Ведьмин бал (сборник) - Ольшевская Светлана - Страница 71

– Зато мне дали целый кубок, – вздохнула я, разминаясь.

– Ого! Ну, ты хоть идти-то можешь?

Вместо ответа я довольно быстрым шагом двинулась прочь от холма, у подножия которого и состоялся наш разговор. Теперь холм был доступен и виден, а снег взялся крепкой коркой наста. Мы шли по открытой, лишенной растительности местности, а впереди лежала деревня.

– Не, в деревню сейчас лучше не соваться, – дернула меня за рукав Марина. – Там сейчас все закрылись, собак спустили – никто нас к своему дому близко не подпустит.

– А баба Аня?

– Она тем более. Она же считает, что ты пройдешь обряд, как и все. И ей совсем не хочется быть разорванной. Нам бы сейчас обогнуть деревню и добраться до монастыря. Однажды мне это удалось…

– В смысле?

– Я уже второй раз присутствую на обряде. Я не все тебе рассказала. Когда-то у меня была старшая сестра, а потом родители объявили ей, что она должна пройти обряд. Она не хотела, плакала, но все же пошла – и не вернулась. А пару лет назад то же самое сказали мне. Ну, я подумала – вот пройду обряд и всем вам устрою! И пошла. А меня, оказывается, позвали, чтобы убить, зелья не дали. Но я спаслась, сумев добраться до монастыря. Так что теперь знаю, что там и как. А потом сама к ним вернулась. Эх, дуреха я, дуреха…

Я оглянулась. Гигантский холм возвышался, заслоняя закатное небо, а на его вершине красовался дом. Стены уходили в глубь холма, и в одной из них я увидела широко открытую дверь – из которой мы и вышли.

– Так, значит, там сейчас кровавая бойня? – спросила я.

– Там? Нет, что ты, внутри их священного жилища, – это было сказано с иронией, – пачкать не положено. Мы вовремя смылись, там еще какое-то время речи должны были толкать, а вот сейчас все выйдут наружу и… начнется.

И точно, я заметила спускающиеся вниз людские фигурки. Даже на таком расстоянии я узнала Деда, «злых дядек», Светлану…

Бежать надо, но как же мне плохо!

Повинуясь какому-то неведомому чувству, остановилась.

– Эй вы! – крикнула я. – Силуяновы, или как вас там кличут!

– У них свои имена, и свой внутрисемейный язык, нам и не выговорить, – зачастила Марина.

Я не слушала:

– Не знаю, как вас там звать, но я не желаю с вами знаться! Не нужно мне ни вашего дара, ни такого родства, тьфу! Вы мне никто и я вам никто, поняли?

– Теперь тебя точно захотят убить, – прошептала Марина.

– Даже если захотят убить, я не стану тварью без души! – закричала я в ответ.

Неожиданно кулон, о существовании которого я в последние дни просто забыла, потеплел – тревожно, но, как мне показалось, с нотками радости. Или это я обрадовалась его «воскрешению», а то уже думала, что он испортился!

И полегчало сразу. Словно и не было того мерзкого состояния. Я прощаю вас, Миша Попов, Таня, Фимкина с Крыгиной!

– Идем, Маринка! Мы будем жить, я тебе обещаю.

Не сговариваясь, мы обе свернули в лес. Наст отчаянно хрустел под ногами, а вокруг постепенно темнело. Сквозь голые деревья был виден красный с желтыми полосами закат, а мой кулон неожиданно нагрелся, давая понять, что опасность подстерегает нас справа. Нагрелся не сильно, просто предостерегающе. Густой кустарник закрывал обзор справа, но я осторожно раздвинула ветки и выглянула. Там по дорожке шла вполне мирная пара, как показалось на первый взгляд. Красивая темноволосая женщина и робкий, глуповатый молодой человек.

– Это Светка! – прошептала мне в затылок Марина.

– Ты ее знаешь?

– Ага. Художница. Каждый год к нам приезжает, никогда не пропустит. Ой, не смотри, не смотри!

Разумеется, я не вняла мудрому совету. Пара остановилась, и парнишка повернулся к Светлане:

– Ты скажешь мне, в конце концов, что тут у вас за обряд такой таинственный? И когда он начнется? Учти, я взял отпуск за свой счет не для всякой ерунды!

– Он начнется прямо сейчас! – игривым, незнакомым мне голосом ответила Светлана, глядя прямо в глаза своему спутнику, и незаметно стала меняться, деформироваться, превращаясь во что-то жуткое. Парень же не мог отвести взгляда от ее глаз.

– Бежим, что ты стоишь! – Марина потащила меня за руку прочь. – Она сейчас его разорвет, а потом за нас примется!

– И какой в этом смысл?

– Крови хлебнуть им надо обязательно. А сердце и еще что-то там, не знаю, отнести этому главному. Они из этого зелье свое готовят.

Не знаю, было ли это правдой, или Марина наслушалась деревенских страшилок, но меня наконец-то вывернуло наизнанку. Я поняла, какой привкус был у напитка – привкус крови.

Мы мчались, не разбирая дороги. Несколько раз кулон давал мне понять, где скрывается опасность, и я уже больше не любопытствовала, а просто обходила ее десятой дорогой. Я совершенно потеряла ориентиры и не знала, где нахожусь. Марина, судя по ее сокрушенному виду, тоже. Только огромный холм высился вдалеке, но он, казалось, не помогал, а мешал нам выбрать правильный маршрут.

К тому же уже почти стемнело. Лес закончился, мы вышли на большую пустошь, покрытую жухлой травой и кое-где мелким кустарником.

– Да что же это такое! – вскричала Марина. – Я так больше не могу – ходим-ходим, и все неизвестно куда. Хотя… погоди, кажется, я знаю это место. Это Лысая поляна, она на север от деревни!

– Отлично, и куда нам идти?

– Вон туда, конечно! Там прямая дорога к монастырю.

Несколько шагов, всего несколько – и мой кулон нагрелся так, что обжег мне кожу.

– Марина, стой!

Но она уже и сама остановилась – навстречу нам двигались люди. Трое или четверо, я узнала злых дядек из зала. Вот уж действительно – на их грубых лицах сияли отвратительные ухмылки. Попытка броситься назад ни к чему не привела, оттуда тоже появились три знакомых силуэта. Уж «ядерную войну» и ее мамашу я ни с кем не спутала бы. Вправо, влево – бесполезно. Мы попали в самое настоящее окружение. Марина тоже поняла это, потому вцепилась мне в руку и заплакала.

А они подходили все ближе, ухмылялись с самым недобрым видом, но пока не предпринимали попыток напасть. Бежать было бесполезно, сопротивляться – бессмысленно…

Непонятно откуда появился Дед. Он подождал, пока все соберутся, и заговорил – тихо, но в наступившей звенящей тишине отчетливо слышно было каждое его слово.

– Вот что бывает, когда наших детей растят всякие недостойные личности. Теперь, моя дорогая, – обратился он к мамаше «ядерной войны», – уже и я вижу, что толку от этой девчонки не будет. Какова мать, такова и дочь – строптивая, своевольная. Нам такие не нужны. Ты, – это он уже ко мне, – отреклась от нашего рода, презрела наш дар. Хотя к тебе отнеслись здесь с таким уважением, какого не удостоилась в нашем доме ни одна женщина. Ну что ж, будь по-твоему. Однако, господа, как ни крути, а в ней течет наша кровь, и уж разбрасываться своей кровью нам не следует. Так возьмем же эту кровь обратно себе! Раз она не захотела стать одной из нас, значит, будет жертвой.

Не успела я окончательно осознать смысл этих страшных слов, как окружающие меня люди – впрочем, какие там они люди! – начали меняться.

Лицо ближайшего ко мне «злого дядьки» обратилось мордой какой-то диковинной рептилии, складчатая голая кожа покрыла все тело, ставшее невероятно длинным, метра три там было точно. Второй, напротив, оброс мехом, а морда превратилась в что-то среднее между медведем и свиньей, с оскаленных клыков капала пена. «Ядерная война» осталась верна себе – ее разнесло до неимоверных размеров, а морда почему-то стала точь-в-точь крысиная, только опять же размеров немалых. А вот ее мать, наоборот, вытянулась в нечто дохло-сушеное, опять же похожее на рептилию, ребра проглядывали по всей длине, а в пустых глазницах мумифицированной головы непонятного вида клубилась тьма.

Марина ахнула и еще крепче вцепилась в мою руку. А ведь она, бедная, уже такое видела, и тогда ей удалось спастись. А теперь…

Я обняла Марину за шею и прижала ее лицо к своей груди. Пусть хотя бы не видит.