Захватчики под парусами - Эмар Густав - Страница 16

— Завтра вы их получите, граф.

Поклонившись почти до земли, комендант вышел, пятясь задом.

— Я не ошибся, — весело прошептал граф, когда тяжелая дверь закрылась за майором, — я не ошибся, я верно оценил этого человека, в нем сосредоточились все пороки, но самый главный в нем порок — скупость! Кажется, я сделаю с ним все, что хочу. Но я не должен спешить, мне надо действовать очень осторожно.

В уверенности, что его не потревожат несколько часов, граф отпер чемодан, принесенный солдатами, чтобы удостовериться, правду ли сказал комендант и точно ли все вещи в целости. Действительно, чемодан был нетронут.

Предвидя вероятный арест, граф, перед тем как пуститься в погоню за герцогом Пеньяфлором, купил несколько вещей, которые теперь с величайшим удовольствием нашел в чемодане. Кроме одежды и белья, в чемодане лежала очень тонкая и крепкая веревка длиной в сотню метров, две пары пистолетов, кинжал, шпага, порох и пули. Эти вещи, которыми граф запасся на всякий случай, комендант конфисковал бы без всякого зазрения совести, если бы обнаружил их. Стало быть, чемодан раскрыт не был.

Еще в чемодане лежали стальные и железные инструменты, а в двойном дне, старательно скрытом, — тяжелый кошелек с суммой в двадцать пять тысяч ливров золотом, не считая другой суммы, почти столь же значительной, испанскими дублонами, зашитыми в широкий кожаный пояс.

Как только граф удостоверился, что комендант ему не солгал, он старательно запер чемодан, повесил ключ на стальной цепочке себе на шею и спокойно сел у камина.

Размышления его были прерваны тюремным сторожем. На этот раз тюремщик принес ему не только полный набор постельного белья, гораздо лучше того, который он доставил прежде, но прибавил к нему ковер, зеркало и даже туалетные принадлежности. Стол он накрыл скатертью, на которую поставил довольно вкусный обед.

— Комендант просит у вас извинения, — сказал тюремщик, — завтра он пришлет вам все, что вы потребовали от него, а пока он прислал вам книги.

— Хорошо, друг мой, — отвечал граф, — как вас зовут?

— Ла Гренад.

— Комендант вас назначил служить мне, Ла Гренад?

— Да.

— Друг мой, я нахожу, что вы человек хороший, вот вам три луидора. Если я буду вами доволен, то каждый месяц буду давать вам столько же.

— Если б вы ничего не дали мне, — отвечал Ла Гренад, взяв деньги, — это не помешало бы мне служить вам со всем усердием, на которое я способен. Я беру эти три луидора только потому, что такой бедный человек, как я, не имеет права отказываться от подарка такого щедрого мсье, как вы. Но, повторяю вам, я готов служить вам и вы можете распоряжаться мною как вам угодно.

— Однако я вас не знаю, Ла Гренад, — с удивлением сказал граф, — откуда у вас такая преданность ко мне?

— Я готов сказать, если это вас интересует. Я дружен с мсье Франсуа Бульо, которому я многим обязан; это он приказал мне вам служить и повиноваться во всем.

— Как добр этот Бульо! — воскликнул граф. — Хорошо, Друг мой, я не буду неблагодарным. Ступайте, вы мне не нужны теперь.

Тюремщик подложил дров в камин, зажег лампу и ушел.

— Ах! — сказал граф, смеясь. — Прости, Господи! Мне кажется, что, хотя я кажусь пленником, по сути я являюсь таким же хозяином в этой крепости, как и комендант, и в тот день, когда я захочу, выйду отсюда, и этому не воспротивится никто. Что подумал бы кардинал, если бы знал, каким образом исполняются его приказания?..

Он сел за стол, развернул салфетку и с аппетитом принялся за обед.

Все случилось так, как было условлено между заключенным и комендантом. Прибытие графа де Бармона в крепость оказалось крайне прибыльно для майора, который с тех пор, как получил командование над этой крепостью, не имел еще случая извлечь хоть какую-нибудь выгоду из своего положения. Поэтому он обещал себе возместить сполна вынужденное отсутствие доходов за счет своего единственного пленника.

Комната графа была меблирована так прилично, как только возможно. Ему дали — разумеется, за очень большую сумму — все книги, какие он просил, и даже позволили прогулки на площадке башни. Граф был счастлив, насколько позволяли обстоятельства, в которых он находился. Никто не предположил бы, видя, как он усердно трудится над математикой и навигацией — он чрезвычайно заботился об усовершенствовании своего морского образования, — что человек этот питает в сердце мысль о неумолимом мщении и что эта мысль не оставляет его ни на мгновение.

С первого взгляда намерение графа позволить своим врагам заключить себя в тюрьму, когда так легко было остаться на свободе, может показаться странным; но граф принадлежал к числу тех словно высеченных из гранита людей, намерения которых остаются неизменными, которые, раз приняв какое-то решение, с величайшим хладнокровием рассчитав возможности успеха и неудачи, идут прямо по намеченному пути, не обращая внимания на препятствия, встречающиеся на каждом шагу, и преодолевают их, потому что они решили, что все должно быть именно так. Такие характеры возвеличиваются в борьбе, достигая рано или поздно назначенной цели.

Граф понял, что всякое сопротивление кардиналу кончится для него верной гибелью. Множество доказательств подтверждало эту мысль. Убежав от стражей, которые вели его в тюрьму, он остался бы на свободе, это правда, но изгнанный, он был бы вынужден покинуть Францию и скитаться в чужих краях, одинокий, без средств, вечно настороже, вечно остерегаясь, не имея никакой возможности что-либо узнать о человеке, которому жаждал отомстить, кто отнял у него любимую женщину и разбил не только его карьеру, но и счастье. Граф был молод, он мог ждать; кроме того, как он сказал Бульо в минуту откровения, он искал страдание для того, чтобы убить в себе всякое человеческое чувство, еще оставшееся в сердце, и явиться перед врагом совершенно неуязвимым.

И кардинал Ришелье, и Людовик ХШ к тому времени были серьезно больны. Смерть их должна была привести к смене царствования через два, три, четыре года, никак не позже, и одним из последствий этой двойной кончины должен был стать выход на свободу всех узников тюрем, заключенных покойным министром. Графу было двадцать пять лет; следовательно, у него впереди было много времени, тем более что, вернувшись на свободу, он вступит во все свои права и в качестве врага кардинала Ришелье будет хорошо принят при дворе. Таким образом у него появится возможность воспользоваться всеми выгодами своего положения против врага.

Только люди, одаренные непоколебимым характером и уверенностью в себе, способны на такие расчеты, и этим людям, так решительно полагающимся на случай, всегда удается все, что они хотят сделать, если только смерть не остановит их.

Через Ла Гренада, с молчаливого согласия коменданта, который закрывал глаза с очаровательной беспечностью, граф не только узнавал все, что происходило вне стен тюрьмы, но и получал письма от своих друзей и даже отвечал на них.

Однажды Ла Гренад передал ему за завтраком письмо. Письмо было от герцога де Белльгарда, а доставил его Мигель — добрый моряк не захотел жить вдали от своего бывшего командира и сделался рыбаком в Антибе, а Тихий Ветерок определился к нему в помощники. Граф поручил Л а Гренаду просить коменданта уделить ему несколько минут. Майор знал, что каждое посещение своего пленника приносит ему выгоды, и поспешил к нему в комнату.

— Вы знаете новость? — тотчас спросил его граф.

— Какую новость, граф? — сказал майор с удивлением, так как действительно ничего не знал.

Находясь на окраине королевства, комендант узнавал все новости только случайно.

— Кардинал умер; я узнал это из достоверного источника.

— О-о! — только и сказал майор, сложив руки. Эта смерть могла лишить его места.

— Его величество король Людовик Тринадцатый очень болен, — прибавил граф.

— Боже мой, какое несчастье! — вскричал комендант.

— Это несчастье может быть счастьем для вас, — заметил граф.

— Счастьем?! Когда я могу лишиться своего места! Ах, граф! Куда же я денусь, если меня прогонят отсюда?