И было утро... Воспоминания об отце Александре Мене - Коллектив авторов - Страница 6

ORBUS PICTUS ROMANUS

В третьем классе начинались новые предметы: история, алгебра и латинский язык. Поэтому я с нетерпением ждала начала занятий и уже с 1–го августа начала считать дни до начала занятий и приготавливать тетради.

Папа давно уже говорил мне о том, что в алгебре вместо цифр складывают и вычитают буквы и что, если написать (а+б), то из этого может получиться что‑то совсем неожиданное. История была для меня уже чем‑то родным и желанным, ведь так хорошо было, читая книги, воображать себя на берегах Нила или прятаться внутри огромного Троянского коня.

Но латинский язык привлекал, пожалуй, больше всего. Латинский язык не в воображении только, а реально вводил в жизнь древности и обогащал внутренний мир, делая каждого из нас собеседником Цицерона и Юлия Цезаря. А разве не приятно знать назубок все 5 латинских склонений, которых не знает никто из девочек, кончающих женские гимназии!

В магазине «Сотрудник школы» Залесской покупались новые тетради. Маленькие тетради для слов выглядели, как игрушки. Теперь мне понадобилось их целых четыре. Кроме французских и немецких слов я буду записывать латинские слова и главные определения по алгебре.

Первые дни занятий в третьем классе были праздником. В маленькой тетрадке на первой странице было написано, что такое «коэффициент» и мне казалось, что открылась дверь в какой‑то новый, ещё незнакомый мне мир, а на книжке с изображением римского форума стояла надпись «Orbus pictus Romanus» («Римский мир в картинках»). Теперь эта книга и все эти непонятные надписи и рассказы скоро станут моими.

ПО ЦИРКУЛЯРУ

Стараниями учителей и родителей в нашей гимназии была создана такая обстановка, что мы почти не чувствовали гнёта существовавшего тогда в стране режима. Иногда учителя прямо говорили о том, что полицейско–монархический строй является несправедливым и что наступит время, когда в России будет, если не демократическая республика, то по крайней мере, ответственное министерство. Слова «казённая гимназия» означали для нас нечто очень мрачное, и мы очень жалели тех детей, которые туда попадали. Наш учитель истории, Василий Николаевич, был одновременно преподавателем казённой гимназии. Поэтому он, единственный из наших учителей, носил мундир.

Однажды кто‑то из учеников пожаловался на трудность учебника Виппера по древней истории, добавив, что нигде не занимаются по этому учебнику, так как он запрещён циркуляром министерства народного просвещения. В. Н. весь вспыхнул. «Хорошо, — сказал он, — в таком случае давайте жить по циркуляру». И он яркими красками описал нам, во что превратилось бы все наше обучение и вся наша школьная жизнь, если бы мы стали жить «по циркуляру». Картина получилась достаточно убедительная. С тех пор никто уже не заговаривал о трудностях учебников.

ПРИБЛИЖЕНИЕ ВОЙНЫ

А. Г. каждое лето ездила в Париж и закупала там для нас французские учебники и книги для чтения. В третьем классе мы в последний раз получили учебники из Парижа, в 1914 году они могли быть доставлены только из Швейцарии. Книги эти имели особую прелесть. Близкие сердцу ребёнка художественные образы заставляли забыть о том, что рассказы написаны на иностранном языке. Стремление к сильным переживаниям и героическому так сильно на пороге отрочества! Разве можно забыть маленького барабанщика или того маленького героя времён Великой французской революции, которому вандейцы обещали жизнь, если он воскликнет «Viva la Roi!», и который предпочёл умереть с возгласом: «Viva la Republique!»

«Кто из вас поступил бы так же, как этот мальчик?» — спросила А. Г. Наступило глубокое молчание. Казалось, каждый взвешивал силы и не решался подвести итоги. «Я», — робко ответило 2–3 голоса. Много рассказов и стихов было посвящено эпохе франко–прусской войны. Поэты советовали нам:

(«Будем готовиться к войне. Будем готовиться к миру. Будущее — вчера ещё тёмное, приподнимает своё густое покрывало»).

Будущее поднимало своё густое покрывало, надвигалась первая мировая война.

ВОЙНА ОБЪЯВЛЕНА

В деревне, где мы проводили каждое лето, стояли гусары. Они размещались по два–три человека в каждой избе. Это были большей частью молодые крестьяне с Украины. Они нравились нам своей ловкостью, весельем и простодушием. Мы любили их красивых стройных коней и мелодичные призывные сигналы горна, раздававшиеся по несколько раз в день, но приятней всего было слушать их хоровое пение по вечерам. Мы как-то сжились с их бытом, как и с бытом самой деревни.

Часов в 8 вечера гусары собирались у колодца на краю деревни, пели хором вечерние молитвы, а затем воздух долго оглашался то грустными, то весёлыми звуками украинских песен. Мы, дети, уже лёжа в постели, заслушивались их пением, в котором, казалось, изливалось всё, что накопилось в душе каждого из певцов и которое так гармонировало с наступлением летней ночи.

В деревне от времени до времени появлялся торговец мясом. Он проезжал по главной улице на небольшой старой тележке и, сзывая покупателей, протяжно выкрикивал: «У–е-ду, не приеду!» Эти слова оставляли непонятный след в душе и казались мрачным предзнаменованием. Вскоре мясник был взят в армию и убит на фронте. Веничка до конца своей жизни вспоминал эти слова. И ему суждено было уехать и больше не возвращаться…

Стояло лето 1914 года. Все упорней становились слухи о войне. 19–го июля была объявлена мобилизация.

Казалось, всё изменилось с этого дня. Война стала реальностью, повседневной жизнью. Наши друзья — гусары уехали на фронт. Немногие из них остались в живых. Днём и ночью шли мимо нас поезда: на фронт с мобилизованными, с фронта с ранеными.

По ночам раздавались тревожные гудки паровозов, а в стуке колёс слышались зловещие слова:

«у — е д у, — не приеду!»

НЕЗАБЫВАЕМЫЕ СТИХИ

Война изменила все. Как будто все сразу выросли и сблизились между собой. Героическим дышала страна. И сердце росло, расширялось за пределы узкого круга семьи и друзей. Родными казались матери и дети солдат, ушедших на фронт. Наша гимназия организовала свой лазарет. Мы помогали ухаживать за ранеными, читали им, писали за них письма, катали бинты, собирали подарки для фронта. С волнением открывали каждое утро газеты, ждали вестей с театра военных действий. Искали отклика пробудившимся чувствам в искусстве и литературе. Помню, в первые дни войны на концерте я услышала песню, слова которой меня поразили и заставили задуматься:

Все связанное с войной переживалось особенно остро. Однажды я прочла во французской хрестоматии стихи, которые буквально потрясли меня глубиною описанных в них переживаний. Там говорилось о молодой девушке, весёлой и жизнерадостной. Она жила мирно и беззаботно и имела жениха, которого очень любила. Но вот объявлена война. Родина в опасности. Жених уезжает на фронт. Девушка плачет о нём, но и смеяться она не перестала.

«Она закрыла рояль и надела чёрное платье…» Она уходит на фронт сестрой милосердия. Там узнает о том, что жених её убит. Она не предаётся отчаянию, но ещё с большим усердием продолжает исполнять долг милосердия. Однажды в палату приносят умирающего пленною. Она самоотверженно ухаживает за ним. Вечером, рассматривая бумаги больного, она с ужасом узнает, что это тот самый неприятельский солдат, который убил её жениха.