Время черной луны - Корсакова Татьяна Викторовна - Страница 26

От мусорного мешка пахло гарью. Никакой полынной горечи не было и в помине. Вот ведь даже запах ей вчера примерещился. Лия завязала пакет на узел, держа перед собой на вытянутой руке, и вышла из квартиры.

– Лиечка. – Голос приторно-сладкий и до зубовного скрежета знакомый, хоть не оборачивайся. Да попробуй не обернуться, хозяйка сладкого голоса потом жизни не даст. – Лиечка, что-то давненько я тебя не видела.

– Я из города уезжала, Евдокия Степановна, только сегодня утром вернулась, – Лия широко улыбнулась соседке, своим дородным телом перекрывшей ей пути к отступлению. Вот невезение, приходится жить на одном этаже с первой сплетницей подъезда. Мало того что жить, так еще и регулярно выслушивать эти самые сплетни и каждый раз каким-то иррациональным детским страхом бояться попасть на острый язычок Евдокии Степановны.

– А давно вернулась-то? – Соседка недоверчиво сощурила густо подведенные глаза. – Что-то я не слышала, как дверь хлопала.

– В шестом часу утра, – Лия пристроила мусорный мешок на пол. – Автобус пришел в пять.

– Так ты с автовокзала пешком шла?

Вопрос, на первый взгляд вроде бы обыденный, показался Лие подозрительным. Какая разница, шла она пешком или добиралась до дома общественным транспортом? Тут до автовокзала всего двадцать минут ходьбы. А если через пустырь, так вообще десять. Через пустырь… Ключи заскользили во взмокшей ладони и с громким бряцаньем упали на бетонный пол.

– Нет, меня знакомый подвез, – Лия подобрала связку, украдкой вытерла ладонь о брюки.

– Хорошо, что подвез. – В голосе соседки слышалось нескрываемое разочарование. – А то в последнее время пустырь этот, будь он неладен, стал совсем гиблым местом. Представляешь, в пятницу ночью там девушку убили. Прямо насмерть! Сначала, конечно, изнасиловали, а потом топором по голове рубанули – и все дела! – Евдокия Степановна взмахнула рукой, демонстрируя, как именно насмерть убивали девушку.

– Сама-то я не видела, но у Елены Дмитриевны, соседки из тридцать пятой, в милиции племянник служит, так вот он рассказывал, что девчушка была такая молоденькая, светленькая, в платьице красненьком. Ой, Лиечка, я как услышала, так обомлела! На тебя, грешным делом, подумала. Ты же у нас и молоденькая, и светленькая, и красненькое платьице, кажись, у тебя имеется.

– Что вы, Евдокия Степановна! – Рот наполнился давешней полынной горечью. – Вот же я, целая и невредимая.

– Вижу, Лиечка. Ну и слава богу! Ты смотри там поосторожнее, а то ж молодежь сейчас какая пошла?

– Какая? – спросила Лия, безуспешно пытаясь попасть ключом в замочную скважину.

– Глупая! Вот какая! Ничего-то вы, молодые, не боитесь, ни о чем-то вы не думаете. Шастаете по ночам где ни попадя в непотребном виде.

– Я не шастаю, Евдокия Степановна. – Наконец-то ей удалось справиться с замком. – Меня вообще на выходных в городе не было.

– А платье красное? – зачем-то уточнила соседка. Словно того факта, что Лия стоит перед ней живая и в полном здравии, ей оказалось недостаточно. – У тебя же есть платье.

– Есть, – Лия кивнула, – только оно сейчас в химчистке. – Вы меня простите, Евдокия Степановна, мне спешить надо, не хочется на работу опаздывать.

– Что у тебя там так паленым пахнет? – Соседка потянула носом, будто ищейка. Вынюхала… Да что ж она никак не уймется!

– Я на пикник ездила, вот одежда дымом и провоняла.

– Зачем же ты ее сразу на помойку? – Тонко выщипанные брови соседки взлетели вверх в неподдельном изумлении. – Постирала бы.

Ох, как же тяжело врать на ходу…

– Не всю одежду, а только ветровку. Я ее испортила нечаянно, в краске испачкала.

Сейчас эта выдра спросит, откуда на пикнике краска…

Не спросила, лишь с неодобрением покачала головой, но потом, по-видимому, вспомнив что-то важное, расплылась в неискренней улыбке.

– А у вас на пикнике вчера тоже гроза была? – поинтересовалась она как бы между прочим.

– Нет, грозы не было, только дождь.

– А у нас-то такое светопреставление творилось! Как с вечера началось, так только ближе к утру закончилось. Громыхало – жуть! Молнии одна за другой, без перерыва! Одна прямо в центр пустыря ударила, повыжгла там все: и траву, и деревья. Это я от Ваньки Свирского из пятнадцатой квартиры узнала. Он свою псину утром на пустыре выгуливал, а псина ни с того ни с сего как взвоет, точно по покойнику.

Точно по покойнику… Мусорный мешок вдруг сделался неподъемным, словно в нем было не тряпье, а камни.

– …И с поводка как сиганет! – Евдокия Степановна выпучила глаза и замахала руками. – Ванька за псиной, а там такое! Молнией повыжгло и кусты, и траву, даже камни поплавились. Поплавились, можешь не сомневаться. Я своими глазами видела, специально на пустырь с Ванькой ходила. Все пеплом засыпано и пахнет – ну вот как от твоего мешка – горелым.

– Никто не пострадал? – Этот самый важный, самый волнующий ее вопрос Лия задала как можно спокойнее.

– Ну, зверье мелкое, естественно, погорело, то, что убежать или попрятаться не успело. А так обошлось. Да и какой дурак станет посреди грозы на пустыре ошиваться!

Соседка, конечно, сплетница и стерва каких поискать, но от сказанного ею с Лииной души будто камень упал. Никто, кроме букашек, не пострадал! Это значит, что на пепелище не нашли погибших людей. Значит, примерещилось ей все: и Циклоп, и тот, смертельно счастливый. Потому что если бы не примерещилось, то собачники, которые выводят своих псов на пустырь едва ли не на заре, обязательно обнаружили бы тела и вызвали милицию. А если бы приехала милиция, то Евдокию Степановну на пепелище уж точно бы никто не пустил.

– А вообще, я считаю, что поганое это место – наш пустырь. – Соседка негодующе тряхнула пергидрольными кудряшками. – У Зойки из третьего подъезда какие-то бомжары сумочку отобрали, сережки чуть вместе с ушами не пообрывали. Петровича, ну, того, что на рынке грузчиком работает, в позапрошлую пятницу по башке чем-то огрели и все карманы почистили. В карманах, правда, денег особых не было, он же их в винно-водочном отделе еще с обеда оставил. А вот голова пострадала, можно сказать, ни за что. Петрович до сих пор на больничном. А все почему? Потому что нечего шляться по темноте где попало! А некоторые родители еще и детей малых туда гулять отпускают, не понимают, чем это закончиться может. Одна вон догулялась. Больше не погуляет. И собак бесхозных на пустыре развелось – не сосчитать. Скоро тоже начнут на людей нападать. Нет на этих тварей хвостатых живодерки! – соседка на секунду замолчала, всмотрелась в Лиино лицо, а потом спросила: – Что-то ты, Лиечка, бледненькая. Нездоровится тебе?

– Да нет, все в порядке, просто устала. – Не будешь же объяснять этой мымре, что она, Лия, и есть та самая девица, которая догулялась.

– Вот молодежь пошла! Как же ты, дорогая моя, работаешь, если умудряешься даже на пикнике устать?! – посетовала соседка.

Лия неопределенно пожала плечами и сказала с вежливой улыбкой:

– Евдокия Степановна, мне пора.

– Ну, раз пора, так иди. – Соседка посторонилась, освобождая подступы к лестнице, и уже в спину Лие пробормотала: – Все ж таки странно, что я не слышала, как ты со своего пикника вернулась. У меня же бессонница, я с трех часов ночи маюсь, все прислушиваюсь.

Прислушивается она, выдра любопытная! Заняться ей больше нечем. Лия не стала оборачиваться, а слова соседки предпочла просто проигнорировать.

На помойке, чуть в стороне от мусорных контейнеров, сидел пес, старый, потрепанный жизнью, голодный. Наверное, как раз из числа тех самых бесхозных собак с пустыря. Появление в своих владениях человека он воспринял без энтузиазма – видимо, унюхал, что в пластиковом мешке нет ничего съедобного, – чихнул совсем по-стариковски и отошел на безопасное расстояние.

Опуская мешок в контейнер, Лия едва поборола желание еще раз взглянуть на свою одежду. Да, она в грязи и пепле, и пахнет от нее отвратительно, но вдруг, кроме грязи, на джинсах или футболке остались и другие следы – крови. Если это она повинна в том, что случилось с Циклопом, то кровь должна быть…