Правила жестоких игр - Ефиминюк Марина Владимировна - Страница 26

В какой-то момент душевная боль, мучившая меня ежеминутно, соединилась с физической, и мне показалось, что наступил конец. Я долго стремилась к нему в смятом в лепешку автомобиле и, похоже, наконец, добралась.

– Ты как? – Донесся до меня незнакомый голос, и оглянулась.

В нерешительности у раковины застыла одна из моих одногруппниц. В руках она держала мой рюкзак и тетрадь.

– Я тут собрала… пойдем в медпункт.

– Спасибо. – Позвоночник ныл, словно его закручивали жгутом, от рези в ребрах перекрывало дыхание. – Я сама.

Забрав у нее вещи, я тихо поплелась на первый этаж к медсестре, буквально волоча за собой рюкзак и еле передвигая ноги. Тело казалось искореженным и разбитым, словно меня скинули с обрыва на острые камни, а потом заставили резко подняться, бежать и не обращать внимания на увечья.

Филипп неожиданно вышел из лифта вместе с другими студентами. Он выглядел оглушительно красивым и чужим, у меня связало узлом все ноющие внутренности. Мы шли в толпе навстречу друг другу, сердце билось как сумасшедшее.

– Привет. – Он вежливо улыбнулся, ловко уступая дорогу, чтобы не толкнуть меня.

– Привет. – Бесцветно отозвалась я, проходя бочком в ручейке учеников.

И мы разминулись.

Интересно, сколько коротких незначительных встреч может выдержать человек, для которого такие столкновения являются центром личной вселенной?

Зайдя в медпункт, я буквально рухнула на стул у двери, стараясь сдержать рвущиеся рыдания, и одинокая подленькая слеза пробежала до подбородка. Приказав себе собраться, я вошла в кабинет, где за большим столом восседала женщина в белом халате, а в шкафах стояли сотни историй болезней студентов, порученных местному доктору.

– На что жалуемся? – Медсестра не отрывалась от изучения чьей-то медицинской карты, словно он представлялся ей увлекательнейшим детективом.

– У меня открылось кровотечение. – За словами тут же перехватило дыхание, и я закашлялась, на ладони остались капли крови.

Женщина тут же метнула на меня быстрый взгляд и слегка побледнела, открыв рот.

– Я так ужасно выгляжу? – Смутилась я.

– Нет. Нет. – Она вскочила со стула, словно в ягодицу ей резко вонзилась пружина. – Давай посмотрим. Снимай футболку.

Я послушно стянула с себя одежду, представив взору кудесницы худенькое бледное тело с веснушчатыми руками и плечами. Медсестра издала непонятный звук и уселась на кушетку, вытаращившись из-за больших очков.

– Тебя избили? – Тихо поинтересовалась она, едва шевеля языком.

– Нет. – Недоуменно пробормотала я, и обомлела.

На ребрах темнели два темно-бордовых синяка, зеркало продемонстрировало почти черные следы на лопатке и боку, где болело особенно сильно.

– Вы не против, если я позвоню? – Пробормотала я и трясущимися от страха руками вытащила из рюкзака телефон.

К счастью, родители вернулись из командировки еще утром, довольные и жизнерадостные, и, поднабравшись опыта у коллег, уже снова мучили пациентов в лечебнице. В трубке мобильного долго не отвечали, потом за маму прогудел папаша:

– Але? Как дела, милая?

– Папа! – Я услышала в своем голосе истерику. – Мне очень срочно нужно к хирургу.

Последовала пауза, отец собирался с мыслями, вероятно, представляя мои переломанные руки и ноги.

– Ты упала? – Осторожно поинтересовался он.

– Не совсем. – Я кашлянула и покосилась на медсестру, та впилась взглядом в сочный синяк на ребрах.

– Я сейчас позвоню в институт Склифосовского. Ты сама сможешь добраться?

– Наверное. – Ответ прозвучал неуверенно.

– Понятно. Если сумеешь пережить поездку в машине, то я заберу тебя.

– Нет. Лучше на метро. Приезжай сразу в больницу. Хорошо?

Тот неопределенно промычал, явно недовольный моей настырностью.

– Хорошо, если через полчаса тебя не будет, вызовем МЧС и разберем метро по кирпичам. Если что, сразу звони. – Сдался отец.

– Ладно. – Я отключилась и быстро натянула на себя футболку.

От внезапной мысли меня бросило в жар – похоже, именно так должно было выглядеть мое тело сразу после аварии!

Ужас укутал покрывалом, демоны бешено танцевали и хохотали, от радости потирая руки. Я едва тащилась по коридору к выходу из корпуса, а перед глазами темнело. На улице от прохлады, пахнувшей опавшими листьями и осенними цветами, меня замутило. Кажется, я пошатнулась, едва не упав, когда под локоть меня придержала сильная рука.

– С тобой все в порядке? – Донесся через звон в ушах глубокий бархатный голос Филиппа.

– Нормально. – Я зло вырвалась, даже не подняв головы. От одного его прикосновения умирающие внутренности сжались в судороге, доставляя еще большую боль. Он хмыкнул и быстро спустился по лестнице, представлявшейся мне бесконечной непреодолимой преградой. Я позволила себе с тоской проследить за его удалявшейся спиной, в конце концов, скрывшейся за толпой студентов. Непрошенные слезы застили глаза и перекрыли дыхание.

– Саша! – Ниоткуда передо мной вырос Пашка с очередным букетом в руках и беспокойством на круглой физиономии. – Ты не появлялась несколько дней, я… Что с тобой? – Испуганно выдохнул он, когда я буквально упала в его объятия.

– Проводишь меня? – Шепотом попросила я.

Приятель недоуменно кивнул и, обняв за плечи, помог спуститься. Когда мы переходили дорогу, то черный спортивный Ауди, злобно взвыв, пролетел мимо нас, окатив из грязной лужи, что мы едва успели отскочить.

– Вот подлец! – В сердцах буркнул Паша, пытаясь отряхнуть испорченные брюки.

– Еще какой. – Угрюмо подтвердила я, на настоящую злость сил не осталось.

Дорога до больницы вымотала, и с взволнованными родителями я встретилась уже в предобморочном состоянии. Вместе с хирургом, закадычным приятелем отца, они с изумлением разглядывали мои синяки, ощупывали ноющие суставы, и изучали снимки. Пашка сидел в больничном коридоре, спрятав скрещенные ноги под стулом, и переживал, кажется, больше всех. В отчаянье он подарил медсестре предназначенный для меня букет, уже порядком потрепанный, надеясь узнать новости, но так и не получил ответа.

Когда меня выгнали из кабинета, то я буквально рухнула на сиденье рядом с ним, привалившись спиной к стене. В длинном широком коридоре, выкрашенном голубой краской, разносились легкие шаги нянечек, похожих на призраки в белых халатах и косынках. Пахло медицинским спиртом и дезинфицирующим средством, холодный сквозняк заставлял съеживаться.

– Ты как? – Пашка схватил меня за ледяную руку, от бессилия приятель дергался.

– Лучше. – Призналась я, тяжело вздохнув, и раскашлялась. На ладони снова остались капли крови. Как ни странно, боль почти ушла, словно законсервировавшись где-то внутри позвоночника.

Из-за неплотно закрытой двери до нас донесся голос доктора, объяснявшего моим родителям страшные вести:

– Правдивых варианта три: Александра или попала в новую аварию, о чем промолчала.

– Не возможно. – Перебила мама, опровергая; она явно старалась сдержать слезы. – Шурочка не подходит к автомобилям даже на пушечный выстрел.

– Вариант второй – ее избили. – Прозвучали скупые слова, и мама судорожно охнула. – Константин, Верочка, вы сами все видите. Три ребра треснуты, почка отбита. – Он запнулся. – Легкое. Стоит признать, что травмам не первый день. Вам надо поговорить с Сашей, если ее избил приятель, то она напрасно скрывает от вас двоих правду. – Продолжал доктор. – После подобного люди бывает и умирают.

Пашка уставился на меня округлившимися глазами, его губы сложились в кривую горестную линию. Застонав, приятель поставил локти на колени и спрятал лицо в ладонях.

Я неловко кашлянула и, поднявшись, прошлась по коридору.

– И последняя версия. – Продолжал доктор, выдавая варианты один глупее другого. – Саша пыталась покончить с собой. В этом случае, ей сильно повезло.

Мама сдавлено всхлипнула после его слов.

Лично у меня, проснувшейся с утра здоровой, не скажу счастливой, появилось единственное объяснение: злая фея (или кто он там?) Филипп Вестич по какой-то непонятной мне причине решил, что ему мало просто развлечься. Похоже, он хотел избавить мир от моего существования и наслал порчу, а может что-то еще магическое и без сомнения смертельное. Страшная догадка заставила волосы шевелиться на затылке, а ноющее сердце пропустить удар, чтобы неожиданно забиться ровно и холодно.