямая трасса, а потом пойдет грунтовка.

– Куда пойдет?!

– А хрен его знает! Там вообще никаких населенных пунктов нет, лес один.

Лес… Лучшего места для убийства и не придумать…

– Вперед! – Монгол выжал сцепление. Возмущенный вопль брошенного посреди дороги стажера потонул в реве двигателя.

На грунтовке скорость пришлось сбавить. Не из-за бездорожья, а для того, чтобы сориентироваться на местности. Дождь, который накрапывал вот уже больше часа, превратил землю в мягкую кашу, на которой следы от протекторов были очень хорошо видны. Похоже, Евсеев проехал здесь совсем недавно. Вопрос – куда он направляется?

Монгол посмотрел на нетерпеливо ерзающего на пассажирском сиденье Горейко и велел:

– Позвони кому-нибудь, узнай, куда ведет эта дорога. А то еще спугнем ненароком.

На получение информации Горейко понадобилось всего несколько минут. Он выключил телефон, задумчиво пригладил растрепавшиеся волосы и сказал:

– Впереди заброшенная церковь.

– Далеко?

– Еще пять-шесть километров. Думаешь, они там?

– Не знаю, но надо поосторожнее.

– Давай так: еще пять километров едем, а потом пешком, чтобы не спугнуть, – предложил Горейко.

Предложение разумное, но что, если они ошиблись?! Вдруг Евсеев везет Огневушку куда-то в другое место? В таком случае, ползая по лесу, они потеряют драгоценное время.

– Эй, Сиротин, – Горейко дернул его за рукав, – не тормози! Они точно в церкви!

– Профессиональная интуиция? – Монгол прибавил скорости.

– Им просто деваться больше некуда, а заброшенная церковь – идеальное место.

– Для чего? Для убийства?! – рявкнул Монгол.

– Все, не ори! Надо было сразу мне все рассказать, сейчас бы не мотались по лесу, как два болвана, – огрызнулся Горейко. – У тебя ствол-то хоть настоящий?

– Настоящий.

– Плохо, смотри мне, не пристрели подозреваемого раньше времени.

– Я его голыми руками придушу, – пообещал Монгол.

Вот именно, голыми руками: сначала этого подонка, а потом Огневушку, за то, что не послушалась.

Они вышли из джипа, когда до церкви, предположительно, оставалось меньше километра. Дождь под сенью леса едва чувствовался. Где-то далеко в небе уже погромыхивало. Гроза все собиралась с силами и никак не могла собраться.

– Черт, костюм испоганю, – Горейко в раздражении отпихнул мокрую еловую лапу.

– А нечего выпендриваться, – буркнул Монгол, которого состояние собственного костюма заботило в самую последнюю очередь. – Кстати, где другие твои ребята? Ну, те, которые за мной следили?

– Да нет никаких ребят, я сам за тобой следил: стажера к девчонке приставил, а сам за тобой весь день по городу мотался. Ты не представляешь, как у нас тяжело санкции на наружку выбить.

– Значит, брать этого урода будем сами, – констатировал Монгол и уже в который раз нащупал в кармане пистолет.

– Сами, только ты давай без самодеятельности.

Без самодеятельности никак не выйдет. Как же без нее, когда они даже не представляют, с чем им предстоит иметь дело? Хоть бы Огневушка там продержалась…

По лицу стекает что-то холодное, щекочет кожу, мешает открыть глаза, но она должна…

Над головой черное небо. С разлапистых сосновых веток капает дождь, на лицо, за шиворот. Одежда промокла и липнет к телу, а телу неловко: спина болит, руки затекли. Это оттого, что она привязана к дереву. Ствол еще теплый, не успел остыть после жаркого дня.

И запах… Она пришла в себя не от холода и не от дождя, а от запаха бензина. И одежда мокрая не только из-за дождя…

Запах забивается в ноздри, дерет горло, щиплет глаза. Он слишком густой, его слишком много.

– Очнулась? – из удушливой бензиновой темноты появляется знакомое лицо. Отчим встревожен, смотрит со смесью грусти и нежности. – Лучше бы ты пошла в милицию, девочка. – Он касается Лииного лба, заправляет за ухо выбившуюся прядь. – Я же давал тебе шанс, хотел уберечь тебя.

Бояться не получается. Она даже удивиться не может. В душе все оплавилось и застыло.

– От чего уберечь?

Зачем она спрашивает, ведь и так уже знает?

– Если бы ты сделала все правильно, то ничего бы этого не было, – отчим досадливо качает головой. – Если бы пришла с повинной, покаялась, я бы свидетельствовал в твою пользу, я бы показал следователю ту диктофонную запись, убедил его в твоей неадекватности. При таком диагнозе тебя бы даже не посадили в тюрьму.

– При таком диагнозе меня бы упрятали в психушку. – Из-за бензиновых паров хочется кашлять. – Психушка лучше, чем тюрьма?

– Лучше, а тюрьма лучше, чем смерть. Глупая девочка!

– Это были вы? Там, в больнице?

– Я, – отчим не отпирается, но пытается оправдаться. Как будто сейчас это имеет какое-то значение. – Ты бы ничего не почувствовала, умерла бы легко, почти безболезненно. Несколько кубиков воздуха внутривенно – и твою смерть списали бы на трагическую случайность. Но ты все испортила… – он говорит спокойно, словно читает лекцию своим студентам, он вообще никогда не повышает голоса.