Ведьмин клад - Корсакова Татьяна Викторовна - Страница 5

– Четыре. Матушка Василиса, она за старшую, сестры Агния, Таисия и София. Да ты не спеши, скоро сама все увидишь.

Настя кивнула. Да, она подождет.

Глубокое и в самом деле назвать поселком нельзя было даже с очень большой натяжкой. Три покосившиеся избушки под замшелыми крышами, маленькие огородики с аккуратными грядками. Остов «Запорожца», ржавеющий на обочине, был, пожалуй, единственным доказательством того, что цивилизация когда-то заглядывала и в этот медвежий угол.

На звук мотора сбежалось все население Глубокого. Хотя если уж по правде, то не сбежалось, а приковыляло. Три древние бабушки и два не менее древних старичка смотрели на них с детским любопытством.

Сестра Матрена заглушила двигатель, поклонилась селянам, бросила Насте:

– А ну-ка, помоги мне! Матушка настоятельница велела старикам гостинцев передать.

С заднего сиденья «уазика» она достала куль сахара, мешок муки, какие-то крупы и собственно сам гостинец – большой пакет развесного печенья и пакет поменьше с карамельками.

Пока они выгружали подарки, жители села Глубокое уважительно стояли в сторонке, о чем-то переговаривались вполголоса.

– Давненько вы нас не навещали, сестра Матрена. – Вперед выступил сухонький сгорбленный старичок.

– Так в вашу глухомань не наездишься, Митрофан Григорьевич, – монахиня развела руками.

Старички согласно закивали.

– Вот матушка Анисия кланяться велела, гостинцы вам передала.

– Так и вы ей кланяйтесь. Пусть помолится за души наши грешные, – Митрофан Григорьевич торопливо перекрестился, и все его односельчане перекрестились следом.

– Как у скитниц-то, все спокойно? – поинтересовалась сестра Матрена.

– Так, кажись, все по-прежнему. Матушка Василиса к нам на прошлой неделе наведывалась, меду приносила.

– А коммунары как?

– А что коммунары? Они ж от нас, почитай, за десять верст живут. Не слышно их и не видно, слава тебе, Господи. А вы, матушка, в наши края по делу али как? – старичок степенно огладил сивую бороду.

– По делу, Митрофан Григорьевич. Вот паломницу в скит везу, – сестра Матрена указала на Настю.

– Такая молоденькая, – ахнула одна из бабушек и снова перекрестилась.

– Будет наконец святым старицам помощница, – Митрофан Григорьевич задумчиво покивал головой. – Сестра Агния-то совсем слаба стала. Видать, Господь ее скоро приберет.

– На все воля Его, – монахиня перекрестилась, нетерпеливо посмотрела на часы. – Пора нам, уважаемые.

Старики, все как один, закивали, на всякий случай отошли подальше от «уазика».

– А кто такие коммунары? – спросила Настя, когда поселок был уже далеко позади.

– Коммунары? Коммунары – это наш крест. Какой-то приезжий, поговаривают, что из самой Москвы, отстроил деревеньку, вот такую же, как Глубокое, и заселил ее своими воспитанниками. Трудными подростками, наркоманами, теми, кто только из тюрьмы вышел и пытается на путь истинный вернуться. Оно вроде как и дело благородное, вот только у матушки Анисии сомнения имеются. Говорят, порядки в той коммуне армейские, а еще юноши и девушки живут вместе, одним хозяйством, – монахиня нервно передернула худыми плечами. – Говорят, что безобразничают они, в окрестных селах воровством промышляют.

– Так, может, надо с их руководителем поговорить?

– Матушка-настоятельница как услышала про эти непотребства, сама по осени в коммуну ездила. Да только ничего не вышло у нее. Руководитель коммуны с порога ей заявил, что он атеист, не верит ни в Бога, ни в дьявола, – сестра Матрена испуганно перекрестилась, – а верит только в какую-то методику. Единственное – пообещал придержать своих воспитанников, чтобы местным жителям не досаждали. Ну, вот мы и на месте! – сказала она без всякого перехода и нажала на педаль тормоза.

«Уазик» кашлянул и замер у покосившихся деревянных ворот. Настя выбралась из машины, заглянула в приоткрытую створку.

Подворье было совсем маленьким. Бревенчатая изба с резными, выкрашенными в зеленый цвет ставнями. Сарай, размерами не меньшими, а то и большими, чем изба. Аккуратная поленница дров под деревянным навесом. Чисто выметенный земляной двор. Мохнатый черный пес, отреагировавший на появление чужаков лишь ленивым взмахом хвоста. С десяток полусонных кур. Все это хозяйство огорожено почерневшим от времени дощатым забором.

Пока Настя рассматривала подворье, на крыльцо вышла невысокая пожилая монахиня. Завидев вновь прибывших, она радостно всплеснула руками, семенящей походкой приблизилась к воротам, распахнула их настежь, сказала неожиданно низким для ее тщедушной комплекции голосом:

– Сестра Матрена, а мы и не чаяли! Матушка-настоятельница говорила, чтобы до середины лета гостей не ждали, а тут радость-то какая!

– Доброго здоровьечка, сестра София, – Матрена почтительно поклонилась. – А я вот по велению матушки Анисии паломницу привезла.

– Паломницу?! – монахиня с интересом посмотрела на Настю.

– Здравствуйте, – следуя примеру сестры Матрены, Настя тоже поклонилась.

– И тебе доброго здравия. Как звать-то тебя?

– Анастасия.

– Анастасия, значит, – сестра София задумчиво покачала головой. – А к нам, выходит, паломницей?

Настя кивнула.

– А остальные сестры где? Где матушка Василиса? – деликатно кашлянув, поинтересовалась Матрена.

– Сестра Агния в доме. Нездоровится ей в последнее время, совсем слабая стала, не ест ничего, – монахиня вздохнула, чуток помолчала, а потом сказала: – Да что это мы во дворе стоим? Вы, небось, устали с дороги? Так у меня и обед уже готов: щи и перловая каша.

– Да и мы не с пустыми руками, – улыбнулась сестра Матрена. – Настасья, помоги-ка мне гостинцы выгрузить. Вам тут кое-что матушка Анисия с оказией передала и кланяться велела. А еще керосину, как вы и просили, – она вытащила из-под сиденья пластиковую канистру.

– Ой, спаси вас Господь! – Монахиня перекрестилась. – Вот сестра Таисия-то обрадуется! Она теперь святые образа по ночам вышивает, говорит, что ночью на нее особая благодать нисходит. А я думаю, что это все от бессонницы.

Настя огляделась по сторонам в поисках линии электропередачи. Разговор о керосине породил в душе смутные подозрения.

– А электричества у вас нет? – спросила она, уже заранее зная ответ.

– Ой, милая моя, так отродясь не было. Да и кто ж сюда станет-то электричество тянуть? Керосином обходимся. А когда керосину нет, так по старинке, лучинкой.

Настя украдкой вздохнула. Значит, лучинкой по старинке, а керосин здесь, оказывается, последнее слово прогресса. Ох ты, Господи…

Вдруг спокойно лежавший до этого пес встрепенулся, радостно заскулил, завилял хвостом, загремел проржавевшей цепью.

– Что, Шарик, матушку Василису почуял? – монахиня ласково потрепала пса по загривку. – Значит, они с сестрой Таисией скоро будут, Шарик никогда не ошибается.

Не успела она договорить, как в ворота, одна за другой, вошли две монахини. Первая – с худым, строгим лицом, крючковатым носом и густыми бровями, поставила на землю плетеную корзинку, поморщилась, потерла поясницу и только потом заговорила:

– Сестра Матрена? А что раньше времени пожаловала? Да еще и девицу какую-то с собой привезла. – Голос у нее был неприятный, скрипучий, а от хмурого взгляда, которым она одарила Настю, по спине у той поползли мурашки.

Сестра Матрена вытянулась по струнке, как солдат на плацу, сказала с плохо скрываемым подобострастием:

– Бог в помощь, матушка Василиса, – она низко поклонилась, намного ниже, чем все предыдущие разы, незаметно дернула Настю за рукав, принуждая и ее поклониться. – А я по благословению матушки-настоятельницы. Продуктов вам привезла, керосину и вот… паломницу.

– Паломницу?! – Острый, недобрый взгляд снова впился в Настю.

– Вот и послание сопроводительное от матушки Анисии имеется, – сестра Матрена протянула противной старухе письмо.

Та нетерпеливым движением вскрыла конверт, принялась читать. Пока читала, Настя успела рассмотреть ее спутницу, полную, краснощекую монахиню, нетерпеливо обмахивающуюся пучком какой-то травы. Надо думать, что это сестра Таисия, любительница ночных бдений и вышивки. Вот она почти со всеми и познакомилась, осталась только сестра Агния, которая болеет и, по словам Митрофана Григорьевича, скоро отдаст богу душу…