Открыта вакансия телохранителя - Бульба Наталья Владимировна - Страница 54

– Ну ты же не захотел со мной поделиться этими сведениями. Пришлось самой расстараться.

– Я боялся, что ты не только мне не поверишь…

– Но и сочту это за твое стремление вбить между нами клин. – И когда он кивает, сопровождая это полной раскаяния улыбкой, на которую я стараюсь не смотреть, чтобы не поддаться соблазну и не дотронуться до нее, продолжаю: – Вполне возможно. Но как ты собирался этого избежать?

Его взгляд становится загадочным, и я понимаю, что ответа на свой вопрос в ближайшее время я не получу.

– А если бы я спутала твои карты?

Довольная улыбка озаряет его лицо. И мне приходится сдаться: если дело так и дальше пойдет – он скоро начнет добиваться своего одним движением губ.

– Хорошо, что я должна сделать?

– Передать эльфу мое послание. – В его голосе удовлетворение, а вот в глубине глаз прячется боль.

И я вспоминаю две фразы. Одну, которую произнес он: «Я свой выбор сделал». И вторую, очень похожую на эту, но хрипло и горько. Ту, что вбил в мое сознание отец, провожая меня к порталу: «Ты должна сделать выбор…» И понимаю, что до той решительности, с которой Закираль сказал свою, – мне еще очень далеко.

– И что там?

– Там находится то, что поможет ему добиться его целей иными способами, более приемлемыми, чем тот план, который он наметил.

– Остается Тамирас.

– Он не справится один. Да и разговор с твоим братом должен заставить его задуматься о том, стоит ли это делать.

– Ты и их слушал? – Это уже не удивление, это – осознание того, с кем я, пусть и не по своей воле, связалась.

– Нет. Я их видел. – И он опускает голову, словно пряча от меня то, что творится в глубине его глаз. Но мне хватает и того, что я уже успела увидеть, чтобы понять: это было достойно исторических хроник. – Да и то только до того момента, как они перешли к четвертой по счету бутылке вина. Дальнейший их разговор был поучительным с точки зрения общения с дамами, но совершенно бесполезным для решения наших проблем.

Вот только… улыбаться мне уже не хочется.

– Ты…

– Знаю, очень рисковал. Но твоя безопасность для меня сейчас самое главное. И еще, прежде чем ты отдашь свиток эльфу, пусть на него взглянут твои братья. Для них это тоже представляет некоторый интерес.

– Но мне ты не скажешь? – И хотя беспокойство в моем сердце продолжает нарастать, я выпускаю на волю самую свою лукавую улыбку, которой он мгновенно вторит аналогичной.

– Нет. – И по тому, как твердо, несмотря на веселость во взгляде, звучит его ответ, я понимаю, что ничего иного услышать мне нельзя, да только сдаваться я не собираюсь.

– А если я очень попрошу? – Делая вид, что не замечаю, как далеко его ласковые пальцы пробрались вверх по моей руке.

– Если Ролан посчитает необходимым – он поделится с тобой. – Все так же, без единого намека на то, что готов уступить.

– То, что там находится, опасно для тебя? – И по тому, как в глубине его зрачков, в которые я напряженно вглядываюсь, мелькает обреченность, нетрудно догадаться, что я оказалась права. Хоть этот вопрос и вырвался неожиданно для меня самой. – Как мне связаться с тобой, если ты мне срочно будешь нужен?

Его пальцы чуть заметно напрягаются, но голос, когда он отвечает, звучит удивительно спокойно:

– Твой передатчик автоматически включится, как только ты произнесешь кодовую фразу: «Ты мне нужен, Закираль». Именно в такой последовательности. Для меня это будет сигналом. И еще мне удалось подсадить в твою ауру одно хитрое заклинание, свою собственную разработку. Оно связывает нас с тобой двусторонним каналом. Так что в случае необходимости я смогу вытянуть тебя из любого места. Даже из другого мира, если потребуется.

– Если тебе на это хватит сил.

– Даже если у меня совсем не будет сил. Мне удалось отделить источник заклинания от него самого, поэтому обнаружить его практически невозможно и работает оно даже из-под серьезной магической защиты.

– Я смогу воспользоваться им?

И по той короткой паузе, которую он делает, я могу понять, что отвечать на мой вопрос он очень не хочет. Но и лгать мне даже в такой мелочи не намерен. И это в очередной раз возвращает меня к вопросу о вере и доверии, в которых меня убеждают не его слова, а поступки.

– Да. Но после того как сможешь определиться в отношении меня. Это ограничение, которое я в него вложил.

Мне с огромным трудом удается удержать себя от того, чтобы не вздрогнуть. И не высказаться по поводу его методов моей обработки. Потому что все, что я вижу и ощущаю, все, на что откликается моя душа, продолжает говорить лишь об одном: он отдал мне себя всего. С возможностью распоряжаться его жизнью и смертью, с возможностью карать и миловать, с возможностью принять его или отвергнуть. И все, что он просит взамен, быть осторожной. Беречь себя. Но не для него – для самой себя.

Но это не было последним испытанием, которое выпало мне на сегодня. Потому что следующую фразу он произносит с тем же выражением на лице, с которым он мог бы рассуждать о том, насколько теплой выдалась нынешняя осень – отстраненно:

– И запомни имя – Агирас. Это единственный даймон, который может прийти к тебе от меня.

С каким трудом мне удается кивнуть, не поддавшись панике, что охватывает меня, вряд ли будет дано кому-нибудь узнать.

И, возможно, именно осознание той опасности, что грозит нам обоим, заставляет меня сделать то, что хоть и кажется неожиданным, но настолько естественно, что поступить иначе я не могу.

– Я обещаю, что не буду тебя мучить. – И моя рука, не та, что уже находится во власти его нежности, а другая, сама, повинуясь воле чувств, что вопреки всем доводам тянут меня к нему, касается его щеки. – Я сделаю свой выбор, если ты мне поможешь. – Мои губы становятся непослушными и отказываются не только говорить, но и выпускать на волю ставшее прерывистым дыхание. Замирая в жажде ощутить вкус его губ, притягивающих к себе искристым контуром.

– Наташа…

– Ничего не говори. – И я сама, обвив его шею руками, заставляю склониться ко мне. – Не надо.

И еще замечаю, как обжигающее желание и смятение борются в его глазах друг с другом, как его ладони робко, словно боясь опалить, ложатся на мою спину и притягивают меня к его сильному, крепкому телу. Я начинаю проваливаться в бездну, когда он, все-таки проиграв в битве с предостерегающим его разумом, касается меня сначала очень осторожным, но с каждым мгновением становящимся все более страстным поцелуем.

Не знаю, сколько продолжается это безумие, но мы останавливаемся одновременно. Я, потому что легкие начинают разрываться от нехватки воздуха, он – вслушиваясь в то, что доступно лишь ему одному.

– Мне нужно уходить.

Его взгляд… Полон восторга, тревоги и боли. И все это отражается на его лице неукротимой решимостью, которая для меня значит больше, чем все клятвы и уверения в бесконечной любви.

– Береги себя для меня. – Я произношу эти слова, понимая, что теперь и для меня они значат не меньше, чем для него. И только благодаря тому, что ловлю взглядом каждое его движение, каждый жест, каждую эмоцию, замечаю, как легкий вздох облегчения сменяется стремительно опадающими ресницами, пряча от меня выступившие на его глазах слезы.

– Береги себя для меня. – Как эхо повторяет он за мной и исчезает в пелене перехода, который совершенно не похож на те, с которыми я раньше имела дело.

А я откидываюсь на подушки и пытаюсь успокоить взбудораженное поцелуем и прощанием дыхание. В надежде, что успею сделать это до того, как желающие меня побеспокоить прервут мое краткое одиночество.

Стук в дверь раздается тогда, когда я уже вполне готова изобразить из себя барышню, только что отошедшую ото сна.

Я несколько медлю с ответом, и лишь когда стук повторяется, отвечаю чуть хриплым голосом:

– Войдите.

Будем считать, что и в это утро удача меня не оставила. В комнату, повинуясь моему разрешению, входят братья.

Причем оба, на мой внимательный взгляд, выглядят несколько помятыми.