Опасная бритва Оккама - Переслегин Сергей Борисович - Страница 73

Можно искать объяснения и оправдания такой позиции прибалтийских народов, но для начала нужно признать сам факт: независимость была утрачена ими так же легко, как она была получена.

Современная Латвия считает себя преемницей Латвии межвоенной. Но если все ее претензии на независимость, на существование в статусе самостоятельного государства подкрепляются только этими двадцатью годами, прожитыми страной вне мировой истории и закончившимися быстро, тихо и бесславно, то не нужно быть Нострадамусом, чтобы предсказать судьбу этого государства. Как говорил старший лейтенант Ливитин, герой романа Л. Соболева «Капитальный ремонт»239: «Разве тебе не известно из курса логики, что одинаковые причины влекут за собой одинаковые следствия?»

239 Соболев Л. Капитальный ремонт. М.: Гослитиздат, 1937.

Глобализация или культурный геноцид?

Большевистская оккупация была, наверное, временем максимального расцвета латышской культуры и латышской нации. И не потому, что оккупанты строили в стране школы и дворцы культуры, промышленные предприятия и дороги. Просто в составе СССР Латвия занимала уникальную нишу: она была Представлением240 Запада в Советском Союзе. Это было предметом осознанной и оправданной национальной гордости – и в материальном отношении, и в духовном Латвия жила вместе с советским народом, но гораздо более комфортно и свободно, чем этот народ. В начале 1980-х здесь можно было купить молочные продукты двадцати наименований (включая такую немыслимую для социалистической страны роскошь, как взбитые сливки к натуральному заварному кофе), в середине этого десятилетия – публиковать запрещенных советской цензурой «Гадких лебедей» – правда, под названием «Время дождя»241. Рижская пресса была самой интересной в СССР. Рига издала первый в стране эротический журнал. Рига впервые в Союзе начала рецензировать в печати американские видеокассеты. Рига задолго до «Огонька» и «массового прозрения» обсуждала в печати тему Отечественной войны и сталинских репрессий.

240 Напомню, что Представлением называется метафора одной системы в культурном коде другой.

241 Стругацкие А. и Б. Время дождя // Даугава. 1987 № 1-7

Будучи частью Великой империи (Зла), Латвия имела доступ на международный новостной рынок, ее Народный фронт был прекрасно представлен в зарубежных СМИ. И сердце народа согревала национальная мечта: «Как хорошо мы будем жить, когда освободимся от русских».

Свобода пришла. И вот здесь-то и оказалось, что никакого уникального национального содержания у Латвии нет. Остается строить то, что получается: якобы независимое (правда, президентов, как и прежде, привозят из-за рубежа), якобы государство (всецело зависящее от заокеанской финансовой помощи). Но некогда и Финляндия была в таком же положении, да и Северо-Американские Соединенные Штаты стартовали в 1776 году с той же позиции. В конце концов, все зависело только от самих жителей Латвии.

И они сказали свое слово. Сначала был Закон о гражданстве, в результате которого страна лишилась от половины до семидесяти пяти процентов совокупного ресурса (русский язык, являющийся мировым языком и имеющий официальный статус одного из языков ООН несомненно, представлял собой мощный ресурс, равным образом таковым ресурсом было и русскоязычное население). Затем – решение о вступлении страны в Европейский союз.

Есть вещи, которые выше моего разумения. Я могу понять, что чечевичную похлебку культурного лидерства в многонациональной Империи можно променять на первородство государственной независимости. Перед глазами много прекрасных примеров. Британские колонии в Северной Америке, Финляндия, Ирландия (хотя этот случай не столь очевиден), Индия, Тайвань... Но как можно почти сразу после обретения независимости искать себе другого сюзерена, причем соглашаться на заведомо зависимую позицию?

Выше я писал, что Евросоюз нельзя считать Империей, и это правда, но – не для Латвии. ЕС вынужден вести политику жесткой культурной интеграции – и в силу того, что Сообщество является глобализационным проектом, альтернативным американскому, и в связи с серьезностью проблем, которые стоят перед единой Европой. Поэтому по отношению к своим новым членам Евросоюзу приходится вести себя «по-имперски». Насколько можно судить по нервной реакции на газопровод Nord Stream, Польша с ее обостренным чувством свободы это уже почувствовала: «Как же так, с нами даже не посоветовались...»

Но Германия не может позволить себе такую роскошь, как советоваться с Польшей по вопросам энергетической (равно национальной) безопасности. И уж точно никто в ЕС не собирается советоваться с Латвией. По каким бы то ни было вопросам.

В этом отношении положение Латвии ничуть не изменилось по сравнению с советскими временами. Разница в том, что для Москвы Латвия была ценна именно тем, что представляла в стране Запад и его высокую культуру, а для Брюсселя латышская культура никакой ценности не представляет и лишь препятствует интеграции (расширению рынка сбыта, присоединению активов). Следовательно, эта культура может быть в лучшем случае ассимилирована.

Еще раз подчеркну: ничего личного! Никаких коварных антилатвийских замыслов руководство ЕС, разумеется, не питает и ничего, кроме хорошего, жителям ее не желает. Просто Сообщество не может не вести интеграционной политики, а интеграциявсегда представляет собой более опасный вызовнациональной культуре, нежели оккупация.

Оккупация часто, хотя и не всегда, усиливает национальные чувства народа, заставляет людей проявлять свою национальную и государственную идентичность. Интеграция, будучи процессом якобы добровольным, реакции отторжения не вызывает. Скорее, наоборот.

И здесь все упирается в один вопрос: может ли культура страны дать адекватный ответ на вызов интеграции. Другими словами, содержит ли местная культура в себе что-то столь уникальное, что интегрирующая культура не может позволить себе этого лишиться?

Греция с ее древнейшей историей ничего такого в себе не нашла, и сегодня даже туристические справочники откровенно пишут, что в этой стране можно хорошо (то есть стандартно) отдохнуть, но бесполезно искать в ней что-то, выходящее за пределы «среднеевропейской жизни». Если вам нужна древняя культура, выбирайте Турцию или еще лучше Египет, в Греции даже Парфенон производит впечатление европейского Диснейленда.

Насколько культура Латвии превосходит по своей уникальности и жизнестойкости греческую?

Русский мир и Латвия: все, что не убивает мигранта, делает его сильнее

В сущности, мы все время сталкиваемся с одной и той же проблемой:

• Россия перед вызовом глобализации

• Российские (и иные) диаспоры перед угрозой ассимиляции

• Русский мир в пространстве мировых когнитивных проектов

• Латвия в условиях европейской интеграции

• Русскоязычное меньшинство в Латвии под давлением со стороны «коренной национальности»

Во всех случаях речь идет о взаимодействии анклава с некоторой внешней системой, обладающей постоянно или временно большим потенциалом. Есть сильное искушение сказать, что анклав стремится к выживанию, а внешняя система к его поглощению, но в действительности дело обстоит сложнее – по крайней мере сегодня. Обе стороны стремятся к развитию, но понимают его неодинаково.

Сейчас проблемы миграций – легальных и нелегальных – стоят остро как никогда. Если в прошедшие столетия индустриальное развитие осуществлялось за счет социокультурной переработки деревни в город в национальном масштабе, то к концу XX века этот процесс интернационализировался, и можно говорить о превращении «мировой деревни» в «мировой город». Уже не миллионы, а многие десятки миллионов людей живут и работают вдали от своей родины, формируя и поддерживая мировой рынок труда. Этот антропоток нуждается в осмыслении и регуляции – правовой, культурной, институциональной. Крушение транснациональных империй – Британской, Португальской, Советской – породило дополнительный, но не менее значимый виртуальный антропоток, образованный людьми, которые, никуда не перемешаясь, стали вдруг носителями чужой идентичности на некоторой национальной территории.