Хозяйка мельницы (СИ) - Демина Евгения Александровна - Страница 6

Волк приготовился к прыжку. Тур нацелил рога.

— Да отойди ты от меня и щенков своих малахольных забери — вишь заходятся.

Радей и Владко согнулись пополам, Светан уже катался по земле. Князь поднял его за волосы.

— Чего устроили? Никто вас не подвесит. Я вам сам всё оторву.

И подзатыльниками погнал на крыльцо.

Воевода гордо удалился.

Зрители расходились.

— Да вас не просто уронили, а на шило! Ну ладно, эти без мозгов, но ты — женатый человек! С воеводой меня ссорите! Да за ним весь город и дружина собственная! А князя, если неугоден, и убить могут, не знаете что ли?

— Да я-то тут причём? Я вообще дома был. Вон, Рогнеду спроси.

— Помолчи про свою Рогнеду!

— Да не было его с нами, — подал голос Братислав. — Мы втроём. Меньшие тоже ни при чём. Ухо Радкино отпусти.

— Не она ли тут постаралась? — Светан оправил тесьму на лбу. — Ты позавчера её учил — с коня упал. Я — сегодня, так ты вот меня обвиняешь…

— Теперь уж мы с ней потолкуем, — заверил Булгарин.

— Сначала со мной потолкуй.

С посохом наперевес, как с копьём, отец затолкал их в двери.

— Тятя! Тятя!

Князь повернулся на бок, погладил ногой Веснину щиколотку. Наложница сопела рядом, зарывшись в одеяло.

— Тятя! — Вешка потыкал его в плечо.

Снял со лба пряди, выплюнул волос:

— Ну чего тебе?

— Владко не просыпается. И Братин. И Святча.

— Ну подожди, рано ещё. Спят. Меня зачем разбудил?

— Они всегда рано встают, а сейчас не проснутся.

Весна положила руку на бедро мужа.

— Ладно. Сейчас. Иди пока.

Солнце свысока било в щели ставней. Сыновья всегда вставали раньше отца. Да, поучил вчера маленько. Но не того они здоровья, чтобы после порки слечь.

Натянул гачи,[31] рубаху, нашаривал сапоги.

Весна села поперёк составленных лавок, пятками упёрлась ему в поясницу.

— Отстань, и так больно.

— Давай я Есю попрошу, она ж ворожка.

Есень была её старшей сестрой и жила на отшибе, поближе к лесу.

— У нас своя есть.

— Я с тобой!

— Да не ходи ты к ним! Ну как ты не поймёшь!

— Конечно, ты на мне не женишься, а я всё не пойму, — Вёсенка потянулась и стала переплетать медно-бурую косу. Глаза спросонья припухли. Полупрозрачный пушок над углами рта смотрелся так, будто она перепачкалась. Но князь-то знал её красоту.

— Не женишься, а взаперти держишь как жену. Вот пойду сегодня к Гордею…

— Ещё скажи куда и когда. Знать, избавиться от него хочешь, — конец ремня не попадал в пряжку. — Плащ где?

— На сундуке, в головах. Дай подколю.

— Уйди ты. У меня с детьми непонятно что, а ты нашла о чём говорить.

— Хоть скажешь, как всё обойдётся? Я в девичьей буду.

— Скажу.

Его встречали Вешка и Светан.

— Опять сестрица ваша? На них теперь отыгрывается?

— Она сама давно проснулась. С восхода бёрдом[32] стучит. Рушник, говорит, последний успеть в приданое.

В сыновней горнице собрались уже вои и варяги. Посреди, на полу, мирно спали, прижавшись друг к другу, Владислав, Братислав и Святополк.

Отец отдышался:

— Ну спят — и что? Будить нельзя, сами знаете.

— Средний про мельницу бормотал, — ответил Гордей, тот самый, которого назвала Весна.

Была у Булгого такая привычка. Он и теперь что-то шептал в шею Святче. Тот лежал неподвижно, Владко вообще улыбался.

— Не похоже, чтоб мара[33] их оседлала, — высказал Эрик. Кнуд был его другом, а Аскольда он принимал как родного. Конунг обычно во всём ему доверял, и сейчас был согласен. Уж слишком счастливые лица у княжичей.

Хильдико вклинилась между мужчинами:

— А что это за мельница? Все эту мельницу поминают. Вот, Доброгнева недавно расспрашивала, якобы есть в лесу мельница. А девушку на дороге помните?

— Мельница в Коростене одна, — возразил Аскольд. — На реке, как и водится. А у хозяев дочери были, это я помню.

— Я тоже помню, — кивнул Эрик. — Наверно, теперь и делят. А девичьи сказки — я б им не верил.

— Да нечего делить! — вскричал Ростислав. — Живы родители, дочерям делить нечего. Позавчера видал, когда Вихря на берег вывел…

— Я вот думаю, если мельница… — начал дружинник Лют.

— …то наш Дед[34] ею ведает, — завершил князь. — Пойду просить. Один.

Там, где ели сплелись колтунами, растоптали поляну под капище. На столбе деревянном — человек не человек, зверь не зверь, в гнезде из еловых корней уселся. Спустился по ним Ростислав как по ступенькам, поставил перед Хозяином две кринки — с молоком и мёдом. Раскопал крышку ларца, врытого в землю, достал оттуда волчью шкуру. Надел — головой к голове, спиной на спину. Отпил по глотку из кринок.

— Велес-отец, зверям властитель, людям даритель, заплутали мои сыновья во сне рядом с мельницей. Чай, тебе ведомо. Помоги…

Льются на землю молоко и мёд — половина.

— …Наградил меня детками, думал, в радость будут…

Говорит Ростислав о своей жизни, допивает остатки.

Пьяный дым курится вокруг Велеса, сдвинулись деревянные брови.

Тихо в ельнике, голос впитывает, как земля подношение. Не разводит владыка костров, не сереют на поляне кострища. Только если изтрава[35] — зажгут, есть сырое порой не сподручно, промерзает зимою дичь. Лес не любит огня, и Хозяин не любит — то скорей для Громовника.

Посидел перед идолом князь, помолчал напоследок. Снова спрятал волчину, взял посуду, поклонился и вышел из круга.

Дымно в гае, парит. Пахнет топью. Там, на запад, большие болота.

Ростислав вышел прямо к усадьбе — к задним воротам, где пускали телеги с дровами. Частокол огибала ватага: с двумя лодками на плечах, третью поставили на полозья и тянули как сани. Тот, кто шёл впереди, бросил лямку.

— Гой еси, здорав буди. Мы к нему, а его и дома нет. Марит у вас. Которую неделю дождя не было?

— Драгош, ты ли?

— Что я, так постарел?

— Да уж не помолодел.

— Обижаешь. Сам-то вполовину седой.

— Смотрю, соскучился ты по мне, — князь положил ношу в сани, со всеми здоровался и припал к плечу гостя. — Ну, воспитанник, зачем пожаловал?

— За дорогим товаром, аль забыл?

— Как забыть. Раз нашёлся жених на старшую.

— Как на старшую? Ты мне что обещал?

— Обещал, какая будет в возрасте.

— Так их две.

— А вторая просватана.

— Видно плохо у тебя с памятью, — Драгош стукнул его меж лопаток.

— Может и плохо. Не всё гладко у нас нынче. Сейчас сам увидишь.

Но пока уходил — сыновья проснулись. Рассказали, волками сновали по лесу, погнались за лаской. Далеко завела охота, чуть не до самой Припяти. Набрели в глуши на маленькую речку, а там мельница. Вышла девушка, позвала их, погладила. Братин клялся, похожа на Младу рядовичеву,[36] Святча говорил — на Звеницу, Звениславу, дочку гридня[37] Хоря. Владислав промолчал.

— Не согласен, — смеялся Булгарин. — Сейчас скажет, на Аскольдову сестру.

Владко показал кулак и пошёл умываться. До сих пор в голове стоял шум воды, пальцы чуяли под ногтями супесь, на загривке лежала девичья рука. А девица — и правда, вылитая Хильдико.

Князь Драгош

Хильдико разрешили обедать со всеми. Брат перед свадьбой был в хорошем настроении, а древлянский конунг принимал новых гостей. В девичьей она услышала, это радимичи, с Присожья. Там один князь, Твердислав, отдавал своего сына Драгомира сюда на воспитание. А теперь этот сын вернулся — навестить дядьку. Вроде и не так чтоб молодой — старше Светана, лет двадцать пять-то будет. Вроде вдовец, жена умерла при родах. Вроде как ищет другую.