Кредо. Антология - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 15

— Замечательно, — сказал Артём. — Просто замечательно! Вы ее не слушали?

— Нет пока… а надо?

— Берите диктофон и поднимайтесь в кабинет профессора Агласова. Я у него.

— Сейчас!

Артём спрятал трубку и довольно улыбнулся:

— Вот видите, как удачно! Флэшка нашлась. Сейчас Захар Киреев ее принесет.

Агласов внимательно посмотрел на него. Несколько секунд помолчал, о чем-то размышляя. Потом улыбнулся:

— Как удачно нашлась…

— И не говорите, — поддакнул Артём.

— Я с удовольствием послушаю ее вместе с вами. Но вы продолжайте, продолжайте молодой человек… Итак, если убийство было совершено не из-за денег и не из-за несчастной любви, то что же у нас остается?

— Я попытаюсь объяснить ход своих мыслей, — кивнул Артём. — Иван что-то узнал. Это «что-то» его потрясло. Он кому-то позвонил и поделился информацией. Этот «кто-то» назначил ему встречу в пивном ресторанчике, но сам туда не пришел. Вместо этого — убил Ивана. Орудием убийства послужил отстрельный механизм из лабораторий Бауманки; логично предположить, что убийца здесь и работает. Теперь двигаемся дальше. Почему Иван вообще стал звонить своему будущему убийце? Не поверил своей прежней инкарнации? Хотел исключить возможность ошибки, прежде чем дать делу ход? Тогда этот человек должен быть ему чем-то дорог. Круг подозреваемых сразу сужается… Вы следите за ходом мысли? Тогда двигаемся дальше. Убийца, застрелив Ивана, сохраняет полнейшее хладнокровие. Почему? Видимо, убивать ему не впервой. Возможно, Иван узнал о прошлом убийстве, совершенном этим человеком. Впрочем, даже самое ловкое преступление мало чего стоит, ведь жертва может сразу реинкарнироваться и лет через десять рассказать о преступлении. Вы, наверное, знаете, что жертвы насильственных преступлений, как правило, перерождаются очень быстро? Почему убийцу это не беспокоит?

— Вероятно, потому, что убийца уже очень стар, — спокойно сказал Агласов. — И не рассчитывает прожить больше десятка лет.

— Хорошая мысль, — поддержал его Артём. — Итак, что мы получаем в итоге?

В дверь постучали.

— Входите, — негромко сказал Агласов.

Захар Киреев заглянул в кабинет.

— Здравствуйте, Петр Валентинович… Артём, я…

— Заходи, — сказал Артём. — Итак, мы приходим к мысли, что убийца Ивана работает в Бауманке — раз, в его прошлом есть какое-то непонятное и чудовищное преступление — два, он стар — три.

Киреев, держа в одной руке диктофон, а в другой — флэш-карту, с удивлением смотрел на Артёма.

— Давай сюда, — Артём забрал у него диктофон и карту. Посмотрел на Агласова. Спросил: — Вы не хотите ничего сказать?

— Удивляюсь вашей наглости, — спокойно ответил профессор. — Давайте вашу карту, послушаем, что на ней есть.

Артём молча протянул ему диктофон и карточку. Секунду Агласов держал карту в руках. Потом, усмехнувшись, вставил в гнездо диктофона, нажал на воспроизведение и презрительно отодвинул диктофон по столу к Артёму.

Огонек на диктофоне тлел зеленым, но ничего слышно не было.

— Значит, вы все-таки уничтожили карту, — сказал Артём.

— Молодой человек, — холодно произнес Агласов. — Вы ввалились ко мне с нелепейшими обвинениями, а теперь еще и разыгрываете комедию с фальшивой флэш-картой. Ах, как удачно она нашлась! Очевидно, в вашем понимании я должен был разрыдаться или попытаться ее сломать? Так вот, прежде чем я позвоню в полицию и расскажу о вашем возмутительном шантаже…

— Здравствуй, незнакомец… — очень тихо донеслось из диктофона. — Меня зовут Иван Петренко. Я — твоя следующая жизненная инкарнация…

У Агласова отвисла челюсть. Но и Артём оцепенел — и когда профессор перегнулся через стол, хватая диктофон, он не успел ему помешать.

Успел Киреев. Прыгнул к столу, схватил диктофон, вырвал, выкрутил из рук профессора. Агласов и впрямь был крепок, но в данном случае молодость победила.

— Сука! — завопил Агласов. — Сука, Ванька, ты сука!

Он вскочил из-за стола, нелепо размахивая руками, беззвучно глотая воздух, мгновенно превращаясь из солидного и крепкого еще старика-профессора в того, кем и был на самом деле — дряхлого, трясущегося от страха и ненависти убийцу.

А голос в диктофоне уже неуловимо изменился — так бывает всегда, когда устами человека начинает говорить его прошлое жизненное воплощение:

— Меня зовут Леонид Балашов. Я родился восемнадцатого июня одна тысяча девятьсот тридцать второго года. Я погиб третьего декабря одна тысяча девятьсот семьдесят третьего года. При жизни я заведовал факультетом газодинамики в Высшем Техническом Училище имени Баумана. Прежде всего я хотел бы рассказать об обстоятельствах своей смерти. Проводился любопытный эксперимент, теоретически способный привести к созданию сверхмощных боеприпасов объемного взрыва. Присутствовала большая часть преподавательского состава и несколько студентов. Видимо, только я заметил, что находившийся за пультом управления Петр Валентинович Агласов, старший научный сотрудник нашего факультета, подает слишком большое количество смеси в испытательную камеру. Я несколько раз спросил через переговорник, что именно он делает, затем подошел к бронестеклу и постучал по нему, пытаясь привлечь внимание Агласова. Однако он встал из-за пульта и быстро покинул пультовое помещение. Герметичная дверь из лаборатории взрывотехники была закрыта и, видимо, заблокирована снаружи. Больше я ничего не помню. Теперь, что касается моих личных дел…

Артём нажал кнопку, выключая диктофон. Сказал:

— Захар, позвоните, пожалуйста, в полицию. В отдел особо тяжких. Объясните в двух словах ситуацию…

Профессор Агласов медленно сел в свое кресло. Схватил какой-то документ, положил перед собой, уставился в бумагу. Рявкнул — точнее, попробовал повысить голос, но тот сорвался на писк:

— Вон! Вон, не мешайте работать!

— Работайте, а мы подождем полицию, — сказал Артём.

Агласов медленно поднял голову. Спросил:

— Он скопировал карту?

— Иван все-таки был ученый, — ответил Артём. — Честно говоря, я действительно собирался вас спровоцировать. Но Иван относился к своим действиям как к эксперименту. Он сдублировал оборудование. Взял второй диктофон из кабинета заведующей кафедрой и поставил его на запись. А потом отнес на место… Я ответил на ваш вопрос. Может быть, и вы, Петр Валентинович, скажете, что же произошло в семьдесят третьем году? Чем вам не угодили коллеги?

— Вы никогда не работали в научной среде, молодой человек, — Агласов горько улыбнулся. — Вы не знаете, что это такое, когда вас зажимает свора самозваных мэтров, когда не дают хода разработкам, имеющим огромное народнохозяйственное значение! Они считали, что я не прав, что повышение мощности взрыва невозможно. А я доказал, что не правы они! Понимаете? Я всего лишь доказал свою правоту!

Агласов опустил голову. Взял ручку и принялся что-то отмечать в документе.

Он занимался этим и через четверть часа, когда в кабинет вошли Денис Крылов и два оперативника с тетанайзерами.

Артём молча включил диктофон на воспроизведение. Когда запись прокрутилась до конца, Агласов встал и, не говоря ни слова, двинулся прочь из кабинета. Крылов остановил его в дверях, и дальше профессор шел уже в сопровождении конвоя.

Никто так и не заговорил.

Прежде чем уйти, Артём не удержался и заглянул в лежавший на столе документ. Это была докладная записка о приобретении нового оборудования. Каждая заглавная буква в документе была аккуратно подчеркнута.

Возможно, психоаналитика это навело бы на интересные предположения о характере Петра Валентиновича Агласова. Но Артём Камалов предпочитал не искать смысла там, где его не было и нет. Поэтому он пожал плечами и пошел допивать технический спирт вместе с Захаром Киреевым.

Эпилог

У Татьяны он появился уже поздно вечером. Коротко рассказал о проведенном расследовании и вручил официальный счет за услуги. Татьяна рассеянно посмотрела на цифру, спросила: