Место для битвы - Мазин Александр Владимирович - Страница 56

И все опять потекло, поплыло, и не стало ни Невского, ни толпы…

Под ногами опять была умятая сапогами трава, вокруг – Игоревы гридни, а перед глазами – Серегино предплечье, продырявленное ножом.

Очень медленно, плавно Духарев потянул нож обратно. Обтер лезвие льняным лоскутом, потом, тем же лоскутом, перевязал рану. Крови было немного, но ее хватило, чтоб показать: Духарев не ульфхеднар и не берсерк. Обычный человек. Варяг.

– Варяг! – одобрительно каркнул боярин одесную князя.

– Как и ты! – сказал ему Устах.– Но я слыхал: русь уже забыла варяжскую Правду!

Ближний боярин князя насупил брови, готовя гневный ответ, но Игорь остановил его.

– Сколько тебе лет? – спросил великий князь киевский.

– Двадцать восемь,– ответил удивленный Духарев.

Легкая тень легла на лицо Игоря. Словно облачко набежало.

Князь умолк и молчал довольно долго. Все ждали…

Глава сорок первая

Варяжская правда

«Двадцать восемь…– думал великий князь.– Двадцать восемь было моему Олегу[24]…»

Великий князь киевский не очень-то любил своего первенца, пока тот был жив. Сын напоминал ему о том, чье имя носил, Олеге Вещем. Казалось, сын Игоря унаследовал не только имя, но и удачу того, в честь которого был назван. Игорь позволил сыну княжить в Тмутаракани, что, помимо прочего, давало право на титул хакана. Тмутаракань, небольшой лоскут земли вокруг пролива, связавшего Сурожское и Русское море, богатая Тмутаракань, сильная и вольная, ключ Крыма, кость в горле Хузарского царства, шип в боку ромейской Таврии. Русский хаканат, которому, в силу своего положения, нужен был правитель сильный и умный, умеющий ладить с разноплеменным населением и полувраждебным окружением. Игорь не без ревности наблюдал, как первенец его, молодой сокол, входит в силу, и близится день, когда сын станет сильнее отца. Игорь боялся этого дня, но сейчас, когда Олега уже нет в живых, великий князь, вспоминая сына, искренне сожалел о его смерти.

Игорь очнулся от мрачных мыслей. Если Скарпи прав и этот варяг действительно перехватил ромейское золото, надо заставить его это золото вернуть. Как это сделать, если пытка бесполезна? Надо понять, что он есть, этот гордый полоцкий гридень. Кто его товарищи, чем и кем он дорожит, каковы его чаянья?

Товарищи… Природный варяг, хузарин из благородных и мальчишка-отрок с нежным девичьим лицом. Природный варяг наверняка тоже знает, где золото. Но будет молчать. Князь очень хорошо знал эту породу. Именно на таких опирался Олег Вещий. То были люди надежные, но неудобные, потому что ставили свою Правду выше княжьей власти. Стоило такому воину решить, что князь поступает не так, как следует, – и повиновение варяга кончалось. Нурманы, наемники, были куда удобнее. Ничуть не худшие воины, они служили, пока князь им платил, и благополучие их зависело только от князя. У нурманов, свеев, данов не было опоры на его земле. Их язык был чужим славянскому племени. А варяги, даже природные, были одной крови с теми же полянами, древлянами, кривичами. Беда в том, что уходили они из дружины киевского князя не в дальние земли, а к другим князьям: Роговолту, Свенельду…

– Ты служишь Свенельду, верно? – спросил великий князь.

– Да, – подтвердил Сергей.

– Свенельд – мой воевода. Ты должен повиноваться мне.

– Вассал твоего вассала – не твой вассал[25],– возразил Духарев.

– Что? – не понял князь.

– Я не служу тебе,– отчеканил Духарев.– Я служу Роговолту полоцкому. А Роговолт, князь полоцкий, послал меня служить не Свенельду, киевскому воеводе, а Свенельду – князю уличскому и древлянскому.

Говорить такое великому князю киевскому было не слишком умно, но внутри Духарева постепенно нарастала ярость. Гордость, блин! Гордыня. Ни к чему хорошему не приведет. Серега это понимал, однако остановиться уже не мог.

Духарев знал о трениях, возникших в последние годы между Игорем и Свенельдом. И Игорь, по мнению Сереги, вел себя вовсе уж непорядочно. Предложил воеводе своими силами примучить уличей, пообещав, что дань с них, да еще и с древлян упрямых пойдет лично Свенельду. Это было нелегко, поскольку угры не имели никакого желания отдавать своих данников, но Свенельд довел дело до конца. А когда воевода и его дружина упорством и собственной кровью заплатили за победу, киевский князь заявил, что новые земли добыты для него, и он сам будет собирать с них дань.

Свенельд, естественно, обиделся. Причем настолько, что в прошлом году даже отказался идти с князем на ромеев. И из дружины его никто не пошел.

Но на прямой конфликт с Игорем Свенельд не отваживался. Говорили, что из-за жены Игоря, княгини Ольги. Говорили, естественно, шепотом. Были у князя уши, способные слышать шепот? Может, и были. Сереге слышать шепот было не обязательно. Кое-что он своими глазами видел. И вообще, ему ли бояться Игоря? Что тот ему сможет сделать? Убить? Ах, как страшно! Да его уже два года постоянно пытаются убить!

– Значит, ты служишь не мне, а моему воеводе Свенельду? – негромко осведомился князь.

– Да! – отрезал Духарев.– Ему. Роговолту. И Правде!

– А я, по-твоему, выходит, Правду рушу? – совершенно спокойно поинтересовался великий князь.

Он реагировал совсем не так, как ожидал Духарев. Это спокойствие было хуже, чем гнев.

«Варяг есть варяг,– подумал Игорь.– Упрямство, гордость. Варяг Серегей… Я о нем уже слышал. Надо вспомнить, от кого?»

Отрок (этот не в счет), два варяга и хузарин. Благородный хузарин… Который ничем не лучше варяга. Та же гордость, высокомерие и упрямство. Игорь не раз встречался с хузарским хаканом Йосыпом, Игорь знал хузар и ладил с ними. Но не с такими. У хакана Йосыпа были схожие проблемы. Родовитая хузарская знать для него, все равно что варяги – для киевского князя. Йосып тоже предпочитал опираться на наемников, чужих по крови и вере и потому верных хозяину, а не обычаю. Отважные и гордые хороши, когда царство расширяется. Именно варяги отняли у Хузарии ее данников, но сейчас, когда надо не расширять, а удерживать, наемники надежнее. Так и у хузар, и у ромеев. Игорь расширять не собирался. Ему хватало земель. Не хватало денег.

– Значит, я, по-твоему, рушу Правду? – спокойно спросил великий князь.

– Пусть там,– Духарев показал на небо,– разберут, кто из нас прав.

Это была еще большая наглость: поставить себя на одну доску с великим князем киевским. Серега откровенно нарывался. И, черт возьми, он был в своем праве! Он варяг, но и Игорь, будь он хоть трижды великий, тоже варяг!

– Перун,– мрачно произнес Духарев.– Пусть он нас рассудит.

– Значит, ты хочешь Правды? – вкрадчиво произнес Игорь.

– Хочу! – последовал твердый ответ.

– И хочешь, чтобы Перун рассудил, кто из нас прав?

– Да!

– И если Перун будет на моей стороне, ты ответишь на мой вопрос?

– Да! – подтвердил Духарев, подумав: «Если меня прикончат в поединке, отвечать будет некому!»

Но князь был достаточно умен.

– Или ты, или твои друзья, так?

– Так,– нехотя подтвердил Духарев.

– Так,– после короткой паузы подтвердили Устах и Машег.

– Добро! – кивнул князь.– Ты будешь биться пред Перуном с моим витязем. И будет так, как рассудит наш бог. Все слышали?

Слышали все. Ритуал был соблюден, и теперь…

– Асмуд! – властно произнес князь.

– Я, батька! – тут же откликнулся ближний боярин.

– Постоишь за меня пред судом божьим?

– Мне? С ним? – в голосе княжьего варяга прозвучало удивление.

Глава сорок вторая

Асмуд, сын Стемида

Асмуд. Серега уже слышал это имя. Из уст княгини Ольги. Когда Духарев предлагал, так же как сейчас, через поединок призвать к ответу боярина Скарпи.