Проклятие короля - Горъ Василий - Страница 16

С середины осени и до конца зимы я практически не выходила из своих покоев – с утра до поздней ночи изучала базовые руны гармонизации для двенадцати основных и восьми вспомогательных каналов жизни, точки воздействия на сами каналы, симптомы заболеваний и отравлений и много чего еще. А как только на заднем дворе стаял снег, стащила в оружейной комнате самую легкую ржавую железяку, самую короткую кольчугу, вместо поддоспешника надела старое платье и, решив, что выгляжу как подобает воину, приперлась к старому Нашту. Учиться махать мечом: в трактате Гериельта Мудрого утверждалось, что скорость восполнения и траты запаса силы МОЖНО УВЕЛИЧИТЬ. Если достичь гармонии тела и духа…

Кстати, вникать в то, что написал известнейший теоретик магии Жизни, было на удивление легко – Гериельт Мудрый излагал свои мысли очень образно, доступно и с юмором. Даже тезис «не навреди», здорово ограничивший меня в экспериментах, он умудрился подать так, что мне не захотелось идти ему наперекор. В итоге я смирилась с тем, что человеческое тело – это не только красивая картинка, которую я могу видеть истинным взором, но и сложнейший инструмент, любое вмешательство в который должно быть чем-то оправдано. В общем, я начала ставить опыты на животных…

Все то, что описывалось в трех первых частях, я освоила года за два. А вот четвертой части, той, в которой должны были описываться печати, придуманные самим Гериельтом, в библиотеке эрра Маалуса не оказалось!

Перекопав все полки и не обнаружив искомого, я бросилась на поиски эрра Маалуса. И отловив его у кузницы, с ходу поинтересовалась:

– Куда вы спрятали четвертую часть трактата?

Ответ иллюзиониста меня просто убил:

– Никуда. Ее не существует. Говорят, что ее уничтожил сам Гериельт. Почему – никто не знает. Кстати, ни в ордене Создателя, ни в Академии, ни в библиотеке его величества ее тоже нет…

– А что мне теперь делать? – растерянно спросила я.

– Напиши ее сама, – пошутил маг. И развел руками…

…Весь следующий год я не вылезала с Колокольной башни. Экспериментировала. Здесь, вдалеке от недремлющего ока ненавистного эрра Валина, я могла творить все, что угодно. Соединять базовые руны в любом угодном мне порядке. Добиваться их обращения. Ускорять и замедлять течение энергии в каналах жизни, любые процессы, происходящие в организме, и анализировать результаты своего вмешательства.

Да, от принципа «не навреди» я старалась не отходить. И, как правило, эксперименты с новыми плетениями сначала проводила на щенках, гусях и поросятах – благо последних в свинарнике всегда было в избытке. Однако, несмотря на такой гуманный подход, за каких-то пару месяцев в среде наших солдат дежурство в Колокольной башне стало считаться наказанием. Соответственно, жертвы внезапных сердцебиений, потливости, приступов слепоты или вспышек зубной боли начали жаловаться на мои «шуточки» своим десятникам. А отдельные смельчаки – старому Нашту. Пришлось принимать меры – личности, виновные в очередном наказании, переставали видеть, слышать, осязать, а отсутствие в замке своего жреца рано или поздно вынуждало их идти ко мне на поклон. В общем, в конце концов, большинство доблестных вассалов моего отца смирились с тем, что в Колокольной башне их жду я. И какая-нибудь очередная гадость…

Единственным человеком, стоически выносившим все, что приходило мне в голову, был мой сводный брат Крегг. Бастард, получивший право носить перечеркнутый герб[42] Орейнов еще в четырнадцать лет. Такой же упрямец, как и я. Парень, к двадцати годам ставший вторым мечом баронства, как никто другой ценил людей, способных не останавливаться на пути к поставленной перед собой цели.

Да, словоохотливостью он не отличался – иногда с обеда и до позднего вечера Молчун не произносил ни одного слова. Зато слушал мои рассказы очень внимательно и с явным удовольствием. Как ни странно, именно в процессе такого вот странного общения у меня частенько рождались самые интересные идеи. Скажем, первую самостоятельно придуманную печать я создала для того, чтобы организм моего ненормального брата, не желающего нормально отлеживаться после ранений, мог использовать для своего лечения чужую жизненную силу. Кстати, название для печати придумал Крегг: внимательно выслушав описание принципа работы получившегося плетения, он ласково потрепал меня по волосам и сказал целых шесть слов:

– Печать Чужой крови… Крыса опять разозлится…

Я довольно осклабилась. И… занялась рунной магией.

Как создавать свернутое плетение в деревянной основе, я знала. В общих чертах: в самом конце третьего тома своего трактата Гериельт Мудрый посвятил этому целых четыре главы. Однако на создание рабочего амулета у меня ушло недели полторы. Причем основную часть этого времени я провозилась с основой: какой бы формы я ни выбирала заготовку, она упорно отказывалась ломаться в нужном месте. Так, чтобы не разрывать нужных плетений, а заставлять срабатывать активатор. В итоге оказалось, что выход лежал на поверхности – достаточно было прорезать в деревяшке достаточно глубокую поперечную канавку, развести печать и ее активатор в противоположные части основы, как амулет стал рассыпаться так, как было необходимо.

Маскировать свое изделие я решила под стандартный амулет Алого безумия стоимостью аж десять золотых монет. Но для того, чтобы Крегг не ошибся при выборе, мне пришлось вырезать на ребре основы несколько маленьких канавок.

Кстати, в процессе создания этого амулета мне пришлось научиться элементам боевой трансформации. Ибо демонстрировать всем встречным и поперечным никому не известное плетение мне почему-то не хотелось. В результате долгих раздумий я пришла к идеальному, на мой взгляд, варианту: сразу же после активации плетение делилось на две части. Которые смещались так, чтобы со стороны напоминать печати Среднего исцеления и Великого восстановления, вдавленные одна в другую. Увы, нити подпитки, разбрасываемые печатью во все стороны, мне спрятать так и не удалось. Но я успокоила себя тем, что чрезвычайно малая толщина и грязно-серый цвет рисунка могут броситься в глаза только ночью.

Работал амулет бесподобно. Но очень уж медленно – мой куцый дар не позволял напитать плетение достаточно большим количеством силы, и раны, периодически получаемые Креггом, затягивались не особенно быстро. Зато для этого ему не требовались никакие жрецы – печать тянула жизнь из его друзей, врагов, лошадей и, кажется, даже из деревьев…

…Закончив создание амулета, я почувствовала себя вторым Гериельтом Мудрым. И чувствовала себя им приблизительно часа два. До того самого момента, когда продемонстрировала его эрру Маалусу.

Вглядевшись в структуру заклинания и не дослушав рассказ о принципах его работы, маг вскочил с кресла, закрыл мне рот ладонью и, склонившись к моему уху, еле слышно прошептал:

– Никогда не создавайте новых плетений, ваша милость! Никогда не рассказывайте о том, что у вас получилось! Даже мне! И… постарайтесь забыть эту печать как можно быстрее! Поверьте, я хочу вам добра, ваша милость… Пожалуйста, поверьте мне на слово!

Перепуганная не столько словами, сколько мертвенной бледностью, разлившейся по лицу выпрямившегося мага, я мгновенно расплела еле видимую в свете свечи печать и тут же унеслась в свою спальню…

Нет, экспериментировать я, конечно же, не прекратила – идейки, то и дело рождавшиеся в моей голове, требовали проверки на практике, – но демонстрировать свои достижения кому-то, кроме Крегга, перестала…

Увидев, что я разглядываю упрощенную копию его печати Иллюзии, избавленную от всего лишнего, эрр Маалус уважительно посмотрел на меня и приложил правый кулак к сердцу:

– Не думал, что вы на это способны, ваша милость…

Проследив за его рукой, я наткнулась взглядом на амулет Великой защиты, висящий на его груди, и застыла: среди тридцати двух свернутых печатей школ Огня, Льда и Разума глаз мгновенно выхватил контур недостроенной точки фокуса Огненного шторма. Той самой, который я так удачно замкнула позавчера. Перед внутренним взором мгновенно возникла картина заживо сгорающего Крысы, а по спине потекла струйка холодного пота.